Георгий Хазагеров авторский сайт. Красноречие в древней руси
Красноречие Древней Руси
Красноречие Древней Руси
Министерство образования и науки, молодежи и спорта Украины
Украинская инженерно-педагогическая академия
Контрольная работа
По дисциплине: Риторика
Выполнила
Студентка группы ЗТ-Т10-1
Харьков, 2013
Содержание
Риторика Киевской Руси и Украины
Жанры ораторского искусства
Основные требования к публичному выступлению
Список использованной литературы
Риторика Киевской Руси и Украины
Время рождения красноречия на Украине - IX в. И в первых же оригинальных произведениях ораторской прозы отчетливо проявляются три ее характерные черты: во-первых, несмотря на имевшиеся в распоряжении древне украинских книжников переводные византийские и южнославянские образцы, на заимствованную тематику и приемы оформления ораторских сочинений, древне украинские авторы стремятся по-своему осмыслить факты действительности, выйти за пределы традиционной тематики, стать ближе к современности, к истории своего народа; во-вторых, в истории украинского ораторства как бы отсутствует период ученичества. Сочинения первых украинских риторов - митрополита Илариона, Феодосия Печерского, Кирилла Туровского - поражают совершенством формы, глубиной и оригинальностью идей, новизной поэтических находок; в-третьих, поскольку на Украине практика устного публичного выступления не получила широкого распространения (это ни в коей мере не означает, что ораторы вообще не выступали перед публикой), то речи создавались прежде всего как письменные памятники, рассчитанные не на сиюминутное произнесение, а на чтение и длительное размышление. Вот почему авторы так часто обращаются к "слушающим и читающим".
В ораторской прозе Киевской Руси можно выделить две разновидности: красноречие дидактическое (учительское) и панегирическое (торжественное). Каждому из них соответствуют свои тематика, язык, художественные средства. Дидактическое красноречие обычно преследовало цели морального наставления, информации, объяснения новых понятий. Ораторы, ориентируясь на нуждающихся в поучении простых людей, стремились говорить просто, безыскусно, почти не прибегая к цитированию авторитетных источников. В этих сочинениях содержались требования скромности, трудолюбия, заботы о семье и родителях, стремления к знаниям, отвращения от пьянства и т.д. Таким образом, ораторы ставили перед собой серьёзные задачи воспитания высоких моральных качеств и идеалов гражданского служения. Памятники панегирического красноречия были приурочены к знаменательным датам церковной истории или посвящались событиям государственного значения - успешному походу против врага, строительству собора и т.д. [1, c.7-9]
Следует отметить, что общей чертой для дидактического и панегирического красноречия является отсутствие оппонента для оратора, откуда проистекают его родовые свойства, в известном смысле ставшие потом свойствами украинской политической риторики вообще. Когда оратор слушает лишь самого себя и пренебрегает доводами, способными переубедить слушателя, он вызывает у того лишь ответное раздражение и стремление найти контраргументы. Но наш «Сократ» не привык защищаться. К чему? Он ведь сообщает истину в последней инстанции, а не спорит. Поэтому, столкнувшись с контраргументами, он испытывает непреодолимое желание заставить оппонента замолчать. Подобный сценарий диалога власти с народом, интеллигенции с властью реализовывался в Украине не один и не два раза. Именно поэтому следует остерегаться ложных, хотя и комплиментарных для нас выводов из того простого обстоятельства, что украинское торжественное красноречие киевской поры было консолидирующим и обращалось к единомышленникам.
Чего же все-таки в опыте древне украинского красноречия следует опасаться? В этот период риторика власти, если только этот термин применим ко временам Киевской Руси, никаких роковых ошибок не совершила. Она не обнаружила своей несостоятельности, не взрастила себе оппонентов, которых, не умея им возразить, не желала выслушивать, почему и обратилась к тактике далеко не риторической - хоть на некоторое время лишить их самой возможности говорить. Напротив, она была убедительна и тиражировалась не самой властью на деньги налогоплательщиков, а книжными людьми, которые видели в ней прежде всего нравственную проповедь. В этом смысле ничему плохому у киевского красноречия научиться нельзя. И все же опасность есть. Она заключается в неумеренной идеализации украинского красноречия как единственно возможного и правильного, привлекательной лишь тем, что позволяет скрыть наши собственные пороки. Неумение выслушать того, кто с тобой не согласен, стремление поучать и слушать только самого себя, отсутствие логики в доводах и неумение предвидеть и предотвращать контраргументы противника - вот перечень тех пороков, которые в ней таятся. Формула этой идеализации проста: то, что возможно в условиях реально консолидированного общества и в торжественной речи, объявляется общим, вневременным свойством всей украинской риторики. [2]- начало XVII века сопровождалось резким подъёмом в развитии риторики, это период массового книгопечатания, науки и образования в Украине. Массово открывались братские школы, высшие учебные заведения - коллегиумы и академии. В Киеве в 1615 г. была основана высшая школа при Киево-Братском монастыре на Подоле, в 1631 г. митрополитом Петром Могилой открыта Лаврская школа. В 1632 г. обе школы объединились и образовали Киево-Могилянскую коллегию (позже - академию).
Киево-Могилянская академия стала ячейкой образования и культуры не только на Украине, влияние ее распространялось на все славянские земли целый следующий век. Выпускники ее становились известными церковными и политическими деятелями, учеными, писателями: Епифаний Славинецкий, Феофан Прокопович, Симеон Полоцкий, Стефан Яворский, митрополит Дмитрий Ростовский (Димитрий Туптало), Иоаникий Галятовский, Иннокентий Гизель, Григорий Сковорода, Николай Бантиш-Каменский. Некоторое время в ней учился русский учёный и выдающийся автор «Риторики» Михаил Ломоносов.
Будучи все еще гомилетичной (церковной), отечественная риторика все более обогащалась социальными мотивами и должна была искать более простые, более доступные формы выражения содержания проповедей. Наиболее выдающимися проповедниками и риторами-педагогами этого периода были Иннокентий Гизель, Лазарь Баранович, Иоаникий Галятовский, Антоний Радивиловский [3, с. 68-70].
Ученик Лазаря Барановича и также ректор Киево-Могилянской академии, известный украинский культурный просветитель и писатель, Иоаникий Галятовский, который был преподавателем риторики разработал теорию новомодного красноречия. В 1659 году он издал книгу проповедей «Ключ понимания» с теоретической частью «Наука или способ изложения говорения», которая стала известным научным трудом и в зарубежной ораторской науке. Эта книга содержала пособие по формализации создания речи, И. Галятовский советует тем, кто хочет «совершить говорение» выбрать тему, по которой он должен произнести речь в соответствии с тремя частями:
Выдающимся украинским ритором XVIII в. был Феофан Прокопович (1681~1736), которого, приметив его одаренность и образованность, сделал своей правой рукой в сфере церковной и культурно-просветительской Петр І. Митрополит Прокопович был человеком не без противоречий. Учился он на Западе, специально для того приняв унию, но там проникся лютеранскими взглядами. Вернувшись в Украину и в то же время к православию, он выступает как выдающийся литератор и ритор, знаток теории литературы. В Киево-Могилянской академии читал курсы поэтики и риторики (осталась рукопись последнего). В Петербурге Ф. Прокопович стал проводником политики Петра І в отрасли разрушения церковной самостоятельности (отмена патриаршества), отстаивал стиль классицизма, свойственный секуляризованной культуре. Написанные им риторические трактаты и проповеди свидетельствуют о уровне риторической образованности Украины. [3, с. 73-89]
Определенное обобщение восточнославянская риторика XVIII ст. находит в трудах Михаила Ломоносова, ученика Ф. Прокоповича, который учился в Киево-Могилянской Академии. Он определял красноречие как искусство «О всякой данной материи краснее говорить и тем преклонять других к своему об оной мнению»; и считал, что для овладения этой наукой нужно учесть пять моментов: врожденный талант, эрудицию, подражание мастерам, упражнению в произведениях, знание других наук [4, с. 101-104].
Жанры ораторского искусства
Ораторское искусство в зависимости от цели и аудитории выступления можно разделить на несколько жанров (или видов). Например, в классической системе Аристотеля выделялось три больших рода: судебное, совещательное и торжественное (или эпидиктическое) красноречие. Сам Аристотель связывал свою классификацию с типами слушателей. Он писал: «Слушатель бывает или простым зрителем, или судьей, притом судьей или того, что уже совершилось, или же того, что может совершиться» [5,c.24]. Рассмотрим каждый род отдельно.
В судебном красноречии слушатель выступает как судья по отношению к уже свершившемуся: выносит вердикт относительного случившегося события. Темой такого красноречия являются прежде всего судебные казусы, почему этот род красноречия и получил название судебного. Скажем, присяжные решают, виновен или не виновен подсудимый. Но судить о прошлом можно не только в суде. Так, например, ученые споры о подлинности «Слова о полку Игореве», где каждый из участников аргументирует свою точку зрения, тоже подпадают под определение судебного красноречия. К этому же роду красноречия относятся, к примеру, и историко-политические споры о роли кайзеровских денег в русской революции.
Второй род красноречия - совещательный, касается уже не прошлого, а будущего. Скажем, жители греческого полиса, собравшись на городской площади, решают, вступать ли им в войну с соседним городом-государством или пойти на уступки. Выступающие ораторы обосновывают свои точки зрения. Совещательное красноречие живет прежде всего там, где люди советуются, совещаются. Отсюда и название. Но, как судебное красноречие не ограничивается судами, так совещательное - совещаниями. К области совещательного красноречия относится, например, предвыборная агитация и коммерческая реклама. В обоих случаях те, кто держит слово, выступают в роли советчиков, адресуясь к избирателю или покупателю.
Противопоставление судебного и совещательного красноречия весьма существенно, потому что, когда речь идет о прошлом, ни говорящий, ни слушающий не властны на него повлиять. Когда же, скажем, глава государства призывает нацию хранить спокойствие перед лицом опасности, то и от него самого, и от каждого из слушающих это спокойствие зависит напрямую. Если в судебном красноречии клятвы, обещания и заверения бесполезны, кроме клятвы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, то в совещательном красноречия обещания вполне уместны.
Третий род красноречия - красноречие торжественное. Слушатель здесь не судья, а «простой зритель». Это означает, что, выслушав речи, он не обязан принимать определенного и разового решения: опускать бюллетень в урну, покупать рекламируемый товар, выносить вердикт. Он просто выслушивает речь и делает для себя некоторые выводы, составляет некоторое мнение о предмете речи, что может проявиться в его поведении гораздо позже, но зато многократно. Таковы воспитательные, патриотические, просветительные речи. Греки называли их эпидейктическими, что означает «торжественные», или «показательные». Их роль именно показывать что-либо, указывать на положительные или отрицательные примеры общественного поведения. Издревле к эпидейктическим относились речи, произносимые на могилах павших героев. Но сюда же следует относить и гневные речи, обличающие общественные порядки, нравы, поведение тех или иных персон. [2,5]
Современная классификация видов красноречия, типов речи и соответствующих им ответвлений риторики складывалась постепенно, на протяжении многих веков обогащаясь новыми видами красноречия. В представленной ниже классификации в качестве критерия берется сфера социальной деятельности говорящих (и воспринимающих речь) лиц. К концу XX в. мы располагаем 8 - 10 видами речи, признаваемыми большинством специалистов, соответственно, - ответвлениями риторики со своими ситуациями и «жанрами», которые удобно представить в виде таблицы [6,7]
1. Речи политическиепропаганда, агитация, политические дискуссии, лозунги, и призывы, речи лидеров на совещаниях, партийных съездах, жанры СМИ (средство массовой информации) и пр.2. Дипломатическое общениедипломатический речевой этикет с его обязательными нормами, переговоры и переписка, составление юридически строгих документов, синхронный перевод, умение находить выход в сложных ситуациях и пр.3. Деловая речь (бизнес, хозяйственная деятельность)деловые переговоры, постоянный контакт (телефон и пр.), деловые бумаги - акты, контракты, протоколы, другие юридические и финансовые документы, планы работ и программы, доклады, отчеты и пр.4. Военное красноречиебоевой призыв, боевой приказ, воинские уставы, военные мемуары, письма командира части родителям солдат (павшего в бою), радиосвязь в экстремальных условиях и пр.5. Академическое красноречиеуниверситетская лекция и циклы лекций, семинары, доклады и рефераты студентов, конференции, встречи с учеными, специалистами-профессионалами, защита дипломных проектов, конспектирование, тезисы, резюме, академические дискуссии, диспуты, творческие работы, исследования студентов и пр.6. Педагогическое общениерассказ и объяснение учителя (разнообразных видов), эгоцентрическая речь ребенка, устные рассказы детей, их письменные сочинения, детское литературное творчество, урок как сложный акт педагогического общения, отдельные части урока - вступительная и заключительная беседы, обобщение и подведение итога урока и пр.7. Правовая сфера, судебное красноречиетексты законов, кодексы законов, допрос, свидетельские показания, юридические консультации, дискуссия как судебный процесс, речи обвинения и защиты, дискуссия на суде.8. Духовно-нравственное красноречие (на пр. православия)церковная проповедь, миссионерская деятельность, беседы с верующими и ищущими веры, пастыря с прихожанами, исповедь, молитвы, курсы богословия в духовных академиях и пр.9. Бытовое общение близкихдружеские беседы в непринужденных условиях, дружеские беседы на научные, политические темы, семейный полилог с участием детей, неофициальные деловые беседы, телефонные разговоры, дружеская переписка и пр.10. Диалоги с самим собой (внутренняя речь, мысленная)мысленная подготовка к устному и особенно к письменному высказыванию, чтение «про себя» с критической (или восторженной) оценочной деятельностью, воспоминания и размышления, внутренние споры со вторым «я», мечты, соображения, подходы к творчеству, внутреннее планирование и репетирование - регулятивная функция внутренней речи, репетиция к ораторскому или иному выступлению и пр.
Основные требования к публичному выступлению
Разные жанры, как и разные формы публичного выступления (лекция, доклад, выступление и др.), требуют разных приемов подготовки. Эти правила называются общими требованиями к публичному выступлению. Назовем основные[8,9,10]:
Решительное начало выступления. Первая фраза выступления должна быть продумана, подготовлена заранее и хорошо выучена. Нельзя запинаться в первой же фразе выступления или задумываться над тем, с чего вы начнете.
Отчетливое произношение, хорошо поставленный голос. Согласитесь, невозможно воздействовать на слушателей и «достучаться» до их разума и чувств, если вы говорите монотонно хриплым, сипящим, гнусавым голосом. Работайте над голосом самостоятельно или посетите тренинг - это вложение в ваше будущее.
Нормальный и средний темп речи. Излишняя торопливость обычно вызвана робостью оратора, смысл быстро сказанных слов плохо воспринимается, слушатели не успевают следить за мыслью оратора. Слишком медленная, не эмоциональная речь, напротив, показывает безразличие оратора к выступлению, а слушателям трудно улавливать смысл сказанного.
Драматизм. Это напряжение в тексте. Драматизм создается в выступлении при намеренном столкновении разных точек зрения путем вступления оратора в спор с каким-либо мнением, авторитетом или точкой зрения, при рассказе о каких-либо необычных или трагических событиях, происшествиях.
Сдержанная эмоциональность. Эмоциональность - обязательное требование к публичному выступлению, абсолютно необходимый его элемент. Слушатели должны ощущать, что вы говорите эмоционально, взволнованно, что вам самому небезразлично то, что вы говорите. Выступление ни в коем случае не должно быть монотонным. Однако эмоциональность должна быть именно сдержанной.
Краткость. Краткие выступления рассматриваются в большинстве аудиторий как умные, более правильные, содержащие истинную информацию. Особенно ценится краткость в русской аудитории, что отражено в известном выражении: Коротко и ясно.
Диалогичность. Выступление должно представлять собой как бы диалог со слушателями. Оратор не обязан все время говорить сам, он должен задавать вопросы аудитории, выслушивать ее ответы, реагировать на ее поведение. Любое выступление должно иметь черты беседы. Вопросы могут быть и риторическими, но позволяют повысить эффективность устного выступления, прежде всего краткие диалоги со слушателями в ходе самого выступления.
Разговорность. Стиль выступления должен быть преимущественно разговорным, выступление должно носить характер непринужденной беседы. В этом и заключается разговорный стиль.
Установление и поддержание контакта с аудиторией. Установить контакт с аудиторией значит: смотреть на аудиторию во время выступления, следить за ее реакцией, вносить изменения в свое выступление в зависимости от реакции, демонстрировать приветливость, дружелюбие, готовность ответить на вопросы, вести с аудиторией диалог. Аудиторию надо разбить на секторы и смотреть по очереди на каждый сектор.
Понятность главной мысли. Главная мысль должна быть передана словами, причем желательно не менее двух-трех раз в ходе выступления. В подавляющем большинстве случаев аудитория любит выводы и ждет их от оратора в сформулированном виде.
Образность выражений, поэтичность речи. Речь оратора должна быть конкретной и вызывать у слушателей яркие зрительные образы. По-возможности следует избегать безликих, шаблонных, сухих речевых оборотов. Чем больше в речи оратора образности и экспрессии, тем лучше ее воспринимает (и запоминает) слушатель.
Решительный конец. Как и начало, конец выступления должен быть кратким, ясным, понятным, заранее продуманным. Ее, как и начальную фразу надо отрепетировать, чтобы произнести без запинки, четко и понятно. Заключительная фраза должна быть произнесена эмоционально, несколько замедленно и многозначительно, чтобы аудитория хорошо поняла ее и одновременно поняла, что это завершение вашего выступления.
Список использованной литературы
Красноречие Древней Руси (XI-XVII вв.): Сост., вступ. ст., подготовка древнерус. текстов и коммент. Т.В. Черторицкой. - М.: Сов. Россия, 1987 - 448с.
Хазергов Г.Г. Уроки политического красноречия Киевской Руси. [Электронный ресурс] режим доступа: #"justify">Мацько Л.И., Мацько О.М., Риторика. Учебное пособие - К.: Высшая школа, 2003. - 311 с.
Античные риторики // под ред. А.А. Тахо-Годи - М.: издательство московского университета, 1978 - 345 с.
Алексеева В.О. Ораторское искусство. Учебное пособие - Тамбов: издательство ТГУ им. Г.Р. Державина, 2006 - 369 с.
Учебно-методический комплекс по дисциплине «Риторика»// сост. Елизарова Г.С. - Стерлитамак, 2008 - 288 с.
Общие требования к публичному выступлению [Электронный ресурс] Режим доступа: #"justify">Анушкин В.И. Риторика. Экспресс-курс. Учебное пособие - 3-е изд., стереотип. - М.: ФЛИНТА: Наука, 2011. - 224 с.
Требования к публичному выступлению [Электронный ресурс] Режим доступа: http://prodawez.ru/trening/prezentaziya/publichnoe-vystuplenie.html
Теги: Красноречие Древней Руси Контрольная работа АнглийскийПросмотров: 11925Найти в Wikkipedia статьи с фразой: Красноречие Древней Руси
diplomba.ru
Ораторское искусство Древней Руси
ТОП 10:
С ораторской прозой Русь познакомилась в конце Х - началеXI в. на примере лучших образцов византийского и южнославянского красноречия. После того как князь Владимир Святославович в 988 г. крестил Русь, в истории древнерусской культуры начинается период освоения духовных богатств христианских стран. Теорию красноречия древнерусские книжники заимствовали из Византии, где существовала целостная и стройная система ораторских жанров. Творчество таких замечательных византийских ораторов, как Василий Великий, Иоанн Златоуст и других, оказало большое влияние на развитие южнославянского красноречия, на вдохновенные речи Константина Философа,Иоанна, экзарха Болгарского, Климента Охридского. Киевская Русь, по существу, явилась наследницей греко-славянской риторической традиции.
Время рождения древнерусского красноречия - IX в. И в первых же оригинальных произведенияхораторской прозы отчетливо проявляются триеехарактерные черты:
во-первых, несмотря на имевшиеся в распоряжении древнерусских книжников переводные византийские и южнославянские образцы, несмотря на заимствованную тематику и приемы оформления ораторских сочинений, древнерусские авторы стремятся по-своему осмыслить факты действительности, выйти за пределы традиционной тематики,стать ближе к современности, к истории своего народа;
во-вторых, в истории древнерусского ораторства как бы отсутствует период ученичества. Сочинения первых русских риторов - митрополита Илариона, Феодосия Печерского, Кирилла Туровского - поражают совершенством формы, глубиной и оригинальностью идей, новизной поэтических находок;
в-третьих, поскольку на Руси практика устного публичного выступления не получила широкого распространения (это ни в коей мере не означает,что ораторы вообще не выступали перед публикой), то речи создавались прежде всего как письменные памятники, рассчитанные не на сиюминутное произнесение, а на чтение и длительное размышление. Вот почему авторы так часто обращаются к "слушающим и читающим".
Таким образом, древнерусское красноречие, оставаясь в общем русле византийско-славянской традиции, является при этом шагом вперед в литературном развитии стран, близких между собой в вопросах государственного устройства, идеологии, культуры.
В ораторской прозе Древней Руси можно выделить две разновидности:красноречие дидактическое (учительское) и панегирическое (торжественное).Каждому из них соответствуют свои тематика, язык, художественные средства. Дидактическое красноречиеобычно преследовало цели морального наставления, информации, объяснения новых понятий. Ораторы, ориентируясь на нуждающихся в поучении простых людей, стремились говорить просто, безыскусно, почти не прибегая к цитированию авторитетных источников.В этих сочинениях содержались требования скромности, трудолюбия, заботы о семье и родителях, стремления к знаниям, отвращения от пьянства и т.д. Таким образом,ораторы ставили перед собой серьёзные задачи воспитания высоких моральных качеств и идеалов гражданского служения. Памятникипанегирического красноречия были приурочены к знаменательным датам церковной истории или посвящались событиям государственного значения - успешному походу против врага, строительству собора и т.д. В пределах избранной темы древнерусские авторы зачастую затрагивали важные вопросы внутренней и внешней политики, государственного устройства, церковной и светской власти. Эти произведения обращены прежде всего к образованным людям, которые способны постичь глубину идеи, оценить искусство мастера в разработке темы, насладиться красотой стиля, торжественного и витиеватого. Это достигалось применением сложных тирад,синтаксических конструкций, ораторы часто прибегали к игре однокоренными словами,вопросно-ответной форме изложения, риторическим вопросам и восклицаниям, использованием всевозможных тропов.
Классификация жанров древнерусскою красноречия сложна, но наиболее распространенными былипоучение (для дидактических сочинений) ислово(торжественное красноречие). Последнее характеризуется следующимижанровыми особенностями:
слово в своей основе публицистично, его главные функции - воздействовать на общественное мнение, выражать и пояснять потребности, которыми было занято общество в тот период;
автор слова - своеобразный "печальник Русской земли",понимающий огромную ответственность за судьбу родины; при всем осознании своих личных"малости", "худости", "недостоинства" - традиционно христианского выражения скромности - не может молчать, видя "великие настроения века сего" пытается активно вмешиваться в общественную жизнь и учит как простых людей, так и "сильных мира сего";
церковнославянский язык и культовая предназначенность часто оказываются лишь внешней оболочкой слова, под которой скрывается светское, мирское содержание;так, именно в этой форме на Руси впервые были высказаны многие политические идеи,сделаны открытия в области философии, эстетики, литературы.
Наиболее выдающимися представителями древнерусского красноречия былимитрополит Иларион, Лука Жидята и Кирилл Туровский.
О жизни и судьбемитрополита Илариона известно крайне мало. Он по праву считался лучшим церковным оратором Древней Руси, IX в. По свидетельству"Повести временных лет" в 1051 г, великий киевский князь Ярослав Мудрый и собор русских епископов поставили Илариона, "русского родом", в митрополиты. Это решение можно считать первым шагом к освобождению Русской церкви от административного влияния церкви Византийской" до того регулярно присылавшей на Русь своих митрополитов. К этому времени уже было создано "Слово о Законе и Благодати" (не ранее 1037 и не позднее 1050 г.). Сведения о дальнейшем пребывании Илариона на кафедре митрополита скудны. Известно лишь, что в 1055 г. на это место вновьназначен грек по имени Ефрем, о судьбе же Илариона никогда и нигде более не говорится.
"Слово о Законе и Благодати" (торжественное красноречие)достойностать рядом с лучшими произведениями византийского ораторского искусства.Митрополит, следуя правилам греко-славянского красноречия в области формы, композиции,поэтических средств, показал себя оригинальным мыслителем. Его произведение - это своего рода политическая декларация, подчеркнуто полемическое прославление Русской земли, это стройное развитие единой патриотической концепции - независимости Руси от Византии, ее равноправия со всеми христианскими странами. Например, рассказывая о принятии русским народом учения Христа, Иларион ни словом не упоминает о том,что было это сделано под непосредственным влиянием Византии. Наоборот, он утверждает,что Русь по собственному желанию стала христианской страной и не нуждается нив чьей религиозной опеке: "Все страны благой Бог наш помиловал и нас не отверг. Возжелал - и спас нас, и в понимание истины привел".
В "Слове" воздается хвала Владимиру Святославовичу("Радуйся, во владыках апостол,не мертвых телом воскресил, но нас,душою мертвых, от недуга идолослужения умерших, воскресил! С тобой приблизились к богу и Христа - жизнь вечную - познали"), его сыну - Ярославу Мудрому,продолжившему дело отца, его славным делам, благовествующим о будущем,еще большем величин Русской земли. В заключительной части "Слова" похвала переносится на конкретно-историческое событие - завершение постройки оборонительных сооружений вокруг Киева.
В "Слове о Законе и Благодати" можно найти, пожалуй,все приёмы красноречия, к которым прибегали выдающиеся ораторы древности (метафоры,антитезы, повторы, риторические восклицания и вопросы). Есть в "Слове"и примеры ритмической организации речи: "То, что слышал ты, досточтимый,не для молвы оставил сказанное, не делом свершил: просящим подавая, падших одевая,голодных и жаждущих насыщая, больных всячески утешая, должников выкупая.".Много в "Слове" цитат из Ветхого и Нового Заветов. Язык этого произведения- книжный. Как отмечал сам Иларион, произведение это не для несведущих, а для"насытившихся сладостями книжными".
Если митрополит Иларион мог позволить себе обращаться к слушателям со словами "преизрядно украшенными", то у его современника новгородского проповедникаЛуки Жидяты была иная аудитория. Проповедовал он в Новгороде- северном крае, где всегда с подозрением относились к словесным изыскам, характерным для Южной Руси. Летописные сведения о нем скупы. Доподлинно известно, что в 1034 г. Ярослав Мудрый возвел Луку на епископскую кафедру Новгорода, а 1034 г. по ложному доносу он был осужден преемником Илариона митрополитом Киевским Ефремоми три года содержался в Киеве, после чего был оправдан. Умер Лука Жидята в 1060 г.
Единственное дошедшее до нас произведение этого оратора -"Поучение к братии" - первое собственно русское произведение дидактического(учительского) красноречия. Для него характерна простота языка, строгость образов: "Не ленитесь в церковь ходить к заутрене, и к обедне, и к вечерне; и в своей клети прежде Богу поклонитесь, а потом уже спать ложитесь. В церкви стойте со страхом Божиим, не разговаривайте, не думайте ни о чем другом, по молите Бога всею мыслию,да отдаст он вам грехи. Любовь имейте ко всякому человеку, и больше к братии, и не будь у вас одно на сердце, а другое на устах, не рой брату яму, чтобы Бог тебя не вверг в худшую". В "Поучении" нет места отвлеченным философским высказываниям, стилистическим красотам. Лука хорошо чувствовал своих слушателей и понимал, что утонченные обороты способны лишь затемнить для этих людей истинный смысл евангельских истин.
Временем настоящего расцвета русского красноречия стал XII в.Самым знаменитым его представителем былКирилл Туровский.Известно, что Кирилл,сын богатых родителей, рано став монахом-аскетом, всю жизнь занимался чтением и толкованием христианских книг. Слава о нем шла по всей Туровской земле. По предложению князя и при поддержке народа Кирилл был поставлен епископом в Турове.
Со времени крещения Руси прошло более ста лет. "Властители мира сего и люди, погрязшие в житейских делах, прилежно требуют книжного поучениям,- писал Кирилл Туровский. В то время многих верующих уже не удовлетворяло простое толкование текстов Священного Писания: они хотели получать от искусства проповедника удовольствие. Хотели слушать проповеди, составленные по всем правилам ораторского мастерства. И этим требованиям в полной мере отвечали речи Кирилла Туровского. Кирилл Туровский является автором "Притчи о душе и теле", "Повести о белоризце и мнишестве", "Сказания о чернородском чине", восьми слов на церковные праздники, тридцати молитв и двух канонов (песнопений в честь святых). Ритмичность и плавность языка, слог, насыщенный витиеватыми оборотами и изысканными сравнениями,образы, красочные, абстрактные и одновременно зримые, почти реально осязаемые, риторическая амплификация (тема словесно варьируется, развивается во всех своих смысловых и эмоциональных оттенках до тех пор, пока ее содержание не будет полностью исчерпано, в результате она приобретает форму замкнутого в стилистическом отношении фрагмента - риторической тирады) - таковы стилистичские черты произведений Кирилла. Вот как, например, утверждал Кирилл Туровский важность духовных ценностей: "Сладки медвяные соты, и сахар- доброе дело, но добрее обоих книжный разум, ибо это сокровище вечной жизни".Если золотая цепь, унизанная жемчугом и драгоценными камнями, радует глаз и сердце видящих ее, то тем более приятна "духовная красота, праздники святые,веселящие верные сердца и души освещающие".
Замечено, что картины природы у Кирилла Туровского складываются в определенную систему символов: весеннее обновление - Воскресение Христово, ветры- греховные помыслы, песни - цветы, которые святую Церковь украшают. Таким образом,жизнь природы наполняется высоким духовным смыслом.
Обращает на себя внимание и такая особенность творчества Кирилла,как смелое объединение в одно художественное целое элементов двух культур - византийской и русской народной; двух поэтических систем - высокой риторики и устного творчества;двух языковых стихий - церковнославянской и русской. Так, в "Слове об артосе"описание весны по жизнеутверждающим, оптимистическим мотивам, постоянным эпитетам(весна красная, холмы высокие, ветры буйные и т.д.) близко к народным"веснянкам". Сопоставление ветхозаветных и новозаветных образов напоминает в "Словах" Кирилла фольклорный параллелизм, при котором толкование сложных христианских понятий переводится на народно-поэтический язык. Туровский епископ добавляет новые подробности к жизни Христа - в духе народных сказок представляет его скользящим по морю, ступающим по воздуху. С трагическими нотами русских народных причитаний перекликается горестная лирика плача Богоматери в "Слове об Иосифе".
Таким образом, опираясь на византийскую и русскую народную традицию,Кирилл Туровский создал свой неповторимый и оригинальный стиль, эстетическая значимость которого сопоставима со "Словом о полку Игореве". Современники именовали Кирилла, "Златоустом, паче всех воссиявшим на Руси", Видимо, не позднееXII в. он был причислен к лику святых, и не последнюю роль в этом сыграло его ораторское мастерство.
Итак, эпоха средневековья дала миру таких великих проповедников,как Аврелий Августин, Василий Великий, Иоанн Златоуст, Кирилл Туровский, Талант и мастерство этих представителей духовного красноречия дают право поставить их в один ряд с величайшими ораторами античности - Демосфеном и Цицероном.
infopedia.su
Уроки древнерусского красноречия Киевской Руси
Уроки древнерусского красноречия Киевской Руси
Подробности Опубликовано: 12.04.2009 23:47 Автор: Георгий Хазагеров Просмотров: 21136
Если бы все содержание предлагаемой главы из книги необходимо было свести к одному абзацу, то он выглядел бы следующим образом:
У истоков русской риторики стоит торжественное слово – слово, обращенное к единомышленникам, слово поучительное, воспитательное, консолидирующее. Нам и сегодня легче поучать, воспитывать, проповедовать, обращаясь к «своим», к единомышленникам, чем спорить, переубеждать, апеллировать к логике и фактам. В области полемики мы не имеем такого глубокого исторического опыта и таких высоких образцов, как в сфере торжественного слова. Этот опыт был закреплен в нравственной проповеди русской классической литературы и в той общественно-политической проповеди, с которой обращалась к своим читателям русская литературная критика.
Школа и теория.
Русское красноречие возникло чрезвычайно рано, вместе с самой русской словесностью и русской письменностью, и достигло расцвета уже в 11-12 вв. Оригинальные, непереводные сочинения, созданные в области красноречия, появились на Руси едва ли не раньше, чем все другие отрасли литературы, наравне с летописанием и первыми житиями святых. Образцом для этих сочинений послужило византийское красноречие.
Нам следует помнить, что в отличие от западноевропейской традиции, тесно связанной с развитой риторической теорией, в восточно-христианском мире теория играла заметно меньшую роль. Эта особенность византийской традиции особенно отчетливо проявилась на Руси, где первое сочинение по риторической теории появилось лишь в 1620 году.
Это обстоятельство заслуживает особого внимания потому, что самым тесным образом связано с той высокой ролью, которая отводилась риторическим образцам, хорошо сочиненным ораторским текстам. Там, где нет учебника, учатся на примерах. Отголоски этого положения ощущаются даже сейчас: большинство созданных в нашей стране учебников риторики мало приложимы к практике и заведомо не играют роли организатора и кодификатора общественного пространства. А именно такую роль играла риторическая теория и в античности, и во времена Возрождения в Европе, и в России восемнадцатого столетия. Риторической школы, способной задавать тон, сегодня в России нет. Нет и авторитетной риторической теории, есть лишь школьные и вузовские учебники, не претендующие даже на систематическое изложение универсальных риторических знаний.
Драматизм сегодняшней ситуации состоит в том, что хороших современных примеров риторических текстов чрезвычайно мало. Следовательно, нет не только правил, но и образцов. Исторически авторитетные риторические примеры в нашем сегодняшнем культурном пространстве явно не на слуху, и обучение политической риторике происходит, что называется, по ходу дела, путем взаимного подражания тому, что кажется удачным. Ситуация больше напоминает детский сад, где дети заражают друг друга разными болезнями, чем школу, в которой преподают всеми уважаемые учителя и ученики которой задают тон в обществе.
В Киевской Руси положение дел было намного лучше. Риторическая школа существовала. Ее хрестоматию составляли как переводные, так и оригинальные тексты. Из первых решающее значение имели тексты Иоанна Златоуста (Хризостома), собранные, в частности, в сборнике «Златоструй», имевшем широкое распространение уже в 12 в. Из русских авторов следует назвать митрополита Киевского Иллариона (середина 11 в.), епископа Новгородского Луку Жидяту (11 в.), епископа Туровского Кирилла (12 в.), митрополита Киевского Климента Смолятича (12 в.). К авторам известных текстов риторического характера могут быть отнесены также великий князь Владимир Всеволодович Мономах (1053 - 1125), Даниил Заточник (12 или 13 в.), епископ Владимирский Серапион (13 в.), анонимный автор «Слова о полку Игореве» и некоторые другие.
Что касается риторической теории, то хотя специальных сочинений по риторике не было, в состав «Изборника» Святослава 1073 г. была включена переводная статья «О образах». Под «творческими образами» понимались тропы, т.е. метафоры, метонимии и т.п. и некоторые риторические фигуры. Однако предлагаемые в статье термины (такие, например, как поиграние, похухнание, лихновное и др.) уже своим экзотическим звучанием подтверждают догадку о том, что жили они недолго и в памяти книжников не сохранились. Однако определенную связь между «образами» трактата и риторической практикой 11-12 вв. уловить все же можно. Статья «О образах», вероятно, играла для древнерусских ораторов роль учебника, хотя эта роль и несоизмерима с ролью образцовых текстов.
Таким образом, риторическая школа существовала, но доступной для изучения риторической теории не было. Отсутствие теории компенсировалось высокими образцами, тематической однородностью, относительно низкой потребностью в тиражировании риторики и тем обстоятельством, что еще не существовало потребности в манипулировании общественным сознанием. Последнее существенно, потому что манипулирование всегда паразитирует на отсутствии внятной риторической теории. Там, где эта теория становится общественным достоянием, риторические приемы приобретают прозрачность.
Спустя века после описываемого периода, тоталитарная практика попыталась возродить риторику образцов без адекватного описания теории, которая позволила бы отличить доброкачественные доводы от манипулирования и прямого обмана. Но отсутствие теории и честной риторической школы, создавало почву для манипулирования (не только официозу, но и другим силам) и порождало громадные затруднения в сфере риторической практики, оказавшиеся в позднее советское время «не совместимыми с жизнью».
Как бы то ни было, древнерусское красноречие успешно существовало без школьного образования, по крайней мере до тех пор, пока не столкнулось с новыми вызовами времени. Но это произошло уже за временными пределами Киевской Руси.
Торжественный характер древнерусского красноречия.
Со времен Аристотеля красноречие принято делить на три больших рода: судебное, совещательное и торжественное. Не следует, однако, ориентируясь на термины «судебное» и «совещательное», делать вывод о том, что это деление связано со сферами применения риторики: в суде или на совещаниях. Будь это так, триада Аристотеля выглядела бы достаточно произвольной и не заслуживала бы нашего внимания. К тому же мы не нашли бы в ней места политическому красноречию или «риторике власти». В действительности, в основе трихотомии Аристотеля лежат более глубокие и важные для нас критерии, чем простое тематическое деление.
Сам Аристотель связывал свою классификацию с типами слушателей. Он писал: «Слушатель бывает или простым зрителем, или судьей, притом судьей или того, что уже совершилось, или же того, что может совершиться» [«Риторика», 1358b].
В судебном красноречии слушатель выступает как судья по отношению к уже свершившемуся: выносит вердикт относительного случившегося события. Темой такого красноречия являются прежде всего судебные казусы, почему этот род красноречия и получил название судебного. Скажем, присяжные решают, виновен или не виновен подсудимый. Но судить о прошлом можно не только в суде. Так, ученые споры о подлинности «Слова о полку Игореве», где каждый из участников аргументирует свою точку зрения, тоже подпадают под определение судебного красноречия. К этому же роду красноречия относятся, к примеру, и историко-политические споры о роли кайзеровских денег в русской революции.
Другой род красноречия – совещательный, касается уже не прошлого, а будущего. Скажем, жители греческого полиса, собравшись на городской площади, решают, вступать ли им в войну с соседним городом-государством или пойти на уступки. Выступающие ораторы обосновывают свои точки зрения. Совещательное красноречие живет прежде всего там, где люди советуются, совещаются. Отсюда и название. Но, как судебное красноречие не ограничивается судами, так совещательное – совещаниями. К области совещательного красноречия относится, например, предвыборная агитация и коммерческая реклама. В обоих случаях те, кто держит слово, выступают в роли советчиков, адресуясь к избирателю или покупателю.
Противопоставление судебного и совещательного красноречия весьма существенно, потому что, когда речь идет о прошлом, ни говорящий, ни слушающий не властны на него повлиять. Когда же, скажем, глава государства призывает нацию хранить спокойствие перед лицом опасности, то и от него самого, и от каждого из слушающих это спокойствие зависит напрямую. Если в судебном красноречии клятвы, обещания и заверения бесполезны, кроме клятвы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, то в совещательном красноречия обещания вполне уместны.
Третий род красноречия – красноречие торжественное. Слушатель здесь не судья, а «простой зритель». Это означает, что, выслушав речи, он не обязан принимать определенного и разового решения: опускать бюллетень в урну, покупать рекламируемый товар, выносить вердикт. Он просто выслушивает речь и делает для себя некоторые выводы, составляет некоторое мнение о предмете речи, что может проявиться в его поведении гораздо позже, но зато многократно. Таковы воспитательные, патриотические, просветительные речи. Греки называли их эпидейктическими, что означает «торжественные», или «показательные». Их роль именно показывать что-либо, указывать на положительные или отрицательные примеры общественного поведения. Издревле к эпидейктическим относились речи, произносимые на могилах павших героев. Но сюда же следует относить и гневные речи, обличающие общественные порядки, нравы, поведение тех или иных персон.
Если судебное и совещательное красноречие различаются довольно существенно и требуют разных риторических стратегий, то различие между торжественным красноречием, с одной стороны, и судебным и совещательным, с другой, еще более существенно, что и будет ниже показано. Сейчас же сделаем одно важное замечание.
Красноречие Киевской Руси было исключительно торжественным. Отсюда проистекают его родовые свойства, в известном смысле ставшие потом свойствами русской риторики вообще. Когда выше говорилось о традициях и мере в их соблюдении, имелись в виду именно эти свойства. Что это за свойства?
Первые три свойства порождены самой ситуацией общения, специфичной именно для торжественного красноречия. Другие четыре свойства вытекают из первых трех применительно к ситуации Киевской Руси. Дадим перечень всех свойств под номерами, с тем чтобы позже проанализировать каждый пункт отдельно.
1. Обращение к единомышленникам.
2. Расчет на долговременное воздействие.
3. Учительность, обращение «сверху».
4. Сильный этический пафос, постоянные ссылки на Священное Писание.
5. Амплифицирующее построение речи.
6. Пристрастие к развернутым метафорам, притчам и так называемому антаподозису.
7. Ритмизованный, «нарочитый» характер речи.
Свойства древнерусского торжественного красноречия.
Разберем только что перечисленные свойства.
Обращение к единомышленникам. Обращение к «своим» – существенная черта древнерусского красноречия, хорошо осознаваемая самими древнерусскими ораторами и проявившаяся в формуле «не к неведущим бо пишем». У древнерусских ораторов нет цели переубедить, скажем, нет цели обратить язычников в христиан, нет цели и склонить слушающего к определенному решению, вроде голосования за выдвинутого кандидата. Древнерусский оратор ставит перед собой одну цель и руководствуется одним стремлением – консолидировать аудиторию, закрепив воодушевленным словом уже имеющуюся убежденность. Не язычников обратить в христиан, но христианам напомнить, что они не язычники. Не склонить к голосованию в день выборов, а учить, скажем, всегда заступаться за слабых.
Такова специфика торжественного красноречия. С ней мы столкнемся в самых разных ситуациях самых разных исторических эпох, ею будут отмечены все проявления эпидейктического красноречия - от церковной проповеди до речи на митинге протеста. Но мы не обнаружим этой специфики там, где слушатель имеет иные, нежели говорящий, убеждения, или даже там, где слушатель еще не выработал своего мнения. Ни защитник, ни прокурор не могут апеллировать к судье как к своему единомышленнику, который в целом согласен с их собственным мнением, и необходимо лишь, чтобы он понял его как можно глубже и надолго сохранил в своей душе память о нем.
Здесь уместно перейти ко второму свойству торжественного красноречия.
Долговременное воздействие. Стратегия долговременного воздействия может быть охарактеризована следующей метафорой: заронить слово в душу и дать ему там прорасти. Такова цель всех писателей-моралистов. Находящийся в здравом уме писатель не рассчитывает на то, что читатель, захлопнув книгу, побежит раздавать имение нищим или бросится перевыполнять пятилетний план. Но он надеется на то, что слово его отзовется в читательской душе читателя, а еще лучше, поселится в ней в качестве благого советчика. Именно поэтому возможна такая реплика: «Как ты мог так поступить, ты же Толстого читал?!» Предполагается, что Лев Толстой как бы представительствует в душе читателя, отвращая его от низких и пошлых поступков.
В еще большей степени эта функция долговременного воздействия присуща церковной проповеди и самим текстам Писания. Мы называем истины вечными не только потому, что они древние, но и потому что они вечно, неизменно живут в нас, постоянно напоминая о своем присутствии и представительствуя в наших душах от имени высшего начала.
Конечно, не всякое торжественное слово способно заронить в душу зерно высокой истины. Но именно это и делает торжественное слово ответственным. Если реклама стирального порошка нас не убедила нас, мы скоро о ней забудем даже в том случае, если она еще некоторое время будет нам надоедать. Но претензии на проникновение в душу всегда встречают серьезный отпор. Долговременное воздействие при безответственном отношении говорящего к слову может оказаться прямо противоположным задуманному. В этом кроются корни отрицательного эффекта навязчивой, казенной пропаганды, когда качество надеются искупить количеством.
Учительность. В торжественном красноречии позиция говорящего и слушающего обычно не симметричны, иными словами, в пределах данного речевого жанра говорящий и слушающий не меняются местами. Священник произносит проповедь перед прихожанами, но прихожане не берут слова и не выступают с ответной проповедью. Писатель адресует читателю нравоучительный роман, но читатель, как правило, не отвечает автору романом собственного сочинения. Учитель учит, ученики учатся, но не наоборот. На учительность как на древнейшую традицию русской словесности опирались писатели-классики девятнадцатого века.
Этический пафос. Обращенностью к единомышленникам в торжественном красноречии предопределяется и характер доводов. Это не столько логические доказательства, сколько апелляция к общему этическому фундаменту, к тем общим нравственным категориям, на которых покоится мировоззрение и самого оратора, и слушателей. Для Древней Руси таким фундаментом было христианство. Торжественное красноречие Древней Руси буквально пронизано ссылками на Библию.
Амплифицирующее построение. В композиционном оформлении речи древнерусские ораторы обращаются к различным тактикам. Иногда речь начинается с самого сильного довода, иной раз такой довод приберегается напоследок. Иногда же в речи можно выделить кульминацию, после которой наступает стремительная развязка. Разница тактик определяется, таким образом, расположением сильных и слабых доводов. Но для торжественной речи сила довода, его неопровержимая доказательность не главное. Главным ориентиром для оратора является скорее глубина довода, степень его потенциального укоренения в сознании слушателей. Этой целью глубинного воздействия на слушателя и предопределяется так называемое амплифицирующее построение речи.
Амплификация (от лат. amplificatio) буквально означает «расширение». В риторике так называют фигуры, связанные с приращением смысла. Амплифицирующее построение – это такое построение речи, при котором происходит неспешное накапливание доводов, медленное и неуклонное прирастание аргументации. Главная тема подкрепляется то тем, то другим сравнением, то той, то другой словесной формулой. Содержание речи словно все глубже и глубже врастает в сознание и душу слушателя.
Уже процитированная нами формула обращения к единомышленникам («Не к неведующим бо пишем») полностью звучит так: "Не к неведущим бо пишем, но преизлиха насытившимся сладости книжной, не к посторонним, но к наследником небесного царства". В этой фразе как раз и применена амплификация – возврат к одной и той же мысли с некоторым ее приращением. Сначала сообщается, что автор обращается «не к неведущим», потом уточняется: к тем, кто насытился сладостью книжною (искушенным в Писании), затем еще раз уточняется: не к посторонним, но к наследующим царство небесное. Каждый повтор сопряжен с некоторым приращением смысла. Подобно этой фразе строится и целая речь.
Пристрастие к развернутым метафорам. Метафора, уподобление может быть, как известно, расширена, развернута. Можно сказать «корабль нашего государства» (обычная метафора), а можно сказать «Корабль нашего государства попал в бурю революции, и кормчий не удержал руля» (развернутая метафора).
Развернутая метафора часто образует целый рассказ – притчу (по-гречески «параболу»). Для древнерусского красноречия «приточное» (притчевое) толкование темы – излюбленный прием. И это глубоко закономерно. С логической точки зрения метафора обладает очень малой доказательной силой (это рассуждение по аналогии, один из видов индуктивных умозаключений), но с образной точки зрения метафора привлекательна тем, что запоминается, остается в памяти после речи. А именно этого и требует только что рассмотренный выше принцип долговременного воздействия. Особенно хороши в этом отношении именно развернутые метафоры. Они и есть те самые те зерна, которые затем прорастают в ментальном мире слушателя. Чтобы убедится в этом, обратимся к басенным метафорам, представляющим собой именно притчи (это слово даже употреблялось как синоним басни). Басня «Волк и ягненок» образует некий аллегорический контекст, к которому мы обращаемся на протяжении всей своей жизни. Мы сами развертываем эту метафору, применяясь к той или иной жизненной ситуации. Такие библейские метафоры, как «учение – свет», предопределяют наше отношение к жизни, в данном случае – к знаниям.
Особую роль играют в торжественном красноречии Древней Руси так называемые антаподозисы – комментированные притчи. Вначале слушателю или читателю сообщается некоторая метафора, а затем каждый образ в ней расшифровывается («виноградник» – жизнь, хозяин виноградника – Бог»). Мастером таких антаподозисов был упомянутый выше Кирилл Туровский. Много позже к антаподозисам прибегнет Лев Толстой, рассуждая в «Войне и мире» о дубине народной войне.
Ритмизованный, «нарочитый» характер речи. В основе риторики лежит некая антиномия «естественность – нарочитость». Риторическая речь - это всегда речь особая, специфическая и в этом смысле хоть немного, но нарочитая. Вообще говоря, нарочитой является любая литературная, обработанная речь, т.е. речь культивированная. Но в истории культуры бывали периоды, когда явная нарочитость вызывала раздражение и даже демонстративный отказ от риторичности, как это было свойственно целым риторическим школам (на практике полный отказ от нее, конечно, невозможен).
Риторика всегда балансирует между искусственностью и естественностью. И это неудивительно. Ведь задача риторики – культивировать слово. Культивируя полезные растения, человек сталкивается с той же проблемой: с одной стороны, дикие плоды, мелкие и горькие, с другой – искусственная пища, химия. Идеал – плоды, выращенные на возделанной земле, но не отравленные нитратами. Нечто подобное происходит и с претензиями к слову.
Одно из проявлений культивирования слова – синтаксический ритм. Необработанное, невнятное слово, не разбитая на обозримые отрезки речь производят дурное впечатление, плохо воспринимаются, не запоминаются, требуют особых усилий для восприятия. С другой стороны, мы не всегда готовы к тому, чтобы оратор заговорил белым стихом. Хорошая проза балансирует между нарочитой ритмизацией и полным отсутствием внутреннего ритма.
Все наши рассуждения о нарочитости относятся к риторике вообще. А как обстоит дело с торжественным красноречием? Очевидно, здесь по сравнению с другими родами красноречия допустимость и желательность нарочитости должна быть выше. В частности, в торжественном красноречии более уместны ритмизация речи, симметричные повторы слов, звуковые повторы. Особая ритмизация речи характерна и для древнерусского торжественного красноречия.
Торжественное красноречие как источник идеализации русской риторики.
Обаяние древнерусского торжественного красноречия и те его специфические черты, о которых шла речь выше, делают его источником ложной идеализации русской риторики, что в свою очередь затемняет стоящие перед ней реальные проблемы. Ввиду последнего обстоятельства остановимся на этой идеализации особо.
Консолидирующий характер русского торжественного красноречия рождает ложное представление об особом идеале отечественной риторики, которая в отличие от агрессивной риторики Запада провозглашает отсутствие конфронтации и совместный поиск истины. Особенно последовательно эти взгляды сформулированы в работах М.К. Михальской, развивающей теорию «русского Сократа».
Сразу же следует заметить, что сократовский идеал риторики утопичен. То, что предлагал исторический Сократ, а точнее Платон, есть по сути дела отказ от риторики как таковой, замена ее философией. Совместные поиски истины учениками под руководством учителя, изложенные к тому же в литературных диалогах, где сам автор распределяет слова между действующими лицами, – это, конечно же, не риторика. Риторические воззрения Платона представляют собой вполне объяснимую нравственную реакцию на положения софистов, провозгласивших за риторикой право и возможность доказывать все что угодно, включая и диаметрально противоположные утверждения. Выход из этого тупика предложил, как известно, не Платон, а Аристотель, стоящий у истоков многовековой риторической традиции и вдохновляющий неориторику второй половины 20 – начала 21 веков.
Применительно же к России, к русской политической риторике «сократический идеал» означает не отсутствие конфронтации и агрессии, а неумение спорить, которое на практике реализуется в двух недостатках: в адресованности речи исключительно к «своим» и в неумении выслушать оппонента. Последнее связано с грубым игнорированием его доводов, что и является проявлением речевой агрессии. Ориентируясь на идеал «русского Сократа», оратор расстается не с агрессией, а со словесным вооружением и бросается в бой и раздраженным, и безоружным одновременно. Читатель без труда найдет в современной российской прессе сотни иллюстраций подобного речевого поведения, а еще больше этих иллюстраций он обнаружит в электронных отзывах на публикации.
Когда оратор слушает лишь самого себя и пренебрегает доводами, способными переубедить слушателя, он вызывает у того лишь ответное раздражение и стремление найти контраргументы. Но наш «Сократ» не привык защищаться. К чему? Он ведь сообщает истину в последней инстанции, а не спорит. Поэтому, столкнувшись с контраргументами, он испытывает непреодолимое желание заставить оппонента замолчать. Подобный сценарий диалога власти с народом, интеллигенции с властью реализовывался в России не один и не два раза. Именно поэтому следует остерегаться ложных, хотя и комплиментарных для нас выводов из того простого обстоятельства, что русское торжественное красноречие киевской поры было консолидирующим и обращалось к единомышленникам.
Что касается особой агрессивности западной риторики, то и здесь лучше не ошибаться, хотя бы ради умения спорить с ее последователями, и не игнорировать тех выводов, которые могут быть полезными для нас самих.
В теории «русского Сократа» западная, особенно американская, риторическая традиция возводится к софисту Горгию. Исторический Горгий прославился как творец «горгианских фигур». Любопытно, что эти фигуры (проявления ритмизации – такие, как исоколон и омойотелевтон, и антитеза) характерны как раз для торжественного красноречия и в изобилии представлены в древнерусской риторике. Меньше всего к ним тяготеет современная американская риторика. Да это и неудивительно. Американская риторика прагматична и потому чрезвычайно чувствительна к возможным контраргументам. Она даже грешит излишним логическим пуризмом, в чем можно легко убедиться, читая переведенные на русский язык американские учебники по риторике. Страх быть уличенным в логической ошибке может показаться неискушенному русскому читателю преувеличенным и даже смешным.
Что касается горигинских фигур, то они, конечно, не усиливают доказательной базы оратора, но, по мысли самого Горгия, способны зачаровать слушателя своей красотой. Это «зачаровывание» уместно не в судебных, а именно в торжественных речах, когда слушатель разделяет нашу точку зрения и расположен очаровываться. В остальных случаях потребны не Горгий и не Сократ, а Аристотель и логический самоконтроль.
Торжественное красноречие как источник риторических идей и стратегий.
Трезвое отношение к историческим истокам русского красноречия не только не исключает, но и предполагает оценку его подлинных заслуг и особенно выявление тех его действительно сильных сторон, которые могут помочь в становлении сегодняшнего политического красноречия.
Главное преимущество древнерусского красноречия киевской поры, безусловно, состояло в его консолидирующей силе, в едином этическом фундаменте, на который оно опиралось. Это не противоречит тому, что было сказано в предыдущем параграфе. Надо только различать две вещи: одно дело - делать вид, что такой фундамент уже есть, а другое - строить его, способствовать его приращению и прояснению.
Сегодняшняя культурно-историческая ситуация, действительно, в корне отличается от той, которая сложилась в Киевской Руси тысячу лет назад. И все-таки нам есть чему поучиться и там, в далеком прошлом. Главный урок состоит в том, что общая почва, на которой твердо стояли и говорящий, и слушающий, была почвой нравственной. Киевское торжественное красноречие было «стоянием в слове», своего рода литургией. Отсутствие логического пуризма и избыточная красота речи сочетались в нем с высоким нравственным накалом.
Можно ли ориентироваться на это стояние и служение в слове в современной российской ситуации, когда приходится учитывать множественность точек зрения и ослабленность чувства идентичности? Думается, что можно. Множественность точек зрения не исключительное, а нормальное для риторики положение, а ослабление идентичности можно рассматривать как задачу, которая не в последнюю очередь решается и с помощью политического и гражданского красноречия. Необходимо только прежде, чем отстаивать свою частичную правду, и для того, чтобы ее отстаивать, извлекать из забвения и очищать от наносов те нравственные категории, которые реально консолидируют общество, ибо эта консолидация впаяна в сами основы культуры, в русский язык и в русское языковое мышление. Речь идет о таких базовых для русской культуры категориях, как правда и справедливость, а не о форсированном штурме нравственного пространства с помощью нововведений, сделанным по дискредитировавшим себя старым образцам вроде «диктатуры закона».
Итак, безупречную этическую основу речи – вот что следует заимствовать из древнерусского красноречия. Русская классическая литература опиралась именно на нее, что и обеспечило ей непререкаемый международный авторитет.
Словом, в древнем периоде развития русской риторики в качестве ориентира необходимо избрать не слабость аргументативной базы и не отсутствие опыта дискуссий, а силу нравственной аргументации, той самой аргументации, которая сегодня либо отсутствует вовсе, либо подменяется этическим «новоделом».
Выводы.
Обобщим все, что было сказано выше о красноречии древнерусского периода.
Русское политическое красноречие сложилось как красноречие торжественное, т.е. обращенное к единомышленникам, рассчитанное не на мгновенный, а на долговременный, если не на вечный эффект. Кроме того, торжественное красноречие – это слово, обращенное к слушателям сверху, с амвона.
Особый характер торжественного красноречия предопределяет и его отличительные свойства. Эти свойства получают ту или иную модификацию в зависимости от местных культурных условий. Для красноречия Киевской Руси такими свойствами были: амплифицирующее построение речи, ссылки на Писание, пристрастие к развернутым метафорам, ритмизованная проза.
Некоторые черты русского красноречия начального периода вошли в плоть и кровь русской риторики, сделались ее родовыми чертами. Стремление апеллировать к единомышленникам, желание воспитывать и поучать, любовь к уподоблениям, пристрастие к амплифицирующему построению речи до сегодняшнего дня ощущаются как традиция, как то, что дается оратору легче, чем что-либо другое. Между тем специфические качества торжественного красноречия выигрышны и уместны лишь в определенных ситуациях, в ряде же случаев они становятся нефункциональными, снижают убеждающую силу слова.
Русское красноречие первых лет практически не знало риторической теории и ориентировалось на образцы. Благодаря особым историческим условиям бытования древнерусского красноречия и наличию блестящих образцов можно, несмотря на отсутствие риторической теории, говорить о киевской школе торжественного красноречия. Однако само по себе отсутствие теории не прибавляет риторике витальности, а при некоторых условиях просто означает ее смерть. В частности, динамичная жизнь и наличие манипулятивных технологий при отсутствии внятной теории, которая в состоянии объяснить механизм их действия и установить границы дозволенного, могут привести и обычно приводят к кризису доверия и вырождению самих технологий убеждения.
В области аргументации главной силой древнерусского красноречия были этические доводы. Эти доводы, безусловно, должны быть взяты на вооружение, ибо они продемонстрировали свою силу в России и в иных культурно-исторических условиях. Когда оратор покидает этическую почву и апеллирует исключительно к выгоде, он ослабляет свою позицию. Риторика власти, лишенная этической базы, не способна обосновать непопулярные меры и бывает вынуждена прибегать к обману или насилию. В свою очередь популистский характер риторики власти приводит к постепенному ослаблению этической базы. Если принять во внимание сказанное, современной риторике есть чему поучиться у риторики древнерусской, максимально далекой от популизма. Однако надо учесть и то, обстоятельство, что древнерусские ораторы имели под собой более крепкую и более однородную почву. Поэтому для них существовала возможность ограничиваться только этическими доводами и ссылками на авторитет Писания. Логическая и фактическая сторона аргументации не являлась предметом их специальных забот. Отсюда и бесконечные рассуждения по аналогии, не имеющие реальной доказательной силы и удобные только тем, что делают рассуждение наглядным и запоминающимся, что и было целью древнерусского оратора.
В отношении композиции речи древнерусские ораторы создали прецедент амплифицирующего построения речи на русском языке. В некоторых случаях, особенно в торжественных речах или там, где аудитория питает к говорящему изначальное доверие и имеет терпение его выслушать, такая композиция, предполагающая неспешное приращение мысли, может быть идеальной. Но в ряде случаев она бесполезна.
Говоря о языке и стиле красноречия древнерусского периода, вновь обратимся к теме развернутой метафоры, притчи. Древнерусское красноречие достигло здесь высочайшего искусства. В результате применения притчевой стратегии происходит не только усвоение сложного, но и запоминание его. Возникает эффект долгого автономного существования образа уже после того, как речь произнесена или прочитана. Искусству притчевой стратегии можно и нужно учиться. Но то, что сказано выше о слабой доказательной силе этого приема, также необходимо учитывать. Самой по себе притчи сегодня мало. Однако притча или любая другая метафора, развернутая или допускающая развертывание, продлевает ораторскому слову жизнь.
Торжественное слово допускает большую меру искусственности, чем слово совещательное или судебное. Здесь возможна эксплицитно выраженная, даже демонстративная украшенность слога, что может проявиться прежде всего в специфическом ритме речи, граничащей иногда с так называемым молитвенным стихом, для которого, как для самой молитвы, характерно чередование отрезков равной длины (заведомо кратких или заведомо длинных) с отрезками, контрастирующими по длине (соответственно, длинными или краткими).
Чего же все-таки в опыте древнерусского красноречия следует опасаться? В этот период риторика власти, если только этот термин применим ко временам Киевской Руси, никаких роковых ошибок не совершила. Она не обнаружила своей несостоятельности, не взрастила себе оппонентов, которых, не умея им возразить, не желала выслушивать, почему и обратилась к тактике далеко не риторической – хоть на некоторое время лишить их самой возможности говорить. Напротив, она была убедительна и тиражировалась не самой властью на деньги налогоплательщиков, а книжными людьми, которые видели в ней прежде всего нравственную проповедь. В этом смысле ничему плохому у киевского красноречия научиться нельзя. И все же опасность есть. Она заключается в неумеренной идеализации древнерусского красноречия как единственно возможного и правильного, привлекательной лишь тем, что позволяет скрыть наши собственные пороки. Неумение выслушать того, кто с тобой не согласен, стремление поучать и слушать только самого себя, отсутствие логики в доводах и неумение предвидеть и предотвращать контраргументы противника – вот перечень тех пороков, которые в ней таятся. Формула этой идеализации проста: то, что возможно в условиях реально консолидированного общества и в торжественной речи, объявляется общим, вневременным свойством всей русской риторики.
Заключая настоящую главу, остается лишь сказать, что изучение древнерусского красноречия обязательно должно входить в программу преподавания политической риторики как самостоятельной дисциплины и стать средством воспитания российской политической элиты, в том случае, разумеется, если эта риторика когда-нибудь появится в нашей стране как школа.
