Древний китай легизм. КИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ. ЛЕГИЗМ
История современного города Афины.
Древние Афины
История современных Афин

Доктрина Сюнь-цзы и легизм. Древний китай легизм


Легизм - это что такое?

Многие историки полагают, что первая государственная идеологи Китая – это конфуцианство. Между тем перед этим учением возник легизм. Рассмотрим далее подробно, что собой представлял легизм в Древнем Китае.

легизм это

Общие сведения

Легизм, или, как его называли китайцы, школа фа-цзя, основывался на законах, поэтому его представителей именовали "законниками".

Мо-цзы и Конфуций не смогли найти правителя, через действия которого воплощались бы их идеи. Что касается легизма, то его основоположником считается Шан Ян. При этом он признается не только и не столько мыслителем, сколько реформатором, государственным деятелем. Шан Ян активным образом содействовал созданию и укреплению в середине 4 в. до н. э. в царстве Цинь такого государственного строя, при котором спустя более 100 лет правитель Цинь Ши хуанди смог объединить страну.

Легизм и конфуцианство

Еще недавно исследователи игнорировали существование легизма. Однако, как показали работы нескольких последних десятилетий, в том числе переводы классиков, школа законников стала главным конкурентом конфуцианства. Более того, легистское влияние не только не уступало по своей силе конфуцианству, а в существенной степени определяло характерные черты мышления чиновников и всего государственного аппарата Китая.

Как пишет Вандермеш, в течение всего времени существования Древнего Китая любое сколько-нибудь значимое государственное мероприятие находилось под влиянием легизма. Эта идеология, однако, в отличие от учений Мо-цзы и Конфуция, не имела признанного основателя.

Особенности возникновения

Первая китайская библиография, включенная в "Историю Ранней династии Хань", содержит сведения о том, что учение легизма было создано чиновниками. Они настаивали на введении неукоснительных наказаний и определенных наград.

Как правило, наряду с Яном в число основателей идеологии включают Шэнь Дао (философа 4-3 вв. до н. э.) и Шэнь Бу-хая (мыслителя, государственного деятеля 4 в. до н. э.). Крупнейшим теоретиком учения и завершителем доктрины признается Хань Фэй. Ему приписывается создание обширного трактата "Хань Фэй-цзы".

Между тем исследования показывают, что непосредственным основоположником являлся Шан Ян. Работы Шэнь Бу-хая и Шэнь Дао представлены только отдельными отрывками. Есть, однако, несколько ученых, доказывающих, что Шэнь Бу-хай, создавший технику контроля работы и проверки способностей государственных чиновников, сыграл не меньшую роль в развитии легизма. Этот тезис, однако, не имеет достаточных обоснований.

Если говорить о Фэе, то он пытался смешать несколько направлений. Мыслитель стремился соединить положения легизма и даосизма. Под несколько смягченные легистские принципы он пытался подвести теоретическую базу даосизма, дополнив их некоторыми идеями, взятыми у Шэнь Бу-хая и Шэнь Дао. Однако основные тезисы он заимствовал у Шан Яна. Некоторые главы работы "Шан-цзюнь-шу" он и вовсе переписал в "Хань Фэй-цзы" с незначительными сокращениями и изменениями.

Предпосылки для возникновения учения

Основатель идеологии Шан Ян начал свою деятельность в бурную эпоху. В 4 в. до н. э. китайские государства почти непрерывно воевали друг с другом. Естественно, слабые становились жертвами сильных. Крупные государства всегда находились под угрозой. В любой момент могли начаться мятежи, а они, в свою очередь, перерасти в войну.легизм философия

Одной из могущественных была династия Цзинь. Однако начавшиеся междоусобные войны привели к распаду царства. В результате в 376 г. до н. э. территория была разделена на части между государствами Хань, Вэй и Чжао. Это событие оказало огромное влияние на китайских правителей: все восприняли его как предостережение.

Уже в эпоху Конфуция сын неба (верховный правитель) не имел реальной власти. Тем не менее гегемоны, стоявшие во главе других государств, старались сохранять видимость действий по его поручению. Они вели захватнические войны, провозглашая их карательными экспедициями, направленными на защиту прав верховного правителя и исправление нерадивых подданных. Однако вскоре ситуация изменилась.

После исчезновения видимости авторитета вана, этот титул, предполагавший господство над всеми китайскими государствами, присваивали себе по очереди все 7 правителей самостоятельных царств. Стала очевидной неизбежность борьбы между ними.

В Древнем Китае возможность равноправия государств не предполагалась. Каждый правитель стоял перед выбором: господствовать или подчиняться. В последнем случае правящая династия уничтожалась, а территория страны присоединялась к государству-победителю. Единственным способом избежать гибели была борьба за господство с соседями.

В такой войне, где все боролись против всех, уважение моральных норм, традиционной культуры только ослабляло позиции. Опасными для правящей власти были привилегии и наследственные права знати. Именно этот класс способствовал распаду Цзинь. Ключевой задачей правителя, заинтересованного в боеспособной, сильной армии, являлась концентрация всех ресурсов в своих руках, централизация страны. Для этого необходима была реформа общества: преобразования должны были касаться всех сфер жизни, от экономики до культуры. Именно так можно было добиться цели – получить господство над всем Китаем.

Эти задачи и были отражены в идеях легизма. Изначально они предполагались не как временные меры, реализация которых обусловлена чрезвычайными обстоятельствами. Легизм, кратко говоря, должен был обеспечить фундамент, на котором создалось бы новое общество. То есть фактически должно было произойти одномоментное перерождение государственной системы.

Ключевые тезисы философии легизма были изложены в труде "Шан-цзюн-шу". Авторство приписывают основателю идеологии Яну.

Записки Сыма Цяня

В них приводится биография человека, основавшего легизм. Кратко описав его жизнь, автор дает понять, насколько беспринципным и жестким был этот человек.

Ян был из аристократической семьи, выходцем из маленького города-государства. Он попытался сделать карьеру при правящей династии Вэй, однако не смог. Умирая, главный министр государства рекомендовал правителю или убить Шан Яна, или использовать на службе. Однако тот не сделал ни первого, ни второго.школа законников

В 361 г. до н. э. правитель Цинь Сяо-гун взошел на престол и призвал всех способных жителей Китая к себе на службу для возвращения территории, когда-то принадлежавшей царству. Шан Ян добился приема у правителя. Поняв, что разговоры о превосходстве прежних мудрых царей повергают его в сон, он изложил конкретную стратегию. План заключался в том, чтобы с помощью масштабных реформ добиться укрепления и усиления государства.

Один из придворных возразил Яну, сказав, что при государственном управлении нельзя пренебрегать нравами, традициями, обычаями народа. На это Шан Ян ответил, что так мыслить могут только люди с улицы. Обычный человек придерживается прежних привычек, а ученый занимается исследованием древности. Оба они могут быть только чиновниками и исполнять имеющиеся законы, а не обсуждать вопросы, которые выходят за рамки таких законов. Умный человек, как говорил Ян, закон создает, а глупый – ему подчиняется.

Правитель оценил решительность, ум и бесцеремонность посетителя. Сяо-гун предоставил Яну полную свободу в действиях. Вскоре в государстве были приняты новые законы. Этот момент можно считать началом реализации тезисов легизма в Древнем Китае.

Суть реформ

Легизм – это в первую очередь строгое следование законам. В соответствии с ним, все жители государства были разделены на группы, включавшие 5 и 10 семей. Все они были связаны круговой порукой. Кто не донес на преступника, тот подвергался жестокому наказанию: его рубили надвое. Доносчика награждали так же, как и воина, обезглавившего врага. Человека, скрывавшего преступника, наказывали так же, как и сдавшегося в плен.

Если в семье было больше 2-х мужчин, а раздел не производился, платили двойной налог. Человек, отличившийся в бою, получал чиновничье звание. Люди, занимавшиеся частной борьбой и ссорами, наказывались в зависимости от тяжести деяния. Все жители, от мала до велика, должны были заниматься обработкой земли, ткачеством и другими делами. Производители большого количества шелка и зерна освобождались от повинностей.

Спустя несколько лет реформы были дополнены новыми преобразованиями. Так начался второй этап развития легизма. Это проявлялось в первую очередь в подтверждении декрета, направленного на уничтожение патриархальной семьи. В соответствии с ним было запрещено проживание взрослых сыновей в одном доме с отцом. Кроме того, была унифицирована административная система, стандартизованы весы и меры.

Общая тенденция мероприятий состояла в централизации управления, усилении власти над народом, укрупнении ресурсов и концентрации их в одних руках – в руках правителя. Как говорится в "Исторических записках", для исключения всякого обсуждения людей, даже хваливших законы, ссылали на удаленные пограничные территории.

Захват территорий

Развитие школы легизма обеспечило усиление Цинь. Это позволило начать войну против Вэй. Первый поход состоялся в 352 г. до н. э. Шан Ян нанес Вэй поражение и отнял земли, примыкавшие к циньской границе с востока. Следующий поход был предпринят в 341 г. Его целью был выход к Хуанхэ и захват горных районов. Этот поход был направлен на обеспечение стратегической безопасности Цинь от нападений с восточной стороны.

учения легизма

Когда циньская и вэйская армии сблизились, Ян направил принцу Ану (вэйскому командующему) письмо. В нем он напоминал об их давней и долгой дружбе, указывал, что мысль о кровавой схватке ему невыносима, предлагал мирно разрешить конфликт. Принц поверил и приехал к Яну, но во время пиршества был схвачен циньскими солдатами. Оставшись без командующего, вэйская армия потерпела поражение. В результате государство Вэй уступило свои территории к западу от р. Хуанхэ.

Гибель Шан Яна

В 338 г. до н. э. умер Сяо-гун. На престол вместо него вступил его сын Хуй-вэнь-цзюнь, который ненавидел Шан Яна. Когда последний узнал об аресте, он бежал и попытался остановиться в придорожном трактире. Но по закону человек, дающий ночлег неизвестному, должен быть строго наказан. Соответственно, в трактир Яна владелец не пустил. Тогда он бежал в Вэй. Однако жители государства тоже ненавидели Яна за предательство принца. Они не приняли беглеца. Тогда Ян попытался бежать в другую страну, но вэйцы сказали, что он является циньским мятежником и должен быть возвращен в Цинь.

Из жителей удела, предоставленного в кормление Сяо-гуном, он набрал небольшое войско и попытался напасть на царство Чжэн. Однако Яна настигли циньские войска. Он был убит, а вся его семья уничтожена.

Книги по легизму

В записках Сыма Цяня упоминаются сочинения "Земледелие и война", "Открытие и загораживание". Эти работы в качестве глав включены в "Шан-цзюнь-шу". Кроме них, в трактате присутствуют и некоторые другие сочинения, относящиеся большей частью к 4-3 вв. до н. э.

В 1928 г. голландским китаеведом Дайвендаком был переведен труд "Шан-цзюнь-шу" на английский язык. По его мнению, маловероятно чтобы Ян, убитый непосредственно после ухода в отставку, вообще смог что-то написать. Этот вывод переводчик обосновывает результатами изучения текста. Между тем Переломов доказывает, что в древнейшей части трактата присутствуют записи именно Шан Яна.

Анализ текстов

В структуре "Шан-цзюнь-шу" обнаруживается влияние моизма. В работе делается попытка систематизации, в отличие от рукописей ранней конфуцианской и даосской школ.конфуцианство и легизм

Доминирующая мысль об устройстве государственной машины в определенной степени сама по себе требует разбиения текстового материала на тематические главы.

Методы убеждения, которые использовали легистский советник и моистский проповедник, очень схожи. Им обоим свойственно стремление убедить собеседника, в качестве которого выступал правитель. Эта характерная черта стилистически выражается в тавтологиях, назойливом повторении основного тезиса.

Ключевые направления теории

Вся концепция управления, предложенная Шан Яном, отражала враждебность к людям, крайне низкую оценку их качеств. Легизм – это пропаганда уверенности в том, что только путем применения насильственных мер, жестоких законов можно приучить население к порядку.

Еще одна особенность учения – наличие элементов исторического подхода к социальным явлениям. Частнособственнические интересы, которые пыталась удовлетворить новая аристократия, вступали в противоречие с архаичными устоями общинной жизни. Соответственно, идеологи апеллировали не к авторитету традиций, а к смене социальных условий.

Противопоставляя себя конфуцианцам, даосам, которые призывали восстановить прежний порядок, легисты доказывали бесперспективность, невозможность возврата к прежнему укладу. Они говорили, что приносить пользу можно, не подражая древности.

Надо сказать, что легисты не исследовали действительные исторические процессы. Их идеи отражали только лишь простое противопоставление современных условий прошлым. Исторические взгляды последователей учения обеспечивали преодоление традиционалистских воззрений. Они расшатывали существовавшие в народе религиозные предрассудки и, таким образом, готовили почву для формирования светской политической теоретической базы.

Основные идеи

Приверженцы легизма планировали провести масштабные политические и экономические реформы. В сфере управления они предполагали сосредоточить полноту власти в руках правителя, лишив наместников полномочий и превратив их в обычных чиновников. Они считали, что умный царь не будет потворствовать смуте, а возьмет власть, установит закон и с помощью него наведет порядок.

Планировалось также исключить наследственную передачу должностей. На административные посты рекомендовалось назначать тех, кто доказал преданность правителю в войске. Для обеспечения представительства зажиточного класса в госаппарате предусматривалась продажа должностей. При этом деловые качества во внимание не принимались. От людей необходимо было только одно – слепое повиновение правителю.даосизм легизм

По мнению легистов, необходимо было ограничивать общинное самоуправление и подчинять семейные кланы местной администрации. Они не отрицали общинное самоуправление, однако продвигали комплекс реформ, целью которых было установление непосредственного контроля госвласти над гражданами. Среди основных мероприятий намечалось районирование страны, формирование чиновничьей службы на местах и пр. Реализация планов положила начало для территориального разделения жителей Китая.

Законы, по мнению легистов, должны быть едиными для всего государства. При этом применение законодательства вместо обычного права не предполагалось. Законом считалась репрессивная политика: уголовные наказания и административные распоряжения правителя.

Что касается взаимодействия власти и народа, то оно рассматривалась Шан Яном как противоборство сторон. В идеальном государстве правитель реализует свои полномочия с помощью силы. Он не связан ни с какими законами. Соответственно, о гражданских правах, гарантиях речи не шло. Закон выступал как средство превентивного, устрашающего террора. Даже за самый незначительный проступок, по мнению Яна, нужно было наказывать смертью. Карательную политику предполагалось дополнить мероприятиями, искореняющими инакомыслие и оглупляющими народ.

Последствия

Официальное признание доктрины, как выше говорилось, позволило государству укрепиться и начать завоевание территорий. Вместе с тем распространение легизма в Древнем Китае имело и крайне негативные последствия. Реализация реформ сопровождалась усилением эксплуатации народа, деспотизмом, культивированием животного страха в сознании подданных, всеобщей подозрительностью.

Принимая во внимание недовольство населения, последователи Яна отказались от самых одиозных положений учения. Они стали наполнять его моральным содержанием, сближая его с даосизмом или конфуцианством. Воззрения, отраженные в концепции, разделяли и развивали видные представители школы: Шэнь Бу-хай, Цзын Чань и др.

Хань Фэй выступал за дополнение действующих законов искусством государственного управления. По сути, это указывало на недостаточность одних только тяжких наказаний. Необходимы были и другие средства управления. Поэтому Фэй выступал и с частичной критикой основателя учения и некоторых его последователей.

Заключениешкола легизма

В 11-1 вв. до н. э. возникла новая философия. Концепция была дополнена идеями легизма и утвердилась в качестве официальной религии Китая. Новой философией стало конфуцианство. Эта религия распространялась государственными служащими, "благовоспитанными или просвещенными людьми". Влияние конфуцианства на жизнь населения и систему госуправления оказалось настолько сильным, что некоторые его признаки проявляются и в жизни граждан современного Китая.

Школа моистов стала постепенно исчезать. В даосизм проникли идеи буддизма и местных верований. В результате он стал восприниматься как некая магия и постепенно утратил влияние на развитие государственной идеологии.

fb.ru

Легизм. Древний Восток

В эпоху «Сражающихся царств» и при династии Цинь в Древнем Китае сложилась особая политико-философская школа — легизм (Фа цзя). В противоположность конфуцианству, исходившему из нравственных принципов, легизм настаивал на необходимости строгих законов при управлении государством. Кодифицированное право, дифференцированная система поощрений и наказаний; способствующие развитию сельского хозяйства меры, ограничение торговли, связанные с военной службой привилегии и т. д. должны были способствовать укреплению государства и усилению личной власти правителя.

Наиболее выдающимся теоретиком легизма был Хань Фэй-цзы (288–233 гг. до н. э.). Однако еще раньше такие политические деятели, как Цзы Чань (ум. в 522 г. до н. э.) и Шан Ян (390–338 гг. до н. э.) осуществляли практические шаги и реформы, основываясь на тех же принципах. После объединения Китая государством Цинь в 221 г. до н. э. на всей территории страны было введено построенное в соответствии с этой теорией управление. В результате, жестокое угнетение народа привело в 209 г. до н. э. к крупному народному восстанию, предводителями которого были Чэнь Шэн и У Гуан. В конце концов династия Цинь пала. При ханьском императоре У-ди умеренные теории легизма были интегрированы в государственную конфуцианскую идеологию.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)

Конфуцианство и легизм

В середине Чжаньго с появлением жесткого легизма Шан Яна противостояние этой доктрины с конфуцианством достигло большого накала. Шан Ян просто кипел негодованием, когда заходила речь о «говорунах» и «паразитах» типа «знатоков Ши [цзина] и Шу [цзина]», т. е. о конфуцианцах. И действительно, то, что предлагал жесткий легизм, было диаметрально противоположным доктрине и методам великого Учителя и его последователей из школы жу-цзя. Но так продолжалось не слишком долго. Началось движение к некоему синтезу конфуцианства с легизмом. Это было связано с именем представителя школы жу-цзя Сюнь-цзы.

Как уже известно читателю, трактат «Сюнь-цзы» представлял собой конфуцианский текст с явной склонностью к синтезу. В нем можно встретить немало элементов, заимствованных из легизма, начиная с похвалы циньских порядков и кончая утверждением, будто сам Конфуций был не чужд строгим наказаниям за ничтожные проступки (речь идет о казни некоего шао-чжэна Мао, якобы совращавшего своими неконфуцианскими речами молодежь).

Неизвестно, были ли у Сюнь-цзы единомышленники, стремившиеся к сближению с легизмом. Мы знаем двух, видимо, лучших его учеников, Хань Фэй-цзы и Ли Сы, которые стали активными сторонниками легизма и фактически забыли о конфуцианстве. Похоже, что к синтезу призывал в то время только сам Сюнь-цзы, остававшийся, при всей его склонности к сближению с легизмом, не только активным, но и единственно разумным конфуцианцем, способным вывести школу жу-цзяиз тупика непримиримости, в котором она находилась после Мэн-цзы. Добился ли он успехов в этом стремлении?

С одной стороны, совершенно очевидно, что сам Сюнь-цзы в своем стремлении переинтерпретировать доктрину Конфуция и тем более непримиримого Мэн-цзы вроде бы мало преуспел и признания не добился. А его ученик Ли Сы стал на посту первого министра империи Цинь двигателем тех реформ легистского толка, которыми было отмечено правление первого китайского императора Цинь Ши-хуанди [Переломов, 1962]. Многие данные свидетельствуют, что при династии Цинь противостояние конфуцианства легизму не только не смягчилось, но даже обострилось, чему в немалой степени способствовал именно Ли Сы[279]. Как сообщает Сыма Цянь, он призывал императора быть решительным в реформах и не слушать тех (а это прежде всего конфуцианцы), кто призывает изучать древность и следовать ей, но не принимать во внимание требования современности: «А вот нынешние ученые мужи не учатся у современности, изучают [лишь] древность, чтобы поносить наш век и вносить сомнения и сеять смуты среди черноголовых» [Вяткин, т. II, с. 76].

Хорошо известно также, что именно по совету Ли Сы Цинь Ши-хуан приказал сжечь книги — в первую очередь конфуцианские[280], — дабы не давать повода тем, кто кивает в сторону древности, смущать людей [там же, с. 77–78]. Вслед за тем были изданы суровые законы, резко ограничивавшие возможности представителей разных школ, в первую очередь конфуцианцев, пропагандировать свои идеи. Эти законы были восприняты даже в циньских верхах далеко не единодушно. Старший сын Цинь Ши-хуана, Фу Су, счел необходимым возразить отцу, считая, что гонения на конфуцианство приведут к дестабилизации империи. Однако его мнение не было принято во внимание, а самого его отец послал на север под предлогом необходимости проконтролировать действия генерала Мэн Тяня. В число решений, которые осудил Фу Су, входил и знаменитый чудовищный приказ казнить 460 «ученых мужей» [там же, с. 81][281]. Можно добавить к сказанному, что в период господства империи Цинь в ней существовали шаньяновского типа законы, предусматривавшие суровые наказания даже за небольшие проступки. Собственно, поэтому царствование Цинь Ши-хуанди вошло в историю Китая как неудавшийся по ряду весомых причин легистский эксперимент. Этот вывод ныне считается общепринятым и входит в учебники [Васильев Л.С., 2003, т. I, с. 211–214; История Китая, 1998, с. 113–120].

Однако традиция, не только слившаяся с конфуцианством и ставшая по сути конфуцианской, но и еще раз переинтерпретированная в реалистическо-примирительном духе Сюнь-цзы, не могла не оказывать влияние на элиту только что созданной империи. В специальной статье, посвященной этой проблеме, Е.П. Синицын обратил внимание на ряд документов и, в частности, на язык стел Цинь Ши-хуана, текст которых воспроизведен в главе 6 труда Сыма Цяня. Язык действительно весьма близок к традиционно-конфуцианскому. Встречаются, например, упоминания о сыновней почтительности сяо, гуманности и долге, коими будто бы преисполнен император, а также цитаты из «Шицзина» [Синицын, 1974, с. 156–157].

Анализируя тексты в основном ханьских авторов, Е.П. Синицын делает вывод, что конфуцианство не было чуждо правителям Цинь еще до образования империи. Этот тезис подкреплен ссылками на конфуцианство, обновленное Сюнь-цзы и ставшее ближе к легизму и вообще к реалиям конца Чжоу. В частности, упоминается о поездке Сюнь-цзы в Цинь, которая послужила толчком в изменении взглядов этого мыслителя и сближении его с легизмом [Синицын, 1974, с. 196]. Факты, свидетельствующие о реальном сближении правителей царства Цинь с конфуцианством, можно было бы найти, обратившись, например, к эклектической по характеру энциклопедии «Люй-ши чуньцю», писавшейся в царстве Цинь в конце периода Чжаньго. Само появление такого трактата в царстве Цинь свидетельствует в пользу утверждений Синицына о том, что конфуцианство не было чуждо циньскому населению накануне создания империи. Другое дело— насколько связанные с конфуцианством традиции, не вовсе чуждые императору Цинь Ши-хуанди, сыграли или могли сыграть существенную роль при строительстве им империи.

Стоит также иметь в виду, что после смерти Шан Яна легизм в Цинь постепенно становился менее жестким под влиянием господствовавшей в Поднебесной традиции, в которой преобладали конфуцианские элементы. Однако едва ли этот процесс зашел слишком далеко. Скорее всего, можно говорить только о несколько менее жестком легизме. Доказательством могут служить кровопролитные войны циньских генералов, отличавшихся исключительной жестокостью, а также система наказаний, введенная в империи Цинь явно по шаньяновскому стандарту. Речь идет о расправах с инакомыслящими «учеными мужами», о смертной казни тех, кто опоздал прибыть к месту отбывания очередной повинности. По словам Сыма Цяня (глава 18), именно это послужило причиной восстания Чэнь Шэна, с которого начались народные движения, приведшие к краху империю Цинь [Вяткин, т. VI, с. 152]. Можно согласиться с Е.П. Синицыным, что циньские правители в конце Чжаньго, а также первый император Цинь Ши-хуан и его премьер Ли Сы не были ревностными энтузиастами одного только жесткого шанъяновского легизма, хотя и отдавали ему должное[282]. Но нет сомнений, что во многом они оставались приверженцами традиционного легизма времен Шан Яна. Словом, нет никаких весомых оснований считать правителей империи Цинь в той же мере конфуцианцами, что и легистами. Все было намного сложнее. Речь идет только о некоем процессе синтеза, который проявил себя далеко не сразу.

Как известно, жесткий легизм Шан Яна и мягкий Шэнь Бу-хая были своего рода соперниками на протяжении длительного времени. Еще Хань Фэй-цзы настойчиво уверял, что следует учитывать и рекомендации школы Шан Яна, и разработки Шэнь Бу-хая, поскольку только объединение того и другого даст оптимальный результат. К его призыву явно не прислушались, ибо на протяжении значительного (около века) периода становления империи, вплоть до времен ханьского У-ди (годы правления 140-87 до н. э.), шло соперничество сторонников Шан Яна и Шэнь Бу-хая [Creel, 19706, с. 103–120]. Заметим, что мягкий легизм Шэнь Бу-хая не только не противостоял конфуцианству как доктрине, но был практически готов к сосуществованию с представителями школы жу-цзя, чего нельзя сказать о шаньяновском легизме.

Однако это соперничество постепенно сглаживалось, особенно в период длительного правления ханьского У-ди. К этому времени стало абсолютно ясно, что без системы легистских идей и институтов (как шанъяновских, так и шэньбухаевских) империю как нечто целостное и централизованное, как достаточно крепкую административную структуру, способную держать удары извне и изнутри и возрождаться при благоприятных обстоятельствах, нельзя было бы создать. Но еще более очевидным стало понимание, что официальной идеологией прочной империи не могут быть доктрины, не ставящие во главу угла конфуцианские традиции с их моральным стандартом, культом предков и старших, патерналистской заботой администрации о нормальном существовании населения.

Казалось бы, обе доктрины слишком различны, порой противоположны и резко направлены в разные стороны. Но это не так [Васильев, 1970, с. 177–183]. Между конфуцианством и легизмом при всем их противостоянии, даже непримиримости было немало общего. Оба учения интересовались преимущественно социально-политическими проблемами, хотя одно из них отдавало первенство традиции и морали, а другое — сиюминутным задачам, искусству администрации и силовым методам. Оба видели будущее Поднебесной в крепкой централизованной империи, управляемой хорошо подобранным аппаратом власти из квалифицированных чиновников. Только в одном случае чиновники воспринимались не столько как слуги правителя, сколько как заботливые покровители народа, тогда как в другом — как сила, призванная заставлять людей служить правителю и власти во имя благополучия империи.

Но само по себе некоторое функциональное сходство доктрин, равно как и заметная эволюция конфуцианства Сюнь-цзы в сторону легизма или усиление влияния конфуцианских традиций в Цинь, было лишь условием для синтеза. Подлинной же причиной его следует считать суровую необходимость, выявившуюся, правда, уже после образования империи, — создать оптимальную модель управления Поднебесной, что объективно выдвигало на передний план жесткий легизм. Но неудача Цинь Ши-хуанди (даже при его внимании к мягкому легизму Шэнь Бухая и к столь милой сердцу большинства населения конфуцианской этике и риторике) была в конечном счете связана с крахом политики шанъяновского легизма, преобладавшего в административном арсенале. Пришедшие после него к власти правители империи Хань извлекли из этого должный урок и сделали все для изменения акцента и перенесения точки опоры на шэньбухаевский легизм и конфуцианство. Это было закреплено, хотя и не сразу, в официальной идеологии— ханьском конфуцианстве, вобравшем в себя немало полезных и необходимых для существования империи идей и институтов легизма, но отдавшего при этом решительное предпочтение идеям школы жу-цзя, взяв из них, в том числе и из построений «Чжоули», все, что только можно было.

Следует оговориться, что все это хронологически выходит за рамки периода Чжаньго. Однако без апелляции к раннеханьскому времени в поисках синтеза и оценок его результата обойтись нельзя. Дело в том, что процесс объективно вынужденного сближения обеих доктрин шел в условиях, вызванных к жизни потребностями создания оптимально управляемой и стабильно существующей империи. Завершился он, как известно, в результате активной деятельности ханьского идеолога и четвертого великого конфуцианца древности Дун Чжун-шу, который во времена У-ди практически свел все концы с концами и заложил основы того принципиально нового конфуцианства, обогащенного элементами иных доктрин и прежде всего легизма, которое просуществовало в практически неизменном виде на протяжении двух с лишним тысячелетий, дожило до наших дней и сегодня оказывает существенное влияние на успешную трансформацию не только Китая, но и ряда иных дальневосточных стран конфуцианского цивилизационного круга, начиная с Японии.

Итак, первым и наиболее значимым для истории Китая было инкорпорирование ряда элементов легизма конфуцианством. Этот процесс протекал параллельно со сближением жесткого шаньяновского легизма с его системой наказаний, социальными рангами, круговой порукой, цензоратом и многими иными важными для империи институциальными нововведениями и шэньбухаевского искусства умелой администрации (можно напомнить и о мягком легизме, представленном в ряде глав энциклопедии «Гуань-цзы», который тоже сыграл определенную роль в становлении основ китайской конфуцианской империи). Оба процесса шли в начале имперского периода в Цинь и с еще большей энергией при первой династии Хань.

Сближение, а фактически поглощение одним учением другого было прежде всего результатом длительного процесса поиска с использованием подходящих элементов разных, в том числе и вроде бы противостоящих друг другу доктрин. Практичность, прагматичность традиционного китайского ума выступает здесь весьма наглядно. Едва ли не первым это качество проявил Сюнь-цзы. Он хорошо знал ненависть Шан Яна к школе жу, но это его не смутило. Все то лучшее, что, на его взгляд, принесли реформы Шан Яна отсталому и малонаселенному до того полуварварскому царству Цинь, он не только принял к сведению, но и воспринял как элемент собственной соответствующим образом обновленной интерпретации конфуцианства. Смысл такого рода интерпретации прост: добродетель должна быть с кулаками, иначе она ничего не добьется. Отсюда и не раз упоминавшаяся его выдумка, будто бы так считал и Конфуций, который приказал по ничтожному поводу убить некоего шао-чжэна Мао.

Ученик Сюнь-цзы Хань Фэй-цзы продолжал поиск учителя, хотя обычно и не ссылался на него. Суть его поиска сводилась, как упоминалось, прежде всего к сближению легизма Шан Яна с учением Шэнь Бу-хая. И хотя результат теоретических штудий кабинетного ученого, каким был Хань Фэй-цзы, лишь случайно стал известен императору Цинь Ши-хуанди, идеи этого теоретика были востребованы, причем как в Цинь, так и на протяжении ряда правлений императоров первой династии Хань, вплоть до У-ди, когда процесс пришел к своему логическому концу. Конфуцианство заняло первое и более уже никем не ставившееся под сомнение место, а легизм Шан Яна и доктрина Шэнь Бу-хая (равно как и рекомендации авторов легистских глав «Гуань-цзы») вписались в его еще раз обновленную интерпретацию.

В заключение заметим, что итогом анализируемого процесса было исчезновение легизма как самостоятельной доктрины во всех его оттенках и вариантах. И хотя его идеи порой выдвигались в ходе политической борьбы в разные периоды истории Китая, они никогда не были попытками выступить с открытым забралом и противопоставить официальному государственному конфуцианству древний легизм. Обычно это было лишь стремлением напомнить об отдельных элементах легизма, которые в данный момент были забыты и использование которых могло бы принести пользу стране[283].

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

КИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ. ЛЕГИЗМ

Легизм, или "школа закона", представляет собой сформировавшееся в 4-3 вв. до н.э. теоретическое обоснование тоталитарно-деспотического управления государством и обществом, которое первым в китайской теории добилось статуса единой официальной идеологии в первой централизованной империи Цинь (221-207 до н.э.). Легистское учение выражено в аутентичных трактатах 4-3 вв. до н.э. Гуань-цзы ([[Трактат]] Учителя Гуань [[Чжуна]]), Шан цзюнь шу (Книга правителя [[области]] Шан [[Гунсунь Яна]]), Шэнь-цзы ([[Трактат]] Учитель Шэнь [[Бухая]]), Хань Фэй-цзы ([[Трактат]] Учителя Хань Фэя), а также менее значимых из-за сомнений в аутентичности и содержательной недифференцированности относительно "школы имен" и даосизма Дэн Си-цзы ([[Трактат]] Учителя Дэн Си) и Шэнь-цзы ([[Трактат]] учителя Шэнь [[Дао]]). В латентный период 7-5 вв. до н.э. протолегистские принципы вырабатывались на практике. Гуань Чжун (? - 645 до н.э.), советник правителя царства Ци, по-видимому, первым в истории Китая выдвинул концепцию управления страной на основе "закона" (фа), определенного им как "отец и мать народа" (Гуань-цзы, гл. 16), что ранее применялось только в качестве определения государя. Закон Гуань Чжун противопоставил не только правителю, над которым он должен возвышаться и которого должен ограничивать, дабы защищать от его необузданности народ, но также мудрости и знаниям, которые отвлекают людей от их обязанностей. Чтобы противодействовать порочным тенденциям, Гуань Чжун, также, по-видимому, первый, предложил использовать наказания как главный метод управления: "когда боятся наказаний, управлять легко" (Гуань-цзы, гл. 48). Эту линию продолжил Цзы Чань (ок. 580 - ок. 522 до н.э.), первый советник правителя царства Чжэн, согласно Цзо чжуани (Чжао-гун, 18 г., 6 г.), считавший, что "путь (дао) Неба далек, а путь человека близок и до него не доходит". Он нарушил традицию "суда по совести" и впервые в Китае в 536 до н.э. кодифицировал уголовные законы, отлив в металле (по-видимому, на сосудах-триподах) "уложение о наказаниях" (син шу). Его современник и также сановник царства Чжэн, Дэн Си (ок. 545 - ок. 501 до н.э.) развил и демократизировал данное начинание, опубликовав "бамбуковое [[уложение о]] наказаниях" (чжу син). Согласно Дэн Си-цзы, он излагал учение о государственной власти как единоначальном осуществлении правителем посредством "законов" (фа) правильного соответствия между "именами" (мин2) и "реалиями" (ши). Правитель должен овладеть особой "техникой" (шу2) управления, которая предполагает способность "видеть глазами Поднебесной", "слушать ушами Поднебесной", "рассуждать разумом Поднебесной". Подобно Небу (тянь), он не может быть "великодушен" (хоу) к людям: Небо допускает стихийные бедствия, правитель не обходится без применения наказаний. Ему надлежит быть "безмятежным" (цзи4) и "замкнутым в себе" ("сокрытым" - цан), но одновременно "величественно-властным" (вэй2) и "просветленным" (мин3) относительно законосообразного соответствия "имен" и "реалий". В период с 4 по первую половину 3 в. до н.э. на основе отдельных идей, сформулированных предшественниками, практиками государственного управления, и под влиянием некоторых положений даосизма, моизма и "школы имен" произошло сложение легизма в целостное самостоятельное учение, ставшее в самую резкую оппозицию конфуцианству. Гуманизму, народолюбию, пацифизму и этико-ритуальному традиционализму последнего легизм противопоставил деспотизм, почитание власти, милитаризм и законническое новаторство. Из даосизма легисты почерпнули представление о мировом процессе как естественном Пути-дао, в котором природа значимее культуры, из моизма - утилитаристский подход к человеческим ценностям, принцип равных возможностей и обожествление власти, а из "школы имен" - стремление к правильному балансу "имен" и "реалий". Эти общие установки были конкретизированы в творчестве классиков легизма Шэнь Дао (ок. 395 - ок. 315 до н.э.), Шэнь Бухая (ок. 385 - ок. 337 до н.э.), Шан (Гунсунь) Яна (390-338 до н.э.) и Хань Фэя (ок. 280 - ок. 233 до н.э.). Шэнь Дао, первоначально близкий к даосизму, впоследствии стал проповедовать "почтение к закону" (шан фа) и "уважение к властной силе" (чжун ши), поскольку "народ объединяется правителем, а дела решаются законом". С именем Шэнь Дао связывается выдвижение на первый план категории "ши" ("властная сила"), совмещающей в себе понятия "власть" и "сила" и дающей содержательное наполнение формальному "закону". Согласно Шэнь Дао, "недостаточно быть достойным, чтобы подчинять народ, но достаточно обладать властной силой, чтобы подчинять достойного". Другую важнейшую легистскую категорию "шу" - "техника/искусство [[управления]]", которая определяет взаимосвязь "закона/образца" и "власти/силы", разработал первый советник правителя царства Хань, Шэнь Бухай. Следуя по стопам Дэн Си, он привнес в легизм идеи не только даосизма, но и "школы имен", отразившиеся в его учении о "наказаниях/формах и именах" (син мин), согласно которому "реалии должны соответствовать именам" (сюнь мин цзэ ши). Сосредоточившись на проблемах управленческого аппарата, Шэнь Дао призывал "возвышать государя и принижать чиновников" таким образом, чтобы на них ложились все исполнительские обязанности, а он, демонстрируя Поднебесной "недеяние" (у вэй), скрытно осуществлял контроль и властные полномочия. Своего апогея легистская идеология достигла в теории и практике правителя области Шан в царстве Цинь, Гунсунь Яна, который считается автором шедевра макиавеллизма Шан цзюнь шу. Восприняв моистскую идею машинообразного устройства государства, Шан Ян, однако, пришел к противоположному выводу о том, что оно должно побеждать и, как советовал Лао-цзы, оглуплять народ, а не приносить ему пользу, ибо, "когда народ глуп, им легко управлять" с помощью закона (гл. 26). Сами же законы отнюдь не богодухновенны и подлежат переменам, поскольку "умный творит законы, а глупый подчиняется им, достойный изменяет правила благопристойности, а никчемный обуздывается ими" (гл. 1). "Когда народ побеждает закон, в стране воцаряется смута; когда закон побеждает народ, усиливается армия" (гл. 5), поэтому власти следует быть сильнее своего народа и заботиться о могуществе армии. Народ же надо побуждать заниматься двуединым важнейшим делом - земледелием и войной, избавляя его тем самым от неисчислимых желаний. Управление людьми должно строиться на понимании их порочной, корыстной природы, преступные проявления которой подлежат суровым наказаниям. "Наказание рождает силу, сила рождает могущество, могущество рождает величие, величие (вэй2) рождает благодать/добродетель (дэ)" (гл. 5), поэтому "в образцово управляемом государстве много наказаний и мало наград" (гл. 7). Напротив, красноречие и ум, благопристойность и музыка, милостивость и гуманность, назначение на должность и повышение по службе приводят лишь к порокам и беспорядкам. Важнейшим средством борьбы с этими "ядовитыми" явлениями "культуры" (вэнь) признается война, неизбежно предполагающая железную дисциплину и всеобщую унификацию. Хань Фэй завершил формирование легизма, синтезировав систему Шан Яна с концепциями Шэнь Дао и Шэнь Бухая, а также введя в него некоторые общетеоретические положения конфуцианства и даосизма. Он развил намеченную Сюнь-цзы и важнейшую для последующих философских систем (особенно неоконфуцианской) связь понятий "дао" и "принцип" (ли1): "Дао есть то, что делает тьму вещей таковой, что определяет тьму принципов. Принципы суть формирующие вещи знаки (вэнь). Дао - то, благодаря чему формируется тьма вещей". Вслед за даосами Хань Фэй признавал за дао не только универсальную формирующую (чэн2), но и универсальную порождающе-оживотворяющую (шэн2) функцию. В отличие от Сун Цзяня и Инь Вэня он считал, что дао может быть представлено в "символической" (сян1) "форме" (син2). Воплощающая дао благодать (дэ) в человеке укрепляется бездействием и отсутствием желаний, ибо чувственные контакты с внешними объектами растрачивают "дух" (шэнь) и "семенную эссенцию" (цзин3). Отсюда следует, что и в политике полезно придерживаться спокойной скрытности. Надо предаваться своей природе и своему предопределению, а не обучать людей гуманности и должной справедливости, которые так же непередаваемы, как ум и долголетие. Следующий чрезвычайно краткий исторический период развития легизма стал для него исторически самым значительным. Еще в 4 в. до н.э. он был взят на вооружение в государстве Цинь, а вслед за покорением циньцами соседних государств и возникновением первой централизованной империи в Китае обрел статус первой всекитайской официальной идеологии, опередив таким образом имевшее на это большие права конфуцианство. Однако незаконное торжество длилось недолго. Просуществовавшая всего полтора десятилетия, но оставившая о себе на века недобрую память, пораженная утопической гигантоманией, жестоким сервилизмом и рационализированным мракобесием, империя Цинь в конце 3 в. до н.э. рухнула, похоронив под своими обломками и грозную славу легизма. Конфуцианство же к середине 2 в. до н.э. добилось реванша на официально-ортодоксальном поприще, эффективно учтя прежний опыт посредством умелой ассимиляции ряда прагматически эффективных принципов легистского учения об обществе и государстве. Морально облагороженные конфуцианством, эти принципы находили реализацию в официальной теории и практике Срединной империи вплоть до начала 20 в. Даже вопреки стойкой конфуцианской идиосинкразии на легизм в Средние века крупный государственный деятель, канцлер-реформатор и философ-конфуцианец Ван Аньши (1021-1086) включил в свою социально-политическую программу легистские положения об опоре на законы, в особенности карательные ("суровые наказания за малые проступки"), о поощрении воинской доблести (у2), о взаимной ответственности чиновников, об отказе от признания абсолютного приоритета "древности" (гу) над современностью. В конце 19 - начале 20 в. легизм привлек к себе внимание реформаторов, усматривавших в нем теоретическое обоснование ограничения законом императорского всевластия, освященного официальным конфуцианством. После падения империи, в 1920-1940-е годы легистскую апологетику государственности стали пропагандировать "этатисты" (гоцзячжуи пай) и, в частности, их идеолог Чэнь Цытянь (1893-1975), ратовавший за создание "неолегизма". Сходных взглядов придерживались и теоретики гоминьдана во главе с Чан Кайши (1887-1975), заявлявшие о легистском характере государственного планирования экономики и политики "народного благоденствия". В КНР во время проведения кампании "критики Линь Бяо и Конфуция" (1973-1976) легисты были официально объявлены прогрессивными реформаторами, боровшимися с консервативными конфуцианцами за победу нарождавшегося феодализма над отжившим рабовладением, и идейными предшественниками маоизма. Поделитесь на страничке

slovar.wikireading.ru

Конфуцианство и легизм. Культы, религии, традиции в Китае

Конфуцианство и легизм

Учение законников-легистов (фа-цзя) и роль, сыгранная ими в истории Китая, в последнее время привлекают к себе пристальное внимание специалистов [95; 96; 118; 481; 741]. В опубликованной на эту тему серии статей Г. Крила убедительно показано, как учение легистов повлияло на становление форм социальной организации и администрации в конце Чжоу [313; 315 – 317].

Легисты были главной силой, противостоявшей конфуцианству именно в сфере социальной политики и этики, то есть в том, что составляло существо учения Конфуция. Доктрины легизма, его теория и практика в ряде важнейших пунктов были кардинально противоположны тому, что предлагали конфуцианцы. Говоря в самом общем плане, легисты в политике и этике были прежде всего реалистами. Если у конфуцианцев, во всяком случае вначале, теория стояла как бы над практикой, а политика считалась производным от морали (как считают некоторые, характерным для конфуцианцев было «создать модель» и следовать ей) [796, 9], то для легистов практика и потребности конкретного развития стояли на первом плане. Это определило и многие другие различия. Так, в отличие от конфуцианства, у теории легизма не было единого признанного творца, патриарха-пророка. Среди тех, кто внес наибольший вклад в развитие этого учения, были по преимуществу политики-практики, министры и реформаторы, действовавшие в различных царствах Древнего Китая с VII по III век до н. э. – Гуань Чжун, Цзы Чань, Шэнь Бу-хай, Шан Ян, Ли Куй, У Ци, Хань Фэй-цзы, Ли Сы. Деятельность каждого из них развивалась примерно в одинаковом направлении – в сторону усиления центральной власти, увеличения авторитета закона, могущества правителя и его министров, силы административно-бюрократического аппарата.

В отличие от конфуцианцев с их приматом морали и обычного права, призывом к гуманности и осознанному чувству долга, культом предков и авторитетом личности мудреца, легисты в основу своей доктрины ставили безусловный примат закона, сила и авторитет которого должны были держаться на палочной дисциплине и жестоких наказаниях. Ни семья, ни предки, ни традиции, ни мораль – ничто не может противостоять закону, все должно склониться перед ним. Законы разрабатываются мудрыми реформаторами, а издает их и придает им силу государь. Он единственный, кто может стать над законом, но и он не должен делать этого46. Осуществляют закон министры и чиновники, слуги государя, его именем управляющие страной. Почтение к закону и администрации обеспечивается специально введенной строгой системой круговой поруки и перекрестных доносов, которая, в свою очередь, держится на страхе сурового наказания даже за мелкие проступки. Наказания за строптивость уравновешиваются поощрениями за послушание: преуспевшие в земледелии или в воинских доблестях (только эти два вида занятий считались легистами достойными; остальные, особенно торговля, преследовались) могли рассчитывать на присвоение им очередного ранга, повышавшего их социальный статус.

Эта система, введенная впервые Шан Яном в царстве Цинь в IV веке до н. э., ставила своей целью с помощью иерархической громоздкой структуры из 20 рангов заменить ранее существовавшие сословия и ослабить некоторые из них, прежде всего родовую аристократию [58; 96; 118; 169; 349; 565; 823; 897; 962; 1029]. В статьях Крила показано, что доктрина легизма, сформулированная в ее наиболее завершенном виде в III веке до н. э. Хань Фэй-цзы, первоначально состояла из двух основных школ или течений. Первой была школа Шэнь Бу-хая, которая основной упор делала на выработку методов управления и системы контроля администрации при посредстве развитого бюрократического аппарата. Второй – школа Шан Яна, превыше всего ставившая закон и систему наказаний [315, 608 – 609; 317, 25]. Оба эти течения были не только родственны друг другу, но и отражали одну и ту же объективную тенденцию: необходимость подавить сепаратистские устремления родовой знати, рождавшие хаос, междоусобицу и приводившие к разрухе и гибели общества, и противопоставить им сильную центральную власть с хорошо налаженным административно-бюрократическим аппаратом.

Правда, против междоусобиц знати и падения нравов, за укрепление центральной власти мудрого и добродетельного государя выступали также и конфуцианцы, начиная с Конфуция. Однако между легистами и конфуцианцами была (по крайней мере, вначале, в Чжаньго) существенная разница: легисты выступали за решительное сокрушение влияния родовой знати и безоговорочную абсолютную власть государя и писаного закона, тогда как конфуцианцы требовали сохранения, даже восстановления былого влияния знати и традиций с условием, чтобы сами аристократы, проникнувшись гуманностью и долгом, превратились в высокоморальных цзюнь-цзы и помогали государю в управлении Поднебесной на основе древних норм обычного права.

В синологии, особенно среди ученых КНР, было немало споров о том, какие классовые или социальные силы представляли те или иные течения философской мысли Древнего Китая. Спорили, в частности, о том, можно ли считать Конфуция идеологом рабовладельческой аристократии [820; 959; 971]. Подчас эти споры велись с позиций вульгарного экономического материализма, и в результате представителей различных философских школ механически «приписывали» тем сословиям (старой знати, новой знати, горожанам, общинникам и т. п.), интересы которых они будто бы выражали [980].

Очевидно, есть основания считать, что конфуцианство в какой?то мере отражало интересы части родовой аристократии. Однако этого далеко не достаточно. Фэн Ю-лань, например, справедливо ставит вопрос о том, что для сословия служивых – ши Конфуций сделал так много, что его следовало бы считать патроном этого сословия наподобие того, как патроном плотников в средневековом Китае считался Лу Бань [955, 247]. Кроме того, несомненно, что действительная социальная база конфуцианцев была еще большей: многие принципы этого учения импонировали широким слоям населения, тесно связанного с родовыми традициями прошлого. Наконец, саму родовую знать эпохи Чжаньго нельзя считать чем?то социально монолитным. Не говоря уже об ожесточенной междоусобице владетельных аристократов, разные представители знати в зависимости от конкретных обстоятельств могли оказываться попеременно то в лагере сторонников сохранения древних традиций, то в лагере их противников. В свою очередь, и легисты лишь в самом общем плане могут быть названы представителями нарождавшегося социального слоя чиновничьей бюрократии, противостоявшей родовой аристократии; не все представители этого слоя поддерживали идею о примате закона над традицией, этическими нормами и обычным правом. Словом, подлинная социальная действительность была много сложнее упрощенной схемы, которая подчас кажется само собой разумеющейся.

Для того чтобы полнее разобраться в реальном соотношении сил и точнее определить причины и факторы, которые обусловливали те или иные позиции и теории и способствовали их успехам, необходимо прежде всего обратить внимание на то, где именно получили наибольшее развитие и признание идеи конфуцианства и легизма. Как показывают исследования, позиции конфуцианства были особенно сильны в районах Древнего Китая, которые издревле населяли собственно китайцы и где клановые связи на протяжении долгих веков были основой основ социальных отношений. В этих районах, в основном в Восточном Китае, в районе нижнего течения Хуанхэ, вся система управления царствами и княжествами долгое время строилась на базе именно клановых связей, а другие, более радикальные методы администрации, связанные с территориальным делением на области, системой служилой бюрократии, централизованной налоговой системой и т. п., пробивали себе дорогу чрезвычайно медленно и неуверенно [609; 631]. В этих «старых» районах чжоуского Китая и зародилось конфуцианство, которое с точки зрения этики и социальной политики лучше всего соответствовало реально существовавшим отношениям и потому встречало среди населения самый сочувственный отклик.

Но в конце эпохи Чжоу, в Чжаньго, эти «старые» районы составляли в Китае уже явное меньшинство. В IV – III веках до н. э. в рамках чжоуского Китая было уже немало царств с преимущественно некитайским, «варварским» населением. В этих царствах, расположенных в основном на окраинах, население было этнически неоднородным, в культурном отношении более отсталым, а влияние древних традиций собственно китайцев ощущалось слабее. Кроме того, и в ряде «старых» районов в связи с появлением железных орудий и развитием ирригации в это время осваивалось немало пустующих земель, на которых селились обычно безземельные и малоземельные крестьяне, выходцы из разных общин, не имевшие друг с другом родовых и клановых связей. Во всех этих «новых» царствах и «новых» районах с самого начала все более определенно вводилась разработанная легистами система административных уездов и областей во главе с подчиненными центральной власти чиновниками, осуществлявшими основанное на законе управление. В этих районах и осуществляли свои реформы главные апостолы легизма – Шэнь Бу-хай, Шан Ян, У Ци и др. Сами они, как правило, были чужаками в тех местах, где получали власть. Уже по одному этому сила родовой традиции для них лично не имела никакого значения. Поэтому здесь легизм оказался не только уместен, но и прямо?таки необходим. Легистские методы управления оказались наиболее удачными для обеспечения управления как раз теми территориями, где было мало места столь близким конфуцианству традициям [309, 137 – 138].

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Конфуцианство и легизм. История религий Востока

Конфуцианство и легизм

Процесс превращения конфуцианства в официальную доктрину централизованной китайской империи занял немалое время. Сначала необходимо было детально разработать учение, добиться его распространения в стране, что и было с успехом исполнено последователями Конфуция. Философ любил говорить, что он не создает, а только передает потомкам забытые традиции великих древних мудрецов. Действительно, многое из того, чему учил Конфуций, было уже в зародыше ранее. Однако нет необходимости доказывать, сколь важное значение имеет вовремя сделанный акцент. В этом смысле проделанную Конфуцием огромную работу по трансформации древних институтов и традиций, приспособлению их к условиям развитого общества нельзя не считать оригинальной и творческой.

Конфуцианцы, многие из которых посвятили свою жизнь профессии учителя, уделяли массу времени и сил обработке и интерпретации тех древних сочинений, которые использовались ими в процессе обучения. Основная тенденция отбора сводилась к тому, чтобы сохранить все наиболее важное и всячески усилить в нем назидательный акцент. Так были отредактированы книга песен Шицзин, книга исторических преданий Шуцзин, летопись Чунь-цю, которые включали в себя почти все из сохранившихся сведений о наиболее древних и потому особо почитавшихся страницах китайской истории. Именно из этих конфуцианских книг китайцы последующих поколений узнавали о древности; само чтение и изучение их способствовали усвоению основ конфуцианства.

Успехам конфуцианства в немалой степени способствовало и то, что это учение базировалось на слегка измененных древних традициях, на привычных нормах этики и культа. Апеллируя к самым тонким и отзывчивым струнам души китайца, конфуци-анцы завоевывали его доверие тем, что выступали за милый его сердцу консервативный традиционализм, за возврат к «доброму старому времени», когда и налогов было меньше, и люди жили лучше, и чиновники были справедливее, и правители мудрее…

В условиях эпохи Чжаньго (V–III вв. до н. э.), когда в Китае ожесточенно соперничали различные философские школы, конфуцианство по своему значению и влиянию стояло на первом месте. Но, несмотря на это, предлагавшиеся конфуцианцами методы управления страной тогда не получили признания. Этому помешали соперники конфуцианцев – легисты.

Учение законников-легистов резко отличалось от конфуцианского. В основе легистской доктрины лежал безусловный примат не столько даже просто писаного закона, сколько приказа начальства, официально санкционированного регламента, сила и авторитет которого должны держаться на палочной дисциплине и жестоких наказаниях. Согласно легистским канонам, разрабатывают законы мудрецы-реформаторы, издает их государь, а осуществляют на практике специально отобранные чиновники и министры, опирающиеся на мощный административно-бюрократической аппарат. Почтение к закону и администрации обеспечивается специальной системой круговой поруки, которая, в свою очередь, держится на практике суровых наказаний даже за мелкие проступки. Наказания уравновешиваются поощрением за лояльность в виде присвоения очередного ранга, повышающего социальный статус его обладателя. В учении легистов, практически не апеллировавших даже к Небу, рационализм был доведен до своей крайней формы, порой переходившей в откровенный цинизм, что можно легко проследить на примере деятельности ряда легистов-реформаторов в различных царствах чжоу-ского Китая в VII–IV вв. до н. э.

Однако не рационализм или отношение к Небу было основным в противостоянии легизма конфуцианству. Гораздо важнее было то, что конфуцианство делало ставку на высокую мораль и древние традиции, тогда как легизм выше всего ставил административный регламент, державшийся на строгих наказаниях и требовавший абсолютного повиновения сознательно оглупленного народа. Конфуцианство ориентировалось на прошлое, а легизм бросал этому прошлому открытый вызов, предлагая в качестве альтернативы крайние формы авторитарной деспотии.

Грубые методы легизма для правителей были более приемлемыми и эффективными, ибо они позволяли тверже держать в руках централизованный контроль над частным собственником, что имело огромное значение для усиления царств и успехов в их ожесточенной борьбе за объединение Китая. Наиболее последовательно легистские реформы были проведены министром Шан Яном в окраинном западном царстве Цинь, которое после этих реформ, покончивших с пережитками патриархально-кланового прошлого, стало быстро усиливаться. Усиление Цинь привело в конце III в. до н. э. к захвату правителем этого царства всей территории чжоуского Китая и к провозглашению им новой династии – Цинь. Основатель династии император Цинь Ши-хуанди (259–210 гг. до н. э.) распространил на весь Китай ту схему администрации, которая была выработана Шан Яном.

Все население большой страны с сильными патриархально-клановыми традициями, укрепившимися во многом стараниями конфуцианцев, было обязано беспрекословно повиноваться эдиктам императора. Шедшие вразрез с установившимися нормами, эти эдикты вызывали протесты, в стране возникали конфликты, зрело недовольство, подавлявшееся насилием и репрессиями. Неслыханные поборы и повинности, взимавшиеся с населения (жители Поднебесной обязаны были одновременно строить Великую стену и дворцовый комплекс в столице, что крайне истощало казну и силы людей), привели к кризису. Кризис завершился мощным народным восстанием, которое вскоре после смерти Цинь Ши-хуанди смело с лица земли основанную им империю, на обломках которой предводитель восставших крестьян Лю Бан основал новую династию Хань.

С династией Цинь был скомпрометирован и пал легизм. Проверка на практике его идей оказалась достаточной, чтобы выявить его несостоятельность для Китая того времени. Откровенно тоталитарная доктрина легистов с ее презрением к людям во имя процветания государства оказалась нежизнеспособной; легизм потерпел поражение. Но для сохранения уже сложившейся имперской. структуры, для процветания ее господствующих верхов, осуществлявших свою власть с помощью мощного административно-бюрократического аппарата, созданного стараниями легистов, необходима была доктрина, которая сумела бы придать всей этой системе благопристойный и респектабельный облик. Такой доктриной оказалось конфуцианство.

Синтез конфуцианства и легизма оказался не столь уж сложным делом. Во-первых, несмотря на многие различия, легизм и конфуцианство имели немало общего: сторонники обеих доктрин мыслили рационалистически, для тех и других государь был высшей инстанцией, министры и чиновники – его основными помощниками в управлении*, а народ – невежественной массой, которой следовало руководить должным образом для ее же блага. Во-вторых, синтез этот был необходим: введенные легизмом методы и институты (централизация администрации и фиска, суд, аппарат власти и т. п.), без которых нельзя было управлять империей, в интересах той же империи следовало сочетать с уважением к традициям и патриархально-клановым связям. Это и было сделано, причем наибольший вклад в осуществление синтеза внес ханьский император У-ди, министр-реформатор которого Дун Чжун-шу сильно видоизменил характер первоначального конфуцианства и превратил его в официальную государственную идеологию.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)

Доктрина Сюнь-цзы и легизм

Подводя некоторые итоги рассмотрению системы этических и социополитических взглядов Сюнь-цзы, нельзя не прийти к выводу, что эта система в конфуцианской мысли была более чем оригинальна. Она, разумеется, не оставляла в стороне основные принципы конфуцианской этики. Более того, в ней конфуцианский этический регулятор ли ставился выше легистского закона-фа. Но легистский закон-фа с его наградами и наказаниями не только присутствовал и играл весьма значительную роль, но и в определенной степени задавал тон.

Глава 16 трактата, которая в основном посвящена рассуждениям о силе государства, содержит в себе несколько ценных фрагментов о том впечатлении, которое оказала реформированная Шан Яном система администрации царства Цинь на посетившего его Сюнь-цзы. К сожалению, все переводчики обошли эту главу своим вниманием, разве что исследователи время от времени обращались к ней. Так, Л. Вандермерш в монографии о формировании легизма в древнем Китае [Vandermeersch, 1965, с. 202–203] говорил о влиянии, которое оказало на конфуцианского мыслителя посещение царства Цинь столетием спустя после реформ Шан Яна.

Вот наиболее яркие связанные с этим фрагменты из главы 16 трактата: «Мощь царства Цинь превосходит силу государств Тана и У (т. е. династий Шан и Чжоу в самом начале их существования, когда, согласно традиции, обе они находились в состоянии наивысшего их расцвета. — Л.В.), а территориально оно шире, чем то было в эпоху Шуня и Юя». Имея такие просторы, государство непобедимо. Сюнь-цзы пишет: «Его (т. е. Цинь) заставы неприступны, а расположение их удобно. Горы, леса, реки и ущелья поражают своей красотой. Дары Неба щедро представлены на его землях. Переступив его границы, я был поражен господствующими там нравами. Его население отличается простотой, музыка — бесхитростностью, одежда — скромностью. Ощущается страх перед начальством и склонность к послушанию, свойственная древним людям. Посещая в городах административные управы и общаясь с чиновниками, посещая их дома, я всегда сталкивался с бескорыстием, скромностью, благонравностью, свойственными древним чиновникам». Продолжая восхваление в том же духе, Сюнь-цзы рассказал, как его благоприятно поразила система администрации, суд, порядки при циньском дворе. Правда, он все же заметил, что этому государству не хватает конфуцианской упорядоченности, которая позволила бы — со всеми ее этическими достоинствами — циньскому правителю обрести то недостающее, что мешает ему стать правителем Поднебесной [Сюнь-цзы, с. 200–203] (см. также [Го Мо-жо, 1961, с. 342–344; Schwartz, 1985, с. 304–305]).

В этих фрагментах не только сквозит восхищение, но и видна вполне определенная оценка. Ведь для конфуцианца сравнение с древностью едва ли не высший эталон. Правда, в данном случае эталон чуть смазан намеками на отсталость полуварварского Цинь. Разумеется, нельзя сказать, чтобы, восхищаясь легистской системой администрации, господствовавшими там порядками и всем образом жизни в Цинь, Сюнь-цзы забывал о принятой им и другими представителями школы жу-цзя конфуцианской норме. Напротив, он считал, что система правления в Цинь— при всем ее сходстве по некоторым важным параметрам с древностью — это не ван-дао, но ба-дао. Чтобы стать истинной ван-дао, ей не хватало как раз той самой дозы конфуцианства, ритуала — ли, долга и т. п., об отсутствии которых в Цинь Сюнь-цзы столь очевидно скорбел.

Очевидно, что, оставаясь в весьма невыгодной для истинного конфуцианца ситуации (по словам Го Мо-жо, в чжоуском Китае после реформ Шан Яна господствовал негласный принцип «конфуцианцы не посещают Цинь» [Го Мо-жо, 1961, с. 343]), Сюнь-цзы не забывал, что он является представителем школы жу-цзя. Но при этом он мог и должен был объективно относиться ко всему, чего в конце Чжоу успели достигнуть в разных царствах (и в первую очередь в Цинь) реформаторы легистского толка. И если Мэн-цзы, например, стойко стоял на том, что даже очевидные успехи реформ легистов к добру не приведут, так как успех в создании гармоничной Поднебесной, защищающей интересы народа, может сопутствовать только конфуцианству, именно той его ветви, которая считает, что все люди по природе добры и потому склонны к добродетели, то у Сюнь-цзы, как известно, была иная точка зрения.

Она сводится в основном к тому, что, хотя основным стимулом в налаживании гуманного и справедливого правления— ван-дао — служат конфуцианские добродетели, и прежде всего ритуал — ли, немалую роль при этом играют и законы-фа с сопровождающей их системой наказаний, от элементарных штрафов до суровой смертной казни. И что характерно: различного рода наказания полагаются нерадивым, которых немало. А немало их по той же причине: народ по природе полон скверны, которую воспитание может уничтожить. Но не все поддаются воспитанию. Вот для таких и нужны основанные на легистском принципе фа различного рода наказания.

Правда, в отличие от Шан Яна Сюнь-цзы не требовал суровых наказаний за незначительные проступки, наказания должны быть соразмерными, с учетом характера нарушений и проступков. Так какие же проступки заслуживают самых суровых наказаний? В главе 9 есть очень четкое высказывание на этот счет: «Тех, кто талантлив, но идет против духа времени, следует казнить без жалости» [Сюнь-цзы, с. 94; Феоктистов, 1976, с. 190].

Очень примечательная фраза. Может сложиться впечатление, что это какой-то случайный перехлест. Г. Дабе, видимо, так и понял, ибо перевел ее значительно мягче. В нем сказано, что безжалостной казни заслуживают те, кто «неисправим» (incorrigible) [Dubs, 1928, с. 122]. Но в оригинале ясно сказано, что речь идет именно о «талантливых, идущих против времени (цай син фань ши чжэ)», т. е. об активных несогласных, или, используя современную терминологию, об инакомыслящих.

Для конфуцианства времен Конфуция и даже Мэн-цзы такая постановка вопроса была бы немыслимой. Любой инакомыслящий являлся в их представлении таковым только от недостатка воспитания, так что спрашивать надо не с него, а с воспитателей. Правда, об упорствующих талантливых инакомыслящих, твердо стоящих на своем и не желающих считаться с духом времени, ни в «Луньюе», ни в «Мэн-цзы» речь не заходила, но нет повода усомниться в духе учения обоих выдающихся апостолов раннего конфуцианства: ни мудрый Учитель, ни страстный Мэн-цзы не призывали расправляться с инакомыслящими. Максимум, чего требовал, скажем, Мэн-цзы для нерадивых правителей (будем условно считать их талантливыми инакомыслящими), так это лишения их трона. Сюнь-цзы же требовал казни, причем безоговорочной. Почему?

Причина одна: народ порочен по своей природе, а человек способный, но упорствующий, стоящий на своем и не желающий исправляться, тем более когда этого требует изменившийся дух времени, порочен вдвойне, если не вдесятеро. Его следует уничтожить. Но как же при этом быть с заповедями Учителя? И вот здесь Сюнь-цзы (или, возможно, его ученики[260]), не колеблясь, прибег к практике, широко применявшейся не только современными ему авторами, но и многими из тех, что жили намного раньше. Речь идет о фальсификации исторических событий и, если это нужно для дела, фабрикации фактов.

В главе 28 трактата приведен явно сфабрикованный эпизод: сам Конфуций, когда он стал министром в Лy, якобы приказал казнить некоего шао-чжэна Мао [Сюнь-цзы, с. 341–342]. Между тем ссылка на то, будто Конфуций занимал высокий пост и обладал реальными полномочиями принимать важные государственные решения, более чем сомнительна. Кроме того, Учитель не раз заявлял, что заблудших нужно не наказывать (о смертной казни и речи не было), но воспитывать, чего сторонники школы жу-цзя также не могли не знать. Наконец, важен тот факт, что Конфуций был терпим к тем, кто не соглашался с ним, вел с ними спор и использовал метод доказательств, но не угроз. Все это, однако, не имело никакого значения для авторов главы 28. Главным для них было сослаться на прецедент: Учитель, по их утверждению, тоже казнил талантливых, но шедших не в ногу.

В главе сказано, что главная вина Мао была в том, что он своими речами смущал людей, в том числе рассуждал о спорных и неверных вещах. В ней перечислены пять «преступлений», за которые, по мнению Конфуция, инакомыслящий заслуживает сурового наказания: «Конфуций сказал: „Я скажу вам вот что. Люди способны, не считая грабежей и разбоя, на пять дурных проступков. Первое — на наполнение своего сердца коварством; второе— на невежливое поведение; третье — на лживое красноречие; четвертое — на содействие дурным поступкам; пятое — на поддержку тех, кто виновен. Кто виновен хоть в одном из этих пяти проступков, тому не уйти от наказания… Но шао-чжэн Мао совершил все их… Как же можно его не казнить?"» [Сюнь-цзы, с. 341; Переломов, 1981, с. 61].

Обратим внимание на то, в чем виновен шao-чжэн Мао, некий никому не известный луский чиновник времен Конфуция. Коварен, лжив, невежлив, содействует дурному и сочувствует виновным. Эти преступления перечисляются Конфуцием, который всю свою жизнь был озабочен тем, чтобы помочь людям отказаться от дурного и усвоить все то хорошее и доброе, чему он неустанно учил. Трудно сказать, была ли эта выдумка делом рук учеников Сюнь-цзы или они добросовестно отразили в главе высказывания Сюнь-цзы, которые по каким-то причинам не вошли в текст, написанный им самим. Но факт тем не менее остается фактом: в трактате, носящем имя Сюнь-цзы и содержащем идеи, принадлежавшие или приписывавшиеся именно ему, есть и история про шао-чжэна Мао, которого будто бы казнил Конфуций.

Не стоит вспоминать, что Конфуцию задним числом приписывалось многое, включая и распоряжения казнить явно невинных или незначительно провинившихся. Вопрос в том, кто и с какой целью это делал. В случае с трактатом «Сюнь-цзы» проблема абсолютно ясна: рационалистически мысливший автор со своими учениками не был склонен оставлять конфуцианство таким, каким оно выглядело при Конфуции и Мэн-цзы. Сюнь-цзы и его сторонники были абсолютно уверены, что с такого рода багажом конфуцианцы не сумеют преодолеть своих удачливых идейных противников и стать во главе процесса создания великой империи, который завершался на их глазах. Для них— как и для всех остальных— было совершенно очевидно, что ведущей силой в этом процессе оказались легисты, чьи реформы реально вели к усилению таких царств, как Цинь, с его претензиями на господство в Поднебесной. К слову, именно это обстоятельство сыграло решающую роль в том, что двое самых способных и завоевавших всекитайскую известность учеников Сюнь-цзы — Хань Фэй-цзы и Ли Сы отреклись от конфуцианства и перешли в стан легистов.

Сам Сюнь-цзы этого не сделал, но благодаря его новациям и усилиям это учение утратило свою первоначальную бескомпромиссность, в нем проявилось стремление к сближению с легизмом, к некоему начальному процессу синтеза, оказавшемуся со временем столь необходимым для налаживания системы управления в имперском Китае, особенно после крушения империи Цинь Ши-хуанди. Понимая необходимость такого синтеза, видя явный перевес легизма на собственном опыте (лучшие его ученики отдалялись от него и от конфуцианства), Сюнь-цзы тем не менее не хотел изменить себе, оставаясь конфуцианцем. Одно дело — признать очевидные успехи реформаторов легистского толка и совсем другое — следовать легизму.

Из трактатов «Сюнь-цзы» и «Хань Фэй-цзы» трудно сделать заключение о том, как складывались отношения между учителем и лучшим из его учеников. Естественно, что кое-какие идеи учителя можно найти в трудах ученика (имеется в виду Хань Фэй-цзы). Друг о друге они как бы забыли, умалчивая в своих текстах о каких-либо контактах и избегая споров и тем более критики. Здесь уместно вспомнить о приведенной выше фразе из «Сюнь-цзы» про тех, кто талантлив, но, идя против духа времени, заслуживает казни. Эта фраза не могла не иметь и прямое отношение к драматической проблеме, связанной с потерей конфуцианцем Сюнь-цзы талантливейшего своего ученика. Вопрос был лишь в том, кто из них двоих шел против духа времени и потому заслуживал казни.

Хань Фэй-цзы воспринимал свое время как эпоху синтеза — сближения легизма с даосизмом. Сюнь-цзы был еще более великим апологетом синтеза, стараясь сблизить конфуцианство с умеренным, очищенным от крайностей Шан Яна, легизмом. О том, что конец Чжоу и долгие десятилетия имперской эпохи (Цинь и первая династия Хань, по меньшей мере до У-ди) были временем синтеза, завершившегося при У-ди благодаря усилиям Дун Чжун-шу полным успехом, хорошо известно. Но из этого вытекает, что оба, учитель и ученик, соответствовали духу времени, понимая необходимость великого компромисса во имя блага Поднебесной. Так кто же из них заслуживал казни?

Сюнь-цзы, насколько можно судить по его трактату и краткой биографии, изложенной Сыма Цянем, кровожадным не был, что свойственно всей школе жу-цзя. Примерно то же можно сказать и о других школах периода Чжаньго. Разве что Шан Ян бесспорно выделялся на этом фоне, хотя нам неизвестно, сколь часто прибегал он к казни не на словах, а на деле. Достоверно известно лишь о демонстративном наказании воспитателя наследника, за что сам Шан Ян впоследствии поплатился жизнью. Словом, кровожадности в трактатах ученых периода Чжаньго, принадлежавших к разным школам, практически не заметно. И именно на этом фоне выделяется «Сюнь-цзы». В этом трактате по меньшей мере дважды (первый раз в виде принципиальной формулы о таланте и духе времени, а второй — в случае с явно придуманным шао-чжэном Мао) речь идет о казни инакомыслящих. Почему так?

Думается, что виной тому не столько влияние легистской доктрины, к которой конфуцианец Сюнь-цзы относился не только с пониманием, но чуть ли не доброжелательно, сколько его стремление доказать современникам, что школа жу-цзя вовсе не такая, какой ее многие привыкли считать. Что это не благостная утопия, основанная на безукоризненном следовании высоконравственной традиции, а нечто более соответствующее духу времени. Иными словами, конфуцианство вполне может оспаривать у других школ право на создание новой Поднебесной в том виде, как то было в свое время завещано ее основателем. Именно для этого облик основателя был произвольно искажен, дабы никто не сомневался в том, что представители школы жу-цзя умеют не только ценить достойных, но и карать недостойных, что в конце Чжоу уже едва ли не всеми считалось естественной нормой.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru


Смотрите также