отечественная литература (ответы). Особенности древней русской литературы. Периодизация древней русской литературы. Особенности древней русской литературы

1. Особенности древней русской литературы. Периодизация древней русской литературы

• Рукописный характер = неточность воспроизведения
• Анонимность: ▬ не знаем имя автора, ▬ наличие имени автора и немного обрывочных сведений о нем, ▬ имя, биография известны. Учитывается современное представление об авторе (плагиат).
• Церковный характер литературы
• Историзм (точное следование историческим фактам)/объективность
• Этикетность (клишированность)

• Связь некоторого периода с историческими событиями: ▬ период возникновения литературы конец X в. – серед. XI в. ▬ XI в. – нач. XII в. (расцвет Киевской Руси), ▬ серед. XII в. – нач. XIII в. (феодальная раздробленность – татаро-монгольское нашествие). ▬ сер. XIII в. – кон. XIV в. (татаро-монголы). ▬ кон. XIV в. – кон. X в. (централизация русского государства). ▬ XIV в. ▬ (смута) XVII в.
• Господствующий литературный стиль – монументальный историзм/исторический монументализм
• Эмоционально-экспрессивный, кон. XIV – кон. XV в.
• Период второго монументализма/имперская риторика XI в.
• Переход к литературе нового времени XVII в.

2. Переводная литература Киевской Руси. Система жанров

Перенесенная из Византии на Русь христианская литературная культура не имела узконационального характера, так как сама Византия во многих отношениях была многонациональна.

Это было обусловлено центральным положением Византии среди стран тогдашнего мира между европейским Севером и Западом, азиатским Востоком и африканским Югом, в древнем центре цивилизации, созданной и развивавшейся здесь веками. Византия рассматривала себя как наследницу и представительницу мировой истории Рима, считала себя продолжательницей его мировой политики и имела претензию возглавить мировую историю. Она взяла на себя миссию христианизовать языческие народы мира; ее Василевс считал себя не только главой христиан, но и политическим повелителем христианизованных Византиею государств, в знак чего раздавал их владыкам чины императорского византийского двора. Такое положение вещей и состояние идей было причиною того, что византийская литература приобрела международное значение. Продвигая свою культуру к другим народам, Византия даже жертвовала в известной мере своим национальным элементом и допускала распространение христианства на родном языке христианизуемых ею национальностей. Она сама охотно принимала культурные элементы опекаемых ею национальностей, и подобно тому, как на ее территории пересекались важнейшие пути мировой торговли, в ее литературе осаждались разнообразные сюжеты и литературные формы Запада и Востока, Севера и Юга. Благодаря этому, путем византийской книжности к «новопросвещенным» народам проникали литературные произведения не узконационального, а мирового характера, которые и в действительности заслужили мировое распространение.

Вот почему переводная литература Киевской Руси, полученная от Византии, оказалась почти тождественной с литературой других молодых народов европейского средневековья. Различие скорее сказалось в характере освоения занесенной литературы, а не в ее отборе. И даже самое освоение, отличающее Запад от Востока, в главных линиях шло по общему пути. Конечно, не удивительно, если на Западе и Востоке

средневековой Европы имеется один и тот же подбор переводных книг, являющихся основой христианской религии. Но, кроме этого, общими оказываются почти все книги, оформляющие церковный культ, все жанры книг, относящихся к церковности. Переводная библиотека богословов, толкователей и проповедников, агиографов и историков, близких к церковности, на Западе и Востоке Европы весьма родственна. Одни и те же церковные новеллы, ортодоксальные и апокрифические, циркулировали по всей Европе. Одни и те же образы Физиологов и Бестиариев усваивались на всем ее пространстве: феникс, саламандра, эхин и т. п. Наблюдается сходство и между произведениями нецерковного назначения; например, Троянские деяния и повествование об Александре Македонском одинаково были распространены по Западу и Востоку. Конечно, большинство общих переводных произведений отличаются по редакции, но все отличаются по языку. Затем, и место их исхода и пути прохождения на Запад и Восток были различны.

Большинство оригиналов переводной литературы Киевской Руси принадлежит Византии, но не относится к какой-либо одной эпохе и далеко не совпадает по времени с моментом появления их переводов в Киевской Руси. Большая часть византийской книжности была здесь получена в югославянском, болгарском переводе, меньшая переведена русскими.

Итак, в значительной степени переводная литература Киевской Руси образовалась в зависимости от истории византийской и болгарской литератур и от обстоятельств, сопровождавших переход принадлежащих им книг на Русь.

Массовый поток этих книг начал приливать на Русь в связи с перенесением сюда византийского христианства как государственной религии. Но для освоения этой религии русскими греческий язык ее книг представлял большие трудности. И даже если в X в. встречались на Руси знающие по-гречески, едва ли они были настолько опытны в литературной речи, чтобы срочно перевести необходимые тексты, притом сложного содержания и специальной терминологии. Пришлось прибегнуть к инославянскому посредству. Таким посредником послужили болгарские славяне, принявшие христианство за сто с лишним лет до русских и, держась византийского церковного обряда, успевшие разработать литературно язык для переводов книг. Начало литературному славянскому языку было положено знаменитыми греческими миссионерами в Моравии Константином-Кириллом и Мефодием, сделавшими переводы на славянский язык основных книг христианского вероучения, церковных правил и некоторых житий. Часть учеников и сотрудников Мефодия, бежавших после его смерти в Болгарию, продолжали в ней переводческую деятельность, которая особенно расцвела при царе болгарском Симеоне (893—927). Человек хорошо образованный, вполне владевший сам греческим языком, Симеон собрал около себя кружок переводчиков, во главе которого стоял, повидимому, Иоанн экзарх болгарский, священник, наместник епископа в Восточной Болгарии. Переводчики работали в разных краях Болгарской земли, поэтому лексика и синтаксис в их трудах очень разнообразны. Одни были греки, усвоившие славянский язык, как Иоанн экзарх и Константин, епископ болгарский, другие — славяне, прошедшие греческую школу.

К концу X в. в Болгарии образовалась огромная серия переводов церковной литературы Византии, начиная с тех греческих авторов, которые учились еще в античных школах. Эта литература отразила главнейшие перипетии византийского творчества в деле создания государственной церкви. Прежде всего следует упомянуть, что в Болгарии были проредактированы переводы так называемого «священного писания», восходящие к деятельности Мефодия, и некоторые книги писания переведены вновь. Для лучшего понимания этих основных книг вероучения были переведены их «толкования», к числу которых относится и Шестоднев, обширный трактат, объясняющий рассказ ветхозаветной книги Бытия о шести днях творения мира и наполненный сведениями по астрономии, космо- и географии и этнографии и т. п. Один из Шестодневов, перешедший на Русь, является собственно переработкой Иоанна экзарха. Эти толкования миротворения не лишены поэзии и этой своей особенностью отразились и на русских произведениях XI—XII вв. (например Поучение Владимира Мономаха). От книг «священного писания», полученных из Болгарии, идет русское Остромирово евангелие, переписанное с восточно-болгарского оригинала дьяконом Григорием с помощниками в Киеве в 1056—1057 гг. для новгородского посадника Остромира. Болгарский же перевод толкований на книги шестнадцати ветхозаветных пророков был переписан для новгородского князя Владимира Ярославича попом Упирем Лихим в 1047 г.

Многочисленные церковные песнопения, какие были в употреблении в византийской церкви, были переведены в Болгарии почти все и получены на Руси вместе с тем структурным оформлением, в которое они входили.

Переведены были византийские «отцы и учители церкви», выдающиеся богословы и проповедники, теоретики аскетизма и учители монашества, апологеты «правоверной» церкви против ересей. Иоанном экзархом переведена была книга Иоанна Дамаскина, содержащая целую богословскую систему. На Руси этот болгарский перевод Дамаскина был известен уже в начале XII в. под названием Уверие или Слово о правой вере (цитируется в житии Бориса и Глеба). Собрание проповедей — слов — красноречивого ученика античной школы Иоанна, константинопольского патриарха, прозванного «Златоустом», появилось в болгарском переводе при царе Симеоне, под названием Златоструй. Пролог к этой книге посвящен прославлению Симеона, как испытавшего все книги божественного писания, ветхие и новые, внешние и внутренние, и уразумевшего всех учителей нравы, обычаи и мудрость. Для того же Симеона был переведен с греческого сборник статей разного содержания, церковного, исторического, поучительного, толковательного, литературного, который был затем переписан на Руси для киевского князя в 1073 г. (так называемый Изборник Святослава). Здесь находится еще более пышная похвала дарю Симеону, который сравнивается с Птоломеем «не по вере, но по страсти к книгам», которыми он свои палаты наполнил. Ученик Мефодия, Климент, епископ словенский, перевел собрание греческих слов, прославляющих праздники и святых, известное под именем Торжественника, который также рано распространился на Руси.

Византийская церковь изобиловала житиями святых, существовавшими и отдельно и в сборниках определенного состава, где жития были расположены по месяцам и дням целого года. Наиболее обширный из таких сборников назывался Минеей. В кружке Симеона Минея была, повидимому, переведена полностью, но от Киевской Руси сохранилось только своеобразное извлечение из нее, дополненное русскими статьями, так называемый Успенский сборник XII в. (с житиями Бориса и Глеба и Феодосия Печерского). На Руси были известны и жития, переведенные в Болгарии отдельно или ходившие там в отдельности. Из них, например, Житие Василия Нового (ум. в 944 г.) отразилось в русской летописи.

Греки владели еще обширными сборниками мелких рассказов-новелл из жизни святых, главным образом аскетов, отшельников малоазийских, египетских и италийских пустынь, называвшимися патериками. Из этих патериков было переведено в Болгарии не менее трех. Следы переводных патериков сказались, например, на творчестве книжников Киево-Печерского монастыря, участвовавших и в составлении русской летописи.

Многие виды церковной книжности заполнялись в Византии содержанием, оппозиционным канонической, господствующей церкви. В формах Ветхого завета и Нового, — Евангелия, Апостола, житий святых и т. д., — сектанты и «еретики» составляли произведения, схожие по темам с каноническими. Эти произведения — «апокрифы», главным образом малоазийского происхождения, заходили и в Болгарию, здесь переводились и проникли в болгарских переводах на Русь. Отзвуки апокрифического Первоевангелия Иакова находятся, например, в житии Бориса и Глеба и в поучениях Кирилла Туровского на евангельскую притчу о расслабленном, а образами Заветов 12 патриархов пользовался Владимир Мономах. От Болгарии Киевская Русь унаследовала и перечни (индексы) книг «истинных» и «ложных» (апокрифов), составлявшиеся в канцелярии пап и патриархов.

Из собственно исторических сочинений Византии в Болгарии были переведены преимущественно сочинения по всеобщей истории, где византийская занимает почетное место в мировом историческом потоке, начинающемся историей евреев, как «избранного» божеством народа. Были переведены и некоторые истории христианской церкви. Часть этих переводов появилась на Руси не позднее XI—XII вв. и, например, хроники Георгия Амартола и Иоанна Малалы были использованы русской летописью, равно как и хронологический перечень событий патриарха Никифора «Летописец вскоре».

Можно предположить, что в X в. Болгария заимствовала из Византии главным образом церковную или оцерковленную литературу, накопившуюся ко времени христианизации Болгарии, в конце IX — начале X в. Эта книжность отражает несколько эпох литературной истории Византии: период VI и VII вв., переходный от античного направления к христианско-средневековому; период с VIII до половины IX в., ознаменованный ожесточенной борьбой за иконопочитание и расцветом монашества, сопровождавшийся снижением образованности, и, наконец, период литературного возрождения, когда, однако, античный стиль выродился в риторику. Эта литературная разновидность, в соединении с моментом и целями приобщения Болгарии к византийской культуре, сказалась в переводной болгарской книжности и в самостоятельном творчестве болгарских писателей X в., сказалась и на заимствованиях Руси из Болгарии. Христианизация Руси сопровождалась, повидимому, еще большей разборчивостью в литературном заимствовании у Болгар, чем болгарское заимствование у Византии. Эта разборчивость получилась как результат доминирования собственно церковных интересов правительственных христианизаторов Руси. Но если в эту эпоху Русь не отобрала из Болгарии образцы светской литературы, которые проникали-таки в Болгарию из Византии, все же русские получили некоторый отзвук античности, хотя бы и через оцерковленную форму византийско-болгарской книжности.

Нельзя, конечно, утверждать, что инославянская книжность получалась в Киевской Руси исключительно от Болгарии. В IX, X и даже частью в XI вв. не произошло еще окончательного раскола, «разделения», византийской и римской церквей, случались только временные разрывы в мирном их сосуществовании и соперничество в христианизации народов. Можно сказать, что ни одно из государств со славянским населением не избежало этого соперничества, не исключая и Руси. Хотя римская церковь и стремилась к передаче своего обряда славянам на латинском языке, но при необходимости терпела богослужение и на национальных языках, всегда, однако, пользуясь случаем прекратить это послабление. Византия, наоборот, проводила свое вероучение к славянам на их собственном или похожем славянском языке и поддерживала славянское богослужение. Так было в Моравии и Чехии, в Венгрии, полной мораво-чешских славян, в Польше, испытавшей влияние мораво-чешской культуры, в Хорватии, Сербии и в Болгарии. Следы церковных текстов западнославянского происхождения сказываются в русской книжности Киевской Руси, имевшей торговые и династические связи с такими соседями, как чехи, поляки и венгры. Но таких памятников в русской переписке дошло весьма незначительное количество, и если находятся кое-какие отражения их в русской летописи или в русской агиографии (ссылка Нестора на житие Вячеслава чешского), то это случилось не в период утверждения христианства на Руси, как государственной религии, а в конце XI или в XII в.

Безусловное преимущество именно болгарского участия в создании начальной русской книжности подтверждается ее языком и письмом, которое приняло и устойчиво сохранило болгарскую графику и орфографию. Если авторитетные свидетельства говорят, что азбуку для славян изобрел в 863 г. Константин-Кирилл, греческий миссионер, солунский уроженец, хорошо знавший южнославянский язык населения Солунской области, то приходится считаться с наличностью в славянской книжности не одной, а двух азбук, из которых одна в первой половине XI в. называлась на Руси «куриловицей« (т. е. «кириллицей»), а другая носила имя «глаголицы», сохранившееся в обиходе хорватов в XIV в. Употребление термина «кириллица» в русском свидетельстве XI в. осложняется тем, что под ним здесь разумелись глаголические начертания. Именно, новгородский поп Упирь Лихой благодарит бога за то, что он его сподобил «написати книги сия ис куриловице», а в книге-то местами есть буквы и целые слова глаголического начертания, как бы оставшиеся от глаголического оригинала, «из которого» исходила переписка Упиря Лихого на иной алфавит. Но как бы то ни было, традицией установлено имя «кириллицы» за славянской, всем известной азбукой церковных книг, представляющей собою явное приспособление греческого уставного торжественного почерка. Что же касается «глаголицы», то так называлась славянская азбука, происходящая, повидимому, из начертаний греческойскорописи. Место употребления глаголицы ведет нас в Моравию, Хорватию и в Западную Сербию; территорией преимущественного бытования кириллицы является Болгария и Русь. Заслуживает, однако, внимания то обстоятельство, что в древнейших русских написаниях на общем фоне кириллицы изредка встречаются буквы и отдельные слова, писанные глаголицей. Так, кроме списка Упиря Лихого, двух псалтирей XI—XII вв. и экземпляра Слов Григория Богослова XI в., глаголические начертания нацарапаны в XI—XII в. среди кирилловских на сырой еще штукатурке новгородского Софийского собора.

Не лишен значения вопрос, каким путем Киевская Русь получала болгарские книги и когда кончился массовый их поток на Русь. Есть мнение, что об этом вначале озаботилась Византия, доставляя славянские книги, необходимые для новой русской церкви, из своих центральных рынков. Но нет, кажется, необходимости отрицать и непосредственные русские отношения по этому поводу с Болгарией царя Самуила (ум. 1014 г.), после которого Болгарское царство обратилось в Византийскую провинцию. Массовый поток болгарских книг, начавшийся в конце X в., разросся в первой половине XI, во время интенсивной книжной деятельности Ярослава Владимировича, великого князя киевского, и закончился при его сыновьях.

Изучая литературный язык югославянских переводов церковных книг, русские организовали по этому образцу и свою речь как для самостоятельного перевода, так и для сочинительства. Русские таким образом воспользовались уже выработанной у южных славян терминологией, охватывающей существа, вещи и понятия, частью еще незнакомые и ненадуманные дотоле некнижной Русью, воспользовались не только готовой лексикой, но и морфологией, фразеологией и синтаксисом, разработанным у болгарских переводчиков соответственно греческим оригиналам. Конечно, русские переводчики не во всем рабски следовали лингвистическим и литературным приемам болгарских образцов, пробовали следовать строю своего живого языка, но тем не менее русская переводная речь оказалась столь зависимой от книжной болгарской, что отличить русский перевод от болгарского представляет немалую трудность. По отношению к ряду переводных памятников исследователи до сих пор не согласны в отнесении переводческой работы к южнославянской или русской национальности. Вопрос о национальном приурочении перевода осложняется возможностью редактирования югославянского текста русским книжником и, наоборот, или совместным участием в переводе болгарского и русского славянина. Например, по убеждению большинства ученых, хроника Георгия Амартола была переведена у болгар, но редактирована русским; также редактированы некоторые чудеса в житии Николая. Сокращенная греческая «Кормчая» (собрание церковных канонов с толкованием), переведенная с греческого русским монахом в XII—XIII в., была переведена на сербский сыном великого жупана Сербии, Саввою. Греческий сборник кратких житий святых, названный в переводе Прологом, был переведен в XII в. болгарином и русским вместе. Совместная работа славян разных национальностей могла быть осуществляема и осуществлялась в стенах разноплеменных монастырей Византии, в особенности на Афоне, который издавна представлял собою объединение греческих, славянских и восточных монастырей, обладавшее своеобразной политической независимостью. С конца XI в. здесь основался и русский монастырь, повидимому поддерживаемый русским правительством.

Под 6545 (1037) г. — годом заложения в Киеве «церкви св. Софии, митрополии» — Повесть временных лет характеризует просветительную деятельность Ярослава Владимировича: «И бе Ярослав любя церковьныя уставы... и книгам прилежа, и почитая я часто в нощи и в дьне. И собьра письце многы, и прекладаше с ними от грьчьска на словеньское письмо; и списаша книгы многы, имиже поучающеся верьнии людие наслажаються учения божественаго. Якоже бо се некто землю разореть, другыи же насееть, ини же пожинають и ядять пищю бескудьну, тако и сь: отець бо сего Володимер землю взора и умякчи, рекше крещениемь просветив; сь же насея книжьными словесы сердьца верьных людии, а мы пожинаем, учение приемлюще книжьное». Тут идет дифирамб книгам: «Ярослав же сь... любим бе книгам, и многы списав, положи в святеи Софии, юже съзьда сам». Если это восхваление Ярослава и носит на себе следы панегирика книголюбцу болгарскому царю Симеону, то само приурочение книжного расцвета на Руси ко времени учреждения митрополии при киевском храме Софии (1037) весьма знаменательно и вероподобно.

Кружок книжников, собранный Ярославом, мог действительно произвести «книгы многы», но было ли среди них много русских переводов, решить трудно. Таких переводов от Киевской Руси дошло не более четырех десятков, но ни одного из них нельзя уверенно отнести к первой половине XI в. Раннейшими допустимо считать русские переводы трех сочинений, связанных с деятельностью законодателя византийского монашества, Федора, игумена Студийского монастыря в Константинополе (VIII—IX вв.), именно его устав, поучения и житие. Устав Студийский был переведен в 70-х годах XI в. по заказу первого Киево-Печерского игумена Феодосия (ум. 1074 г.), собственные проповеди которого составлены под сильным влиянием поучений Феодора Студита.

К концу XI — началу XII в. возможно отнести русскую редакцию хроники Амартола по греческому оригиналу и русские переводы Истории Иудейской войны Иосифа Флавия и Христианской топографии Космы Индикоплова, житий Андрея Юродивого и Стефана епископа Сурожского, некоторых житийных статей о Николае Мирликийском, Георгии и Косме с Дамианом. Не с греческого, а с сирийского в XI—XII в. переведена была на Руси Повесть об Акире Премудром. К XII в. относятся русские переводы толкований (палеи) на библейские книги Никиты Ираклийского, апокрифов о Моисее, Соломоне и Афродитиане, а также повестей об Александре Македонском и Дигенисе-Девгении. К тому же веку относится и перевод Пролога, сделанный совместно русским и болгарином. Вероятно, русскими же переводились и сочинения русских митрополитов греков XI—XII вв.

Если границы Киевского периода литературы продолжить в первую половину XIII в., что совершенно допустимо, то придется упомянуть сборник изречений — Пчелу, Сказание о создании св. Софии Цареградской и один из видов Физиолога, как русские переводы этого времени. Кроме того, до монгольского опустошения была на Руси создана из прежних болгарских и русских переводов своеобразная историческая энциклопедия — компилятивный хронограф.

Русские переводы XI—XIII вв., конечно, не все были сделаны в Киеве или Чернигове. Нельзя, например, обойти Галицко-Волынскую область, давшую образцы искусного повествования в конце XI в. К работе книжников этой области возможно отнести перевод Девгениева Деяния и Пчелы и составление компилятивного хронографа.

Для установления общих руководящих линий отбора памятников, подлежавших переводу в Киевской Руси, нет пока достаточных оснований. Такому установлению препятствует прежде всего неполнота дошедшей переводной книжности, большая часть которой погибла от княжеских усобиц, от опустошений половцев и от монгольского нашествия, а также от отхода южных и западных областей к Литовско-Польскому государству.

Система жанров:

Светские

• Летопись – рассказывает выборочно о конкретном моменте
• Историческая повесть – цельный рассказ о некотором событии. Включает черты: византийской повести (развлекат. характер), летописи. Черты повести: повествует о законченном событии. Строится по хронологическому принципу. Имеет: завязку, развитие, кульминацию, развязку.

Церковные

• Ораторские жанры погибают

• Жития – святых и князей (житие Александра невского)
• Хождения (сократилось количество)

3. Древнейшее летописание. Повесть временных лет

Через всю русскую литературу проходит центральная тема - тема русской земли и её исторических судеб. Уже в первых древнерусских произведениях звучит идея патриотизма, гордости за свою родную землю, её могущество, политическую и религиозную независимость.

После принятия христианства на Руси появилась разнообразная переводная литература: хроники, исторические повести, торжественные слова, поучения. Но было бы неверно думать, что именно переводная литература стала основой древнерусской литературы, образцом для древнерусских писателей. Огромное влияние оказали на неё богатые традиции устного народного творчества. Когда появилась письменность, русские книжники стали записывать все важнейшие события своего времени. Так возник один из первых жанров русской литературы - летопись. Летописи - русские исторические произведения, в которых повествование велось по годам.

Величайшим историческим и литературным памятником древней Руси стала «Повесть временных лет», написанная в 1113 году монахом Киево-Печерского монастыря Нестором...

Демократическая сатирическая повесть воплотила в себе основные противоречия, взлеты и падения своего сложного переломного времени, всю его многокрасочность, все его выражающее многообразие. Ее безымянные авторы сумели глубоко проникнуть в существо русской  действительности, увидеть и оценить в ней как положительные, так и отрицательные стороны. Они не подымаются до сознательного антифеодального протеста, не дают  примеров антирелигиозной сатиры, однако и без этого их обличения острый и поражают меткостью и силой.

Их излюбленные объекты - феодальный суд, церковь и развратное духовенство царский кабак, несправедливость и социальная неравенства. Они видят и находят новые способы их осмеяния, наиболее  смешные и болезненные,  полностью отказавшись от старых методов показа действительности. Новые демократические авторы нашли новые средства художественной выразительности, обогатили литературу новыми приемами. Сатирические повести помогли сломать господство старых жанров, недаром одним из важнейших видов сатирической повести являлась пародия.

Темы наиболее значительных сатир 17 в. затрагивают важные стороны феодального  - крепостнического строя. Пристрастность судопроизводства, находившегося в руках взяточников-судей, тяжбы феодалов обращали на себя внимание публицистики уже в 16 в.

“Повесть о Шемякином суде” - одна из типичных сатирических повестей 17в. “Шемякин суд”-это ходящее выражение, проишедшее от имени Дмитрия Шемяки, галического, потом московского князя, прославившегося неправосудием, так что само имя стало нарицательным.

Тема «Повести о Шемякином суде» - обличение произвола богатых и взяточничества судей.  Все откупаются от бедняка богатыми подарками, а судья, представленный глупым и жадным, но трусливым, благодарит бога, что судил в пользу бедного. Это наказание всех, кто пытался изобразить  несчастные случайности как преступление бедняка.

Смеховая культура древней Руси

Русское искусство в средневековье определялось христианским мировоззрением. Еще в языческое время на Руси была развита архитектура, в основном древесная: долгое время славились наши «древодели».   Древняя Русь

Летописцы оставили нам свидетельство, того что до каменной новогородской Софии на месте Новгородского кремля располагался "тринадцатиглавый деревянный Софийский собор", возведённый новгородцами в конце Х в. Смеховая культура древней Руси У восточных славян, вполне возможно, были свои деревянные храмы и что они были многоголовыми. Многоглавие, таким образом, было исконно русской чертой зодчества, переняты вдальнейшем искусствоведами Киевской Руси. С христианством на Русь пришла крестово-купольная форма храмов, типичная для православных греко-восточных стран.

Крестово-купольный формы храмы, прямоугольные в плане, с 4 или более столбами, интерьер делится на продольные (по оси запад-восток) части - нефы (три, пять или более). Четыре центральных столба объединяются арками, которые поддерживают через паруса барабан купола. Пространство под куполом, благодаря окнам барабана, залито светом. Это центр храма. Алтарные помещения - апсиды располагаются на восточной стороне интерьера, обычно какими-то округлыми частями выступающие на внешней стороне; площадь в западной части обычно называют "притвором", "нартексом". В этой же части на втором ярусе размещены хоры, где были князь и его приближенные во время богослужения. Ячейки, которые примыкают к пространству под куполом, перекрыты сводами цилиндрической формы. Смеховая культура древней Руси . Все пространство в центре храма в плане образует крест, откуда и пошло название системы подобного храма крестово-купольный. В домонгольском храме отличительной чертой было разделение фасада вертикальными плоскими пиастрами (по-древнерусски - лопатками) на "прясла". Овальное завершение прясла называется "закомарой" (их форма определяется посводным покрытием). История искусства древней Руси. В интерьере Древней Руси использовалась роспись стен насыщенных ярких цветов (синего, зелёного, красного... - "расписной терем"), болдахины на кроватях, витражи на окнах, своды на потолках, израсцовые печи... Искусство Киевской Руси имело огромное значение для дальнейшего развития художественной культуры русского народа и братских народов - белорусского и украинского. Страсти – враги покоя, но без них на этом свете не было бы ни искусства, ни наук, и каждым дремал бы нагим на куче своего навоза.

17. «Житие» протопопа Аввакума как образец раннего автобиографического жанра. Образ автора. Аввакум – новатор в области языка и стиля

Житие протопопа Аввакума - это первое в отечественной литературе автобиографическое сочинение. Обычно жития пишутся после смерти святых подвижников на основании легенд и воспоминаний участников событий. Здесь же духовный вождь старообрядчества в качестве претендующего на соответствие церковным канонам Жития представил собственноручно написанные воспоминания о своей жизни. Текст был обнаружен в так называемом Пустозерском сборнике, где наряду с другими сочинениями старообрядцев находился и автограф Аввакума.

Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, имеет сложную творческую историю. Работе над жизнеописанием предшествовал долгий подготовительный этап. В 1664-1671 гг. Аввакумом создавались автобиографические записки, частично использованные в Житии, содержавшие свидетельства о борьбе старообрядцев за свои убеждения в годы церковных реформ.

Аввакум родился в 1620 году в Нижегородской земле. В 21 год он был рукоположен в священники и вскоре перебрался в Москву. Умный и страстный поборник правоверия вскоре попал в поле зрения царя и вошел в придворный кружок ревнителей благочестия, где обсуждались вопросы поднятия авторитета церкви, пошатнувшегося после Смутного времени. После начала Никоновских реформ в 1653 году Аввакум оказался во главе оппозиции и был сослан в Сибирь, где вся семья терпела жестокие испытания от бытовой неустроенности и притеснений. В 60-х гг. XVII века, после опалы Никона, царь возвращает Аввакума из ссылки, но после неудачной попытки сближения с опальным лидером раскольников следует новая ссылка на Русский Север (1664). Последний раз Аввакуму довелось быть в Москве, когда его доставили на Собор 1666-1667 годов, предавший старообрядство анафеме. Последовало возвращение в Пустозерск близ реки Печоры и заключение в земляную тюрьму. В 1682 году, после 12 лет мучений в земляной тюрьме, Аввакум и несколько его соратников были сожжены. Описанию страданий и испытаний, выпавших на долю Аввакума, и посвящено житие, написанное в невыносимых условиях заточения.

В биографической части Жития Аввакум пространно повествует о перипетиях нелегкой судьбы, выпавшей на его долю и на долю его семьи, рассказывает о различных этапах своей многотрудной жизни, живописует сложную обстановку религиозных противоречий в обществе того времени. Он создает выразительную галерею лиц разных сословий (от царя до крестьян), которые непосредственно соприкасались с автором на разных этапах его жизненного пути.Слово Аввакумапросто, лишено утонченных изысков, но при этом точно, правдиво и впечатляюще образно. Он широко использует народную речь даже в сюжетах, затрагивающих вопросы догматики. По ходу довольно пространного повествования он свободно варьирует приемы рассказа, внутреннего диалога, полемики.

Кроме Жития перу Аввакума принадлежат также и другие сочинения: Книга бесед, Книга толкований, челобитные царю, послания боярыне Морозовой и другим единомышленникам, разнообразные письма и записки - всего около 80 текстов.

18. Барокко в русской литературе XVII века. Творчество Симеона Полоцкого

Самуил Емельянович Петровский-Ситнианович (Симеон – имя, полученное им при пострижении в монахи) – первый профессиональный русский поэт и драматург, зачинатель сразу двух литературных родов в русской литературе и создатель первых образцов в области силлабической книжной поэзии и театра. Родился он в Полоцке и получил образование в Киево-Могилянской коллегии – тогда самом крупном центре православного гуманитарного и богословского образования. В 1656 г. он принял монашество и стал учителем в братском училище полоцкого Богоявленского монастыря. В июле того же года в Полоцк приехал московский государь Алексей Михайлович, и 12 отроков братской школы во главе с Симеоном Полоцким встретили его приветственными виршами, прославлявшими воссоединение Украины и Белоруссии с Россией. Так молодой учитель впервые обратил на себя внимание царя.

В январе 1660 г. Симеон прибыл в Москву в свите настоятеля Богоявленского монастыря. Его ученики прочитали "стиси краесогласные" (т. е. рифмованные стихи), воспевающие царскую семью. После возобновления в 1661 г. русско-польской войны и очередного взятия Полоцка поляками Симеон счел за благо окончательно переселиться в Москву, где обучал латинскому языку (а может быть и другим предметам) молодых подьячих Тайного приказа, с 1667 г. стал учителем наследника царевича Алексея, а позднее – царевича Федора.В Москве Симеон Полоцкий очень много писал. Как вспоминал его ученик и друг Сильвестр Медведев, "на всякий же день име залог писати в пол-десть по полтетради, а писание его бе зело мелко и уписисто". Писал он стихи, проповеди, много переводил с польского и латинского, пробовал писать для театра.

Вся литературная деятельность Симеона Полоцкого – он не без оснований придавал ей большое общественное значение – направлялась одним отчетливо выраженным стремлением: внести и свой вклад в дело русского просвещения. В этот период в различных слоях московской интеллигенции оживленно обсуждался казавшийся главным для дальнейшего общественного развития вопрос - "учиться ли нам полезнее грамматики, риторики или, не учася сим хитростем, в простоте Богу угождати, и котораго языка учитися нам, славянам, потребнее и полезнее – латинскао или греческаго". Симеон Полоцкий в этом споре безоговорочно примкнул к лагерю сторонников "грамматики" и латинского языка. Вопрос этот очень скоро перерос в другой – о путях дальнейшего развития русского просвещения.

Симеон считал чрезвычайно важной задачей развитие в Российском государстве школьного образования. Он считал, что надо строить училища, "стяжати" учителей, и даже составил свой проект устава Академии. По замыслу Симе-она, она должна была быть организована по типу Киево-Могилянской, но со значительно расширенной программой преподавания отдельных наук. Устав Симеона Полоцкого предусматривал изучение учащимися всего круга "свободных" наук, гражданских и духовных, начиная от грамматики и пиитики и заканчивая философией и богословием. Устав предусматривал также "учения правосудия духовного и мирского", т. е. церковного и гражданского права. В Академии должны были систематически преподаваться 4 языка: славянский, греческий, латинский и польский.

Не меньшее просветительское значение придавал Симеон Полоцкий и развитию в Русском государстве книгопечатания. В конце 1678 г. он с разрешения царя Федора Алексеевича организовал в Кремле типографию. Эта так называемая "верхняя", превосходно оборудованная типография находилась в полном и бесконтрольном его ведении; тогдашний патриарх московский  Иоаким сетовал на то, что Симеон "дерзал" печатать там книги даже без его, патриарха, благословения. К работе в "верхней" типографии Симеону удалось привлечь лучшие силы:  крупнейшего русского художника того времени Симона Ушакова, и лучшего мастера книжной гравюры Афанасия Трухменского.

Итак, как отмечают исследователи, в последней трети XVII в. в России складывается литературная община со всеми признаками корпоративности, нечто вроде писательского кружка, члены которого связаны друг с другом – приятельскими или служебными отношениями, враждой или дружбой, материально или профессионально. Именно в этом кружке выработался особый писательский тип, который господствовал в высокой русской словесности примерно в течение полувека. Основал эту общину Симеон Полоцкий, из его непосредственных учеников на литературном поприще особенно деятельно подвизался Сильвестр Медведев, видными членами корпорации должно считать Кариона Истомина, Мардария Хоникова, макарьевского архимандрита Тихона, позднее – Димитрия Ростовского и Стефана Яворского. Общая черта для всех членов писательской группы – принадлежность к монашеству. Оно не всегда было самоцелью, оно часто служило лишь средством. Сложившиеся в течение столетий законы литературного быта приводили человека, который посвятил себя литературе, за монастырские стены. Древняя Русь, как пишут историки литературы, в этом отношении не составляла исключения – таким же законам подчинялась и европейская писательская среда.

С творчеством Симеона Полоцкго обычно связывают вопрос о возникновении в русской литературе стиля барокко. Барокко как литературный стиль, как известно, определяется не только совокупностью формальных признаков, но и своей историко-культурной ролью, своим положением между Ренессансом и классицизмом. Поэтому главное отличие того стиля, который называют русским барокко, от западноевропейского заключается в том, что в России не было стадии Ренессанса. Если в европейских странах барокко пришло на смену Ренессансу и проявилось в частичном возвращении к средневековым принципам в стиле и мировоззрении, то русское барокко не возвращалось к средневековым традициям, а подхватило их и укрепилось на них. Поэтому выделяемые как отличительные признаки стиля барокко витиеватость, "плетение словес", любовь к контрастам, формальные увлечения, идея "суеты сует" всего существующего, хронологическая поучительность и многое другое – все это не "возродилось" в русской литературе XVII столетия, а явилось продолжением своих местных тра-диций.

Как писали исследователи русской литературы, барочная культура рус-ских силлабиков провинциальна, а всякий провинциализм может принимать ли-бо крайние формы, либо, напротив, формы облегчения. Московские поэты предпочитали уклоняться от крайностей, смягчать барочную мятежность и экзальтацию.

Стиль барокко как бы собирал и "коллекционировал" сюжеты и темы. Он был заинтересован в их разнообразии, замысловатости, но не в глубине изображения. Внутренняя жизнь человека интересовала писателя барокко только в ее внешних проявлениях. Быт и пейзаж присутствуют, но чистые и прибранные, по преимуществу богатые и узорчатые, многопредметные, как бы лишенные признаков времени и национальной принадлежности.Действительность изображается в произведениях барокко более разносторонне, чем в предшествующих средневековых торжественных и официальных стилях. Человек живописуется в своих связях со средой и бытом, с другими людьми, вступает с ними в "ансамблевые группы". В отличие от человека в других официальных стилях, "человек барокко" соизмерим читателю, но некоторые достижения, уже накопленные перед тем в русской литературе, в этом стиле утрачены. Движение вперед почти всегда связано с некоторыми невознаградимыми утратами, и эти утраты особенно часты тогда, когда литература обращается к чужому опыту.

Излюбленный прием барочных писателей – аллегория. В произведениях ощущается обостренное ощущение противоречивости мира, а с другой стороны – стремление воспроизвести жизненные явления в их динамике, текучести, переходах. Одна из любимых тем – тема непостоянства счастья, шаткости жизненных ценностей, всесилия рока и случая. На уровне стиля – повышенная экспрессивность и тяготеющая к патетике эмоциональность.Симеон принес в Россию новую, барочную концепцию писательского тру-да и старался ей следовать не только теоретически, но и практически, всем сво-им творчеством. Согласно этой концепции, писательский труд – это личный нравственный подвиг, подвиг творца: как Бог Словом сотворил мир, так и писатель творит художественный мир поэтическим словом. Таким образом, поэзия (и вообще литература) благословенна свыше и состоит в отождествлении Слова Божия и слова как первоэлемента словесности. Будучи невысокого мнения о древнерусской книжности, Симеон, человек европейски образованный, мыслил себя первым русским писателем, основоположником, творцом новой русской словесной культуры. Но он прекрасно понимал и то, что для нее нужны новые читатели, способные ее воспринять и оценить. Этим также объясняется его необыкновенная творческая активность. Стремясь воспитать таких читателей, Симеон буквально насыщал быт царского двора и столичной аристократии силлабическими виршами. В праздничные дни публично исполнялись его стихотворения в жанрах "декламации" и "диалога", причем чтецами выступали и сам автор, и специально обученные отроки. Публично исполнялись также "приветства" - панегирики. Симеон старался использовать каждый мало-мальски подходящий случай, когда казалось уместным произнести речь в стихах. Он сочинял такие речи и для себя, и для других – по заказу или в подарок. Они звучали на царских парадных обедах, в боярских хоромах и в церквах в дни храмовых праздников.

Симеон Полоцкий оставил после себя несколько десятков тысяч стихотворных строчек. Центральными его произведениями стали сборник панегирических "стихов на случай""Рифмологион",стихотворное переложение библейских псалмов "Псалтырь рифмотворная" и оставшийся рукописным огромный сборник"Вертоград многоцветный".

Симеон Полоцкий принес в русскую литературу силлабическую систему стихосложения, позаимствованную им из польской поэзии. Организующим принципом этой поэзии было равное количество слогов в рифмующихся строчках, что было органично для польского языка, имеющего фиксированное ударение на предпоследнем слоге. Из традиции польского силлабического стихотворства была позаимствована и женская рифма. То, что Симеон Полоцкий стремился как можно больше изъясняться стихами, само по себе также свидетельствовало о барочном характере его творчества: таким образом он стремился сделать литературное произведение странным, необычным, отличным от привычных речевых конструкций. Стихи Симеона Полоцкого отчетливо противостояли и прозе бытовой повседневности, и прозаической древнерусской литературной традиции. Именно эта вычурность, необычность силлабической поэтической системы стала осознаваться как недостаток реформаторами русского стиха в 30-х гг. XVIII в., когда эпоха барокко уже ушла в прошлое.

Центральное произведение Симеона Полоцкого – сборник"Вертоград многоцветный" (1677–1678). В соответствии с барочной концепцией творчества, сборник этот должен был одновременно и развлекать, и поучать читателя, т. е. он являлся одновременно и занимательным чтением и своеобразной энциклопедией. Такой замысел определил композиционное построение сборника: весь материал был распределен по тематическим рубрикам в алфавитном порядке названий. В содержательном, тематическом, жанровом и стилевом плане "Вертоград" характеризует прежде всего барочная пестрота. Перед читателем предстают исторические деятели прошлого: Цезарь, Август, Александр, Диоген, Карл Великий; экзотические животные, иногда вымышленные: птица-феникс, плачущий крокодил, страус, осмысляемые в аллегорической традиции древне-русских "физиологов", драгоценные камни, христианские символы, нравственные свойства и т. д. Справедливо замечание И.П. Еремина, говорившего о "Вертограде" как о "своеобразном музее", "на витринах которого... выставлено для обозрения все основное, что успел Симеон, библиофил и начетчик, любитель разных "раритетов" и "куриозов", собрать в течение своей жизни у себя в памяти".

В сборник вошли самые разнообразны в жанровом отношении ("подобия", "образы", "присловия", "толкования", "епитафии", "образов подписания", "повести", "увещания", "обличения") и в отношении объема (от коротеньких двустиший до громоздких "поэм" в несколько сот стихов каждая) произведения. Сравнительно большое место в составе сборника занимают стихотворения, посвященные общественно-политической проблематике. Сюда относится стихотворение "Гражданство", где Симеон Полоцкий устами ряда прославленных философов древности подробно характеризует все те основания человеческого гражданского общежития, которые "крепят государства, чинна и славна содеевают царства", говорит о гражданских добродетелях каждого человека, о необходимости правителям соблюдать установленные в стране законы, о труде как обязательной основе всякого благоустроенного общества и т. д.

Сюда же должен быть отнесен и обширный цикл стихотворений Симеона Полоцкого, назначение которых заключалось в том, чтобы наглядно показать читателю, что такое идеальный правитель и что такое правитель-тиран (слово "тиран" в этом именно его значении "дурного, жестокого царя" ввел в русскую поэзию, как отмечают исследователи, впервые именно Симеон Полоцкий). Идеальный правитель в изображении Симеона полон смирения, никогда не забывает о непрочности человеческого счастья. Он всегда и во всем являет собой пример для подданных: он трудится на благо общества, он строг и требователен и в то же время милостив и справедлив, он ревностно заботится о просвещении своего народа, он страж законности и порядка в стране. Тиран же никогда не заботится о гражданской потребе, обременяет поданных налогами и поборами, жесток и мстителен, несправедлив и своеволен.

Некоторые стихотворения сборника тоже построены по примеру такого барочного музея. Стихотворение "Купецтво" представляет читателю галерею пороков, которыми оказывается заражен "чин купецкий", а "Монах" изображает пороки монашествующих. И то и другое стихотворение заканчиваются патетическим обращением автора к представителям изображаемого сословия с призывом исправиться, а праведная жизнь в обоих случаях является залогом небесного блаженства. В данном случае перед нами – яркий образец трансформации жанра церковной проповеди ("поучения") в новой – стихотворной – форме.

Барочный взгляд на мир предполагал возможность метафоры "мир – книга", очень близкой Симеону Полоцкому, приравнивавшему поэтическое творчество к акту Творения. В одном из стихотворений "Вертограда многоцветного" эта метафора отчетливо декларируется:Мир сей приукрашенный – книга есть велика,еже словом написал всяческих Владыка.Пять листов препространных в ней ся обретают,яже чюдна писмена в себе заключают.Первый же лист есть небо, на нем же светила,яко писмена, Божия крепость положила.Вторый лист огнь стихийный под небом высоков нем яко Писание силу да зрит око.Третий лист преширокий аер мощно звати,на нем дождь, снег, облаки и птицы читати.Четвертый лист – сонм водный в нем ся обретает,в том животных множество удобь ся читает.Последний лист есть земля с древесы, с травами,с крушцы и с животными, яко с письменами.

Этот "музей раритетов" отражает несколько основополагающих мотивов барокко – прежде всего, идею о "пестроте" мира, о переменчивости сущего, а также тягу к сенсационности. Однако главная особенность "музея раритетов" в том, что это музей словесности. Развитие культуры в представлении Симеона Полоцкого – это нечто вроде словесной процессии, парада слов. На первый взгляд, в этой процессии участвуют и вещи. Но сфинкс и саламандра, феникс и сирена, пеликан и кентавр, магнит и янтарь сами по себе Симеона Полоцкого не интересуют. Интересна их умопостигаемая сущность, скрытое в них Слово – ибо оно есть главный элемент культуры.

Барокко предполагало любовь к парадоксам, к взаимоисключающим вещам, к остроумному разрешению, казалось бы, неразрешимых противоречий. Эти черты можно видеть в стихотворении "Вино". Оно начинается с парадокса автор не знает, хвалить или хулить вино, т. к. оно, с одной стороны, "полезно силам плоти", с другой – будит в человеке "вредныя страсти". Ответ на постав-ленный вопрос оказывается остроумным снятием противоречия: "добро мало пити". Более того, в полном соответствии с поэтикой барокко, этот остроумный ответ не является изобретением автора, а тоже часть его "музея раритетов", т. к принадлежит известному герою прошлого: "Сей Павел Тимофею здравый совет даше". На остроумном ответе морского разбойника Дионида Александру Македонскому построено стихотворение "Разбойник":...Яко едным разбиваюКораблем, за то злу титлу ношаю,Разбойника мя люди именуют,Тебе же царя обычно титулуют,Яко многими полки брань твориши,Морем, землею вся люди плениши.

Остроумный ответ выполняет роль аргумента в споре, причем аргумента решающего:Царь, слышав ответ, дерзости дивися,Обаче сердцем нань не разъярися,Обличение оному простил есть,Близ правды быти слово разсудил есть.

Целый ряд произведений сборника "Вертоград многоцветный" предвосхищает жанр басни (притчи) в классицистической литературе. В качестве примера можно привести стихотворение"Жабы послушливыя". Сначала Симеон рассказывает сюжетный анекдот о том, как в некотором монастыре, находившемся рядом с болотом, "многи жабы... воплем своим досаждаху молящымся иноком". Один из братьев, посланный начальником ради смеха приказать жабам замолчать, действительно утихомиривает их именем Христовым: "Оттоле гласа тамо жаб не бе слышати". Из этого анекдота следует "мораль": так же, как некогда жабы, ныне люди (особенно женщины) часто болтают в церкви во время службы. И стихотворение заканчивается призывом к ним:Тщитеся убо, бабы, жабы подражати,Во время жертв духовных глас свой удержати.

В связи с этим интересно рассмотреть вопрос о специфике именно барочной басни. Она недаром становится одним из ведущих в литературе барокко жанров: в чем-то она аналогична любимой барочными писателями изобразительной эмблеме (структура эмблемы "изображение – надпись – подпись" оказывается тождественной структуре басни "сюжет – заглавие – мораль"). Ярким примером барочной басни может служить обработка Симеоном Полоцким эзоповской басни "Рыбак" в стихотворении "Труба". Сюжет о незадачливом рыбаке, отправившемся ловить рыбу и играющем на берегу моря на флейте, у Симеона оказывается пророчеством о конце мира: рыбак, играющий на флейте — Бог, возвещающий о начале Страшного суда; рыбы, которые не спешат выпрыгивать на берег, — грешники, стремящиеся избежать кары и все-таки извлекаемые "на брег суда", тогда как басня Эзопа всего лишь относится к тем, кто делает все невпопад.

И в поэтических сборниках, и в драматургии Симеона Полоцкого наиболее отчетливо отразились барочные веяния, проникающие в русскую литературу во второй половине XVII столетия. При этом надо иметь в виду, что русское барокко, отразившееся в поэтической практике поэтов-силлабиков, в том числе и их учителя Симеона Полоцкого, достаточно существенно отличалось от европейского. А.М. Панченко говорил прежде всего об "умеренности" как отличительной особенности русского типа барокко. Чуждое решительных крайностей, избегающее описаний загробных ужасов и предсмертных мучений, русское барокко лишено мятежности и экзальтированности. Парадоксальным образом "силлабики, воспитанные в европейской школе, в определенном смысле менее барочны, чем их современники-расколоучители, генетически с барокко никак не связанные. В произведениях последних мы находим того трагического максималиста, всякую минуту готового к подвигу духа и плоти, который напоминает нам европейца времен Тридцатилетней войны. Силлабики же – это медлительные просветители, уверенные в могуществе собственного разума".

Древнерусская литература является средневековой литературой, поэтому она отличается специфическими чертами от литературы нового времени. Прежде всего, отличительной особенностью является рукописный характер её бытования и распространения. Причём произведения существовали не в виде отдельных рукописей, а входили в состав рукописных сборников, которые оценивались с точки зрения их практического применения, т.е. полезности (поучать, давать наставления, утешение и т.д.).

Древнерусская литература носила анонимный характер. В Древней Руси не было понятия авторской собственности. Поэтому переписчик произведения нередко выступал и в качестве его редактора; он мог свободно вносить изменения в текст, приспосабливая его к потребностям и вкусам своего времени и своей среды. Автор, как правило, не считал нужным указывать своё имя, а иногда даже подписывался именами популярных византийских авторов, чтобы придать написанному больше авторитета. Имена многих писателей Древней Руси неизвестны. Даже в тех случаях, когда известно имя автора, о нём самом, кроме имени, неизвестно ничего или почти ничего. Это требует иного подхода к изучению древнерусской литературы, чем к литературе нового времени.

Древнерусская литература изучается, как правило, не по автографам, а по их спискам, чаще всего поздним спискам. Различают ещё и редакции произведения. Редакция - это списки, в которых имеет место сознательное стремление дать особый текст по идейным, стилистическим и другим соображениям. Вид или вариант - это список, в котором нет сознательного стремления изменить текст. Ошибки же в тексте образуются в результате переписки текста или более-менее удачных исправлений. Извод - список, отразивший местные особенности языка (московский, новгородский, болгарский и т.д.) То обстоятельство, что древнерусская литература представлена в основном в списках - редакциях, вариантах, изводах - требует от исследователей кропотливой и тщательной работы по сопоставлению всех имеющихся списков того или иного произведения. И здесь им на помощь приходят такие отрасли филологической науки, как текстология и палеография. Текстология - наука, которая путём сопоставления различных редакций, вариантов, списков, а также определения, в какой редакции список более всего соответствует оригиналу, помогает исследованию и публикации древнерусских текстов. Палеография - историко-филологическая дисциплина, изучающая памятники древней письменности с целью установления места и времени их создания. Палеография определяет материалы и орудия письма, прослеживает особенности начертания букв, почерков, изучает системы сокращений и тайнописи, характер писчего материала, украшений и оформления рукописей и книг. Это позволяет относительно точно установить не только время создания списка, но и количество писцов, её писавших. В XI - первой половине XIV века основным писчим материалом был пергамент, изготавливавшийся из кожи телят или ягнят. На Руси его часто называли «телятиной» или «харатьей». В целях экономии писчего материала часто употребляемые слова сокращались и обозначались надстрочным знаком титлом : БГЪ, БЦА.

Изменялся и характер почерка. В XI-XIII вв. пользовались уставом - почти квадратным написанием букв.

С появлением бумаги в XIV в. на смену уставу приходит полуустав - наклонный, округлый почерк. Постепенно полуустав вытесняется скорописью, которая окончательно утверждается в рукописях XVIII в. Книги, особенно те, которые писались на пергаменте, украшались орнаментами, заставками, инициалами. Вот образцы заставки и инициала. Инициал - это первая заглавная буква в тексте.

Украшением книг были и миниатюры.

Большим совершенством отмечена книжная миниатюра XVII в. Именно тогда искусство изготовления рукописных книг достигло наивысшего расцвета. Готовые книги «одевали» в деревянные, обитые кожей доски. На коже выделывались различные узоры, накладывались различные металлические украшения. Нередко переплеты покрывались дорогими тканями, могли быть инкрустированы драгоценными камнями.

Древнерусская литература особенно на первых этапах развития носила утилитарный характер. Она ещё не выделилась в самостоятельную область общественного сознания и была тесно связана с религией, философией, наукой. Путь развития древнерусской литературы - это путь постепенного высвобождения её из-под опеки церкви; путь постепенного выделения из общего потока письменности, демократизации и «обмирщения». На всём протяжении своего развития древнерусская литература была связана с деловой и церковной письменностью, а также с фольклором. Характер связей на каждом историческом этапе был различен. Особенно интенсивными и плодотворными были связи с устным народным творчеством.

Древнерусская литература носила фактографический характер, т.е. она была тесно связана с конкретными историческими событиями и её героями были исторические лица. Но историзм древнерусской литературы носил провиденциалистский характер. Исторические события, действия и поступки конкретных лиц объяснялись вмешательством сверхъестественных сил («Повесть о разорении Рязани Батыем» и др.) Основная тема древнерусской литературы - тема Русской земли, её единства и независимости. Она воспевает красоту и величие Русской земли, резко осуждает тех князей, чья политика идёт вразрез с интересами страны. Литература прославляет моральную красоту русского человека, способного ради общего блага пожертвовать жизнью. Она выражает веру в силу добра, в способность человека возвысить свой дух и победить зло.

Древнерусская литература публицистична. Писатели верили в силу слова и убеждения. Они обращались не только к своим современникам, но и к далеким потомкам с призывом о том, чтобы достойные деяния предков сохранились в памяти поколений и чтобы потомки не повторяли горестных ошибок своих дедов и прадедов. Отсюда поучительная сила древнерусской литературы.

Общественная жизнь средневековья была строго регламентирована системой правил, порядком, традиций. Человек с самого момента своего появления на свет и до самой смерти должен был придерживаться установленного порядка в соответствии со своим «чином». Строгое соблюдение порядка составляет жизненную основу этикетности, церемониальности феодального общества. Этому феодальному этикету соответствует литературный этикет. Как и в фольклоре, в древнерусской литературе большую роль играла традиция. Предмет изображения определял выбор соответствующих устойчивых стилистических формул. Так, изображение святого требовало использования одних трафаретных формул, военные события излагались с помощью других - воинских формул и т.д. Однако литературный этикет предполагал не только использование словесных формул, но и трафаретов ситуаций, построения произведений, изображения персонажей и т.д. Например, житие строилось по одному трафарету, а воинская повесть - по другому. Так, житие включало в себя описание рождения святого от благочестивых родителей, удаление в пустыню, изображение подвигов, основание монастыря, рассказ о благочестивой смерти и посмертных чудесах.

Вместе с тем, как утверждает Д.С. Лихачёв, «...надо видеть в литературном этикете систему творчества, а не простую его шаблонизацию. Ни в коем случае нельзя отождествлять канон и шаблон. Перед нами своеобразие литературы, а не её бедность.» Литература Древней Руси была специфична и по своей жанровой системе. Так же, как в обществе, так и в литературе царил иерархический принцип: её значительность, авторитетность основывалась на этом принципе. В церковной книжности верхнюю ступень занимали книги священного писания. Затем шли гимнография и «слова», связанные с толкованием писания, религиозных праздников. Далее следовали жития. Переходный характер носил жанр хождения.

Система жанров светской литературы более подвижна. Она вырабатывалась через связь с фольклором, деловой и церковной письменностью. Господствующее положение занимала историческая повесть. Это - летописи и воинская повесть. К повести примыкают исторические предания, сказания, которые обычно входят в состав летописи и хронографов. Особое место занимают «Поучение» Владимира Мономаха», «Слово о полку Игореве», «Слово о погибели Русской земли» и «Слово» Даниила Заточника.

Литературные жанры Древней Руси резко отличаются от жанров нового времени: их существование в значительной степени определяются их применением в практической жизни. Древнерусские жанры тесно связаны с жизненным укладом, обиходом, бытом и различаются по тому, для чего они предназначены. Например, слова произносятся в церкви и в зависимости от того, в какие дни они произносились, можно выделить отдельные их поджанры. Светская литература также была подчинена быту, обиходу, деловым интересам. Но жанры светской литературы в Древней Руси отличались от византийского состава жанров, т.к. светский быт Древней Руси был более своеобразен, чем быт церковный.