Тьма древнего Миноса. Часть 2. Тьма древнего миноса

Тьма древнего Миноса. Часть 3 — Группа — Эротические рассказы

Дисклеймер: Все изложенные события вряд ли имели место быть. Рассказ по возможности приближен к данным о Минойской цивилизации, но кое-где допущены огрехи. Часть из них — намеренные. Все места, упомянутые тут — реальные.

Дворцы. Вся мощь Миноса воплощена в них. И вся суть. Массивные. Незащищённые крепостными стенами, но неуязвимые. Полные тайных знаний, дарующих удовольствие, власть и просто жизнь. Риату, глава царского архива, считает, что наши грубоватые предки изначально строили их запутанные коридоры, стремясь к потаённым уединению и совершенству. Так это или нет, признаться, не знаю.

Я не любил запутанности коридоров Кносского дворца, самого большого из построенных сынами Миноса. Но сейчас она играла мне на руку. Она, а не боги и богини ночи инородцев и не Осьминог, которому поклоняются те, на кого я сейчас охочусь. Я — глаза и уши Акаллы, Высшей Жрицы Богини-Змеи Кносского дворца, третьего лица во всём дворце. Ну, и моего храма — Бога-Отца тоже.

Сейчас неосвещённость его тёмных коридоров играла мне на руку. Мне и восемнадцати сынам Миноса, притаившимся левее. Костис и одиннадцать опытных ветеранов войны на Островах. Все вооружены, подготовлены и очень рассержены. И глупые культисты, начавшие свои отвратительные ритуалы строго по восходу луны, их только раззадоривали.

Это был уже третий ковен за последние два месяца. С того момента, как меня одарили дубинкой в глухом уголке Дворца, дела пошли плохо. Приверженники Осьминога уже убили четырёх жрецов (в издревле безопасном Кноссе!), что породило слухи и даже попытались совершить покушение на Акаллу. Разумеется, неудачное. Но месть последовала быстро. Излишне быстро.

Каждый раз умирали все осьминогопоклонники. Все до последнего. Убивались при задержании или в камере. Ни одного следа они не выдали, да и не успели. Именно поэтому я попросил Костиса, палача левую руку и, временами — любовника Жрицы отобрать лишь самых опытных и самых хладнокровных. Достаточно будет поймать самого распоследнего идиота, и мы возьмём след.

Костис выждал, пока снизу раздадутся полные сладкого отчаяния крики и подал хриплый гортанный сигнал к атаке. Часовые — два глупых юнца с раскрашенными сажей лицами — даже не успели закричать. Их смяли и попытались оглушить. «Попытались" — потому что я, прерывая крик первого, разрубил ему горло мечом, а второго оглушили очень неудачно, проломив ему череп рукоятью тяжелого штурмового меча.

— Ну что же вы, — разачарованно прошептал я.

— Вы тоже отлично сработали, — издевательски шепнул один из воинов.

— Спускаемся тихо, — приказал Костис, начиная спускаться по лестнице вниз. — Пусть неверные нас не заметят. Да хранит нас Богиня.

Воины кивнули. Некоторые из них верили в Бога-Отца, а один не верил ни во что. До поры до времени.

Лестница была узкой и неосвещаемой. Неудивительно — по замыслу строителей, этой пещеры вообще не должно было быть. Культисты расширили её и стали использовать. Впрочем, иного храма Осьминогу, первому сыну богов, проклятому сыну, и не нужно было. К счастью, выход окутывала та же тьма, что и вход. Правда, в самом зале, начинавшемся чуть дальше, было куда светлее.

Зал был отделан куда богаче, чем предыдущие два, разгромленные ранее. Стены были покрыты грубоватыми фресками, в нишах стояли бронзовые курильницы и статуэтки. В глубине помещения, освещённого лишь лампадками и факелами (световые колодцы/распространённый в минойской архитектуре элемент, доставляющий свет на нижние этажи/) располагался алтарь.

Внутри творился ад даже по меркам довольно развратного храма Богини-Матери. Плотная дымка от факелов и курильниц заполнял и скрывал всё, так что в первую очередь мы услышали голос. Неприятный — с хрипотцой и злобой, но властный и мощный.

— Смерть лживому сыну!

— Смееееерть! — подхватило добрые три десятка голосов. Неприятно. Слегка недооценили их.

— Как их злые боги пьют нашу кровь, так и пьём их! — он вскинул чашу вверх. Некоторые последовали его примеру и тут я оценил масштаб. По сравнению с теми же полуночными ритуалами храма Разайи, конечно же, это был небольшой пир. Но по сравнению с обычными пирами...

Жрец развернулся, пронося братину мимо прихожан. Точнее — тех из них, что не были заняты другими прихожанами. Он спокойно перешагнул через распластавшуюся на сырой земле кидонку, нещадно сношаемую каким-то длинноволосым минойцем, судя по плащу — из писцов или дворцовых торговцев. Девушка стонала и царапала землю, её разеже/партнёр по сексу/ даже не обращал на неё внимания.

По бокам от него шествовали две пеласги, каждую из которых покрывал лишь плащ. Они уже явно принимали участие в оргии — внутреннюю сторону их бёдер покрывала блестящая плёнка сока, а ещё не до конца сформировавшиеся груди — мазки земли. Жрец равнодушно оглядел распластанную минойку и поднёс братину к паре. Одна из его помошниц черпнула кубок вина и медленно опорожнила в рот едва не подавившейся девушки.

Другие были тоже хороши. Незнакомая черноокая подражательница Акаллы — её сношали сразу двое — с длинными ногами, полновесной грудью и курносым носиком орала так, что, наверное, именно её мы слышали, убивая охранников. Впрочем, девушка рядом не отставала, хотя рот был занят членом партнёра, перед которым стояла на коленях а рукой помогала ещё одному. Сзади её удовлетворяла молодая девушка вроде тех двух, сопровождавших главного жреца.

— Ждём... — шептал Костис — Не шевеливаемся, гады островные!... — гады островные вмешиваться и не думали, вовсю глядя на происходящее. Хорошо хоть рты не разинули.

Тем временем остальные не теряли времени даром. Примечательно, что девушек было намного больше, чем мужчин. Совпадение? Не знаю, не знаю. Впрочем, использовать позиции «много парней и девушка» это им не мешало, даже наоборот — пока нескольких девушек сношали по три, а то и четыре сына Миноса (по одному на каждую дырочку), его дочери развлекались сами.

Две девичьи пары в разных углах зала занимались тем видом совокупления, что я не видел, а лишь слышал: они расположились напротив друг дружки, развели ноги и начали тереться промежностями. Сверху их поливала маслом... нет, не рабыня, девушка в том же пурпурном плаще, что и виночерпальницы. Я присмотрелся к другим обладательницам похожих плащей.

Вот две пары девушек на скамье у стены. Первая вполне обычная. Кидонка с русыми вьющимися волосами, ниспадающими на плечи, сидит на скамье. Роскошное тело — крупная грудь, плоский живот, острые маленькие соски... Меж её ног орудует стоящая на четвереньках подружка с телом чуть полнее, чем идеал, но несомненно, хорошим, одна её попка, круглая и большая, как крупный орех, но гладкая чего только стоит... Внизу, под ней лежит девушка с костяным членом. В пурпурном плаще.

Вторая оригинальничает. Минойка, чуть стройнее, чем нужно, в жреческом уборе, но с идеальными ножками, раздвинутыми сейчас. Её левую ногу вытирает своим ночным мхом промежности другая девушка, со спины очень отлично выглядящая и кричащая не хуже остальных. На второй сидит девушка в пурпурном плаще. Лениво покачиваясь, она льёт на двух разеже масло из кубка на вторую и орудует пальчиком в пещерке первой.

Только сейчас я обратил внимание, что около трети всех девушек — именно в пурпурных плащах. Они не стремились удовлетворить свою похоть в отличии от других, они именно обслуживали других. Вот одна разносит вино. Вот другая язычком ласкает анус активно проникающего в партнёршу мужчины с грубыми руками и бородой — варвара-вольноотпущенника или ремесленника

Вот другая активно отсасывает у сидящего на скамье, пьющего вино чиновника (хорошо видно перстень — печать), лениво обсуждающего что-то с соседом, на стволе которого скачет покрытая маслянистой плёнкой культистка с мокрыми тёмными волосами. Вообще, все «пурпурные» имённо обслуживали и именно это, а не их пурпурные плащи, меня удивляло — обычно в оргиях все равны.

/Главный герой не особо удивляется пурпурным ... 

sexlib.org

Тьма древнего Миноса. Часть 2

Минос. Отец всех минойцев. Сын богов, олицетворяющий собой всю мощь Минойцев. Измена Миносу — не просто измена своей стране, это ещё и измена своим богам. Когда я учился у кидонов, я слышал, что измены Миносу всегда были в самые темные времена. Но сейчас — золотой век Крита. Откуда же появились изменщики? Или...

— Нет, вы не ослышались — продолжила Акалла, Высшая Жрица-Дочь Кносского дворца, перекрывая возбуждённый гомон. — Это именно измена Миносу и не меньше.

— Они поклонялись варварским богам? — спросил Тарто, начальник храмовой охраны

— Или египетским? — предположила одна из жриц: её грудь ещё покрывала блестящая плёнка чьего-то семени.

— Нет. Всё гораздо хуже. Из тьмы веков они пытаются призвать Морского бога.

Жрица сказала это очень тихо, но собравшиеся услышали её. И ахнули. И было с чего. Когда Разайа и его жена Амейа в первый раз пытались сотворить сына, было затмение. Из-за этого и сын вышел чёрный душой и с искривлённым, восьминогим телом. Родители, ужаснувшись, выкинули его в море. От него пошли осьминоги, гады океана. От следующего сына богов, Миноса, пошли минойцы.

Нет, осьминогов на Крите уважали. Но не более. Акалла бросила на столик ритуальную чашу и большинство присутствующих содрогнулись. На дне чаши была изображена обычная минойская оргия, но качество рисунка поражало. Кудрявые минойки с открытыми платьями, стройные кигласки и прямоволосые кидонки. Их сношали во всех возможных позах.

Но в центре разврата был осьминог. Тёмно-серый, контрастировавший с голубым фоном и рыжими телами. И его щупальца, расходящиеся ко всем девушкам, заканчивались их партнёрами. Снаружи — простой морской узор, чужой глаз не отличит от обычной чаши. Кубок для причащения?

— Откуда эта чаша? — спросил Костис, вместо своей глупой робы накинувший плащ с капюшоном.

— Сегодня доставили из таможни — ответил незнакомый молодой чиновник в повязке царских цветов.

— Знакомьтесь, Акаро, внутреннее око таможни. — Ого. Молодо око, да остро.

— Караван шёл из Фаистоса, но такого клейма — он указал на основание чаши — там не значилось. Торговец был пеласгом и на вопрос о происхождении чаш внятно ответить не смог.

— Был?

— Он принял яд в камере. Мы даже не успели начать допрос.

В зале воцарилось молчание. Снаружи ещё шли молитвы и пир. Голоса не особо затихли — прихожане ждали Ночного Слова жрицы. Судя по отдельным стонам из купален, некоторым обряда Обновления не хватило. Меня же медленно пробрало. «... на вопрос о происхождении чаш».

— Сколько их было? — спросил я.

— Кого? — задал кто-то сбоку. Акаро оказался сообразительнее.

— Около десятка чаш. Никаких печатей, обозначавших исходного торговца.

— То есть это не инакомыслящий, а целый культ...

— А может, просто извращенец? — неловко спросила Акареу.

— Милочка — покачала головой Нодаро — смотри. — Она взяла чашу и указала на геометрический орнамент и я понял. — Это — ассирийская клинопись, но язык — наш. «заклинаю преданным сыном, пусть сила богов через него войдет в меня».

И откуда эта сучка знает клинопись?

— В Кноссе есть их гнездо. — утвердительно сказала жрица, судя по цветам юбки — из восточного крыла.

— Да. И я хочу, чтобы вы... — начала жрица, но я позволил себе перебить.

— О, Жрица!

— Да, Танато, говори.

— Торговец необязательно вёз чаши гнезду. Заказчиком мог быть тот, кто пытается организовать гнездо тут. — О идиотах — таможенниках, схвативших пеласга вместо того, чтобы проследить за ним, я промолчал.

— Ты прав. Мы с тобой об этом поговорим позднее. — Ни намёка на флирт во фразе. — Я хочу, чтобы все присутствующие тут начали искать последователей Осьминога. Среди соседей. Паствы. Работников. Но тихо. — она начала обводить взглядом собравшихся. — Никто, кроме нас не должен об этом знать. Даже ваши доверенные лица.

Некоторое время люди сидели в полутьме. Где-то внизу ещё шло праздненство. Завтра — чистый день, никому из них не нужно заниматься физическим трудом. Впрочем, собравшиеся в этот вечер физическим трудом в подавляющем большинстве и не занимались, а вот духовным — вполне...

Теперь я иначе посмотрел на закрытость сегодняшней оргии. Знамения, может, и сыграли важную роль. Но желание скрыть кое-что от лишних глаз намного важнее. Глаза не слипались только благодаря травяному настою. Сейчас шёл уже третий час после полуночи. Тяжёлый третий час...

Признаться, я всё-таки уснул под ровный шёпот вокруг и собственные мысли. Разбудила меня неожиданная тишина. Я подскочил и понял, что Акалла спустилась вниз и начинает слово. Если не заканчивает. Впрочем, мне повезло — она ещё только подходила к статуе Богини — Змеи.

— Встаньте, дети Миноса! — Её голос звучал особенно звонко, а глаза зло блестели. — Это Ночное Слово. Да будет вам известно, что ночь и тьма были началом и будут концом сущего, но не стоит и ютить в своих сердцах! Обновление предвещало множество знаков и это важный знак! — Она подняла руку вверх, её соски заметно обострились с момента разговора. — Это знак испытаний крепости веры! Будьте верны Богине и помните, что её Длань карает за запреты! Да будет Ночь.

— Да будет Ночь! — рявкнул зал в ответ.

Врата отворились и гости начали расходиться. Сквозь световое окно в потолке ночное светило уже не было видно. Храмовые рабы — в большинстве своём не принимавшие в Очищении участия мужчины — принялись делать уборку — чистили полы от засохшей плёнки всего пролившегося, чистили купальни.

Я стоял у небольшой ниши, освещённой лампадкой. С фрески неодобрительно смотрел Минос. На храм, полный прославляющих Его Мать. На культ в Кносском дворце, в самом сердце Крита. И в самом сердце Культа Богини — Матери. Интересно, что думает об этом царь? И знает ли вообще?..

— Он всё знает. — сказал подошедший сзади Костис. Я едва не подпрыгнул от неожиданности. — Как и наш царь.

— Думаете? — вежливо осведомился я.

— Таможня подчиняется в первую очередь царю, а не культам, какие бы могущественные они не были. — уверенно ответил палач. Я отмолчался. — Поэтому надо рыть носом землю, докопаться до костей дворца, но найти культистов раньше царя. — Я повернулся и поднял одну бровь — мой любимый трюк. — Видите ли, молодой царь сможет вскрыть всю сеть и даже заставить Младших царей/Несмотря на то, что каждый минойский дворец имел царя и/или царицу, Кносский царь, вероятно, имел негласное первенство над остальными/ также искать культ, но они лишь вынудят его нырнуть в воду. Или переплыть на острова.

Жрица боится утечки информации? Вполне согласуется с чересчур коротким разговором в певческих покоях. Впрочем, тут могут быть замешаны и храмовые интриги. Я почесал подбородок. Надо будет навестить Карфаро. Старый дьявол в своё время не принял меня из храмовой школы (о чём уже не раз жалел), но я всё-таки верую больше в Бога, чем в Богиню и до сих пор принадлежу его пастве, несмотря на служение Акалле.

— Костис, Танато. — А вот и она. — Прошу вас остаться. Вы нужны мне.

Сонм прихожан, облепивших жрицу, посмотрел на нас сначала недоумённо, затем похабно. Распущенность Верховных жриц, от первой до Акаллы — едва ли не единственное, что их всех объединяет. И мне ещё сильно повезло, что Акалла старше меня всего на пять солнечных кругов, а предыдущая, прожившая почти семь десятков, умерла аккурат во время моего входа в Храм.

— Опять трахаться хочет, сучка, — процедил Костис, глядя вслед перемещающейся вокруг толпе.

— Может, это по делу культа. — неуверенно ответил я. Неуверенно — потому что не раз сношал её лично.

— Ну да, — фыркнул Костис. — Нам ещё везёт, что у неё фигурка не хуже, чем у Богини, — он кивнул на статую, стоящую у главной стены храма.

— А вы её...

— Разумеется. Из всей верхушки дворца с ней не сношался только Карфаро — и то, потому что он её терпеть не может, а не по вопросам веры.

Мы посмеялись. Старый Карфаро был удивительным человеком. И то, как он недолюбливал молодую жрицу, давно стало притчей. Правда, возможно, причиной столь резкого неприятия были пара замятых скандалов в храмовой школе Богини — Матери... Дело тёмное.

Прихожане разошлись по мягким шерстяным постелям, но меньше людей в храме не стало — участвовавшие в оргии рабы и рабыни мылись и присоединялись к уборке. Какая-то из младших жриц, моя ровесница, готовила алтарь к утреннему ритуалу. Заметив меня, улыбнулась. Храм знает меня лучше, чем я его.

Аккуратная головка, необычно светлые для Острова и, те более — жрицы вьющиеся волосы, длинные ноги, выглядывающие из-под церемониального платья, грудь хоть и меньше, чем у Богини, но вполне соразмерная. Я с трудом отвёл от этого великолепия взгляд. Костис его успел перехватить и заметил странным тоном, смесью неодобрения и шутливости:

— Ещё успеешь. Сейчас из тебя Жрица будет высасывать все соки.

Я выругался. У политрона/типичный минойский элемент архитектуры, многопроёмная дверь/ собралось, кроме Жрицы и её стражников, Акареу, Нодаро и жрец-хранитель благовоний, чьё имя я вечно забывал. Акаро удалялся от них, на ходу отмахиваясь от причитаний Нодаро. Я его перехватил на половине пути к выходу.

— В чём дело?

— Извини, но честь трахать Нодаро уступаю тебе. Мне ещё псовью вахту менять/имеется в виду «собачья вахта», заступающая после полуночи и сменяющаяся поздно ночью. Автор позволил себе вписать её в Минос /. Чёртовы новички совсем зажрались, погоняю их слегка.

Я вздохнул и направился в покои. Несомненно, у меня ещё оставалась надежда на совещательный характер заседания. Но наличие жреца по благовониям ясно указывала на то, что произойдёт в верхних покоях. Вряд ли он является специалистом по проклятым богам.

Всё началось довольно невинно. Акалла начала разговор о музыкантах, обычно играющих в этой зале. Нодаро подхватила разговор и обратила внимание на широкие скамьи и мягкие подушки. Акареу, устроившись своей маленькой упругой попкой у меня на коленях, заговорила о церемонии Обновления, начиная тереться о мой ствол.

Так же поступила и Нодаро по отношению к Костису, Жрица же оседлала жреца и осведомилась, одной рукой обхватывая шею, а другой — его набедренную повязку:

— Брат мой, как вам церемония?

— Необычайно короткая, — задыхаясь, ответил жрец.

— Как вы считаете, стоит продолжать? — игриво вопросила Акалла. Жрец кивнул и она тут же припала к его губам, одновременно доставая из-под набедренной повязки толстый и скользкий член.

Это было знаком для остальных девушек — Акареу, уже задравшая юбку и трущаяся о меня голой пещеркой, сдёрнула мою набедренную повязку и начала тереться об уже твёрдый член, слегка повернув свою изящную головку назад, так, что мне была видна её игривая улыбка и слегка прикрытые глаза. Я ей подыграл, начав гладить двумя пальцами её промежность.

Нодару была более решительна в своих действиях. Он просто опустилась на колени, сдёрнула дурацкие штаны Костиса, обнажила головку его тонкого и длинного члена и заглотила, с удовольствием облизав всё, до чего могла добраться. Вскоре её примеру последовала и Жрица, выскользнув из своего платья так, что теперь было видно её великолепные ноги.

Акареу к процессии обработки стволов присоединилась последней, что меня ничуть не расстроило, ибо я знал, на что она способна. Выскользнув из своего платья, она не упала на колени, а наоборот, на прямых ногах выгнула спинку и наклонилась к моему отвердевшему члену, после чего, умело орудуя рукой и языком, почти мгновенно заставила меня впиться в ручки кресла.

Между пар невозмутимо последовала храмовая рабыня, неся подносы с едой и напитками к столикам, одетая, но неровно дышащая, следом за ней — ещё одна, обнажённая и покрытая блестящей плёнкой масла, с подносом, забитым приспособлениями для разврата. Она нерешительно постояла между Акареу и Жрицей, затем отошла в тень.

Впрочем, ненадолго. Акареу окликнула её, продолжая работать рукой:

— Дева!

— Да, моя повелительница?

— Ты умеешь обращаться со всем этим? — Кивнула жрица на поднос.

— Разумеется. Я сама изготовила некоторые из них.

— Тогда покажи на мне своё исскуство.

Рабыня пристроилась сзади маленькой жрицы и, выбрав какой-то из керамических членов, аккуратно ввела его, пристроившись своим языком чуть выше, так что её глаза, на которые спадали прямые каштановые волосы, стали прекрасно видны мне. Акареу же начала протяжно стонать прямо с членом во рту. Нет, стонать она начала ещё раньше, просто сейчас она стала делать это непрерывно.

Нодаро же времени не теряла и попыталась оседлать Костиса, но тот, после нескольких толчков, опрокинул девушку на столь понравившуюся ей скамью, подложив под живот столь понравившуюся мягкую подушку и резку вошёл в бестию. Палач не думал уважать чувства девушки и двигался максимально резко, лишь иногда отвлекаясь на то, чтобы погладить острые соски жрицы.

Акареу игры со мной и рабыней же надоели, и, отпустив девушку, она взобралась на меня и, придерживая член, резко опустилась. Всё-таки дураки те, кто отказываются овладеть ей. Впрочем, допустим, что они не догадываются о столь узкой пещерки. Я наклонил соседку на меня и нежно поцеловал её, получив перед этим большой серёжкой по лицу. Акареу улыбнулась извиняющейся улыбкой.

Я повернулся вправо. Жрец овладевал своей непосредственной начальницей, частичкой Богини. Аккала лежала, забросив ноги ему на плечи и удивительно тихо для неё стонала. Впрочем, мне было не до неё — моя партнёрша настолько ускорилась, что я вынужден был слегка её попридержать. Ответом мне было милое недовольство. Я усмехнулся. Акареу потянулась за кубком и вылила его мне в рот.

Признаться, наличие Нодаро меня нервировало. Я знал, что рано или поздно Жрица оставит меня наедине со своей любимой ученицей. Нет, Нодаро была шикарной девушкой. Но она отличалась редкостным по раздражительности характер и последствием каждой оргии, где мы сходились, был сонм её сальных взглядов, вроде тех, чем она награждала сейчас меня с партнёршей, перевернувшись на спину.

Акалле тем временем перестало хватать бедного жреца и она позвала Костиса. Тот одарил Нодаро парой прощальных толчков и отправился к Верховной Жрице. Обмакнув пальцы в вязкое масло, он хорошо смазал свой член и колечко ануса Жрицы и после нескольких лёгких тычков вошёл в Акаллу. Ответом ему был резкий громкий стон. Некоторое время мужчины «ловили» темп, а поймав, резко ускорились.

Акареу также захотелось сменить дырочку и я, проделав необходимые операции, аккуратно вошёл в неё. Нодаро же недолго забавлялась с рабыней и её игрушками и присоединилась к нам, улёгшись на жрицу сверху, так, чтобы брать мой член в рот и принимать ласки языком самой. Впрочем, соки она высасывала куда хуже Акареу и Кавьи. Может, дело было в масле на моём стволе.

Устав, маленькая жрица рукой остановила мой ствол, буравящий её дырочку и с виноватой улыбкой отползла в сторону. Этим воспользовалась Нодару, оседлав меня. Впрочем, Акареу ситуации не потеряла, сев на моё лицо. От вкуса и запахов её соков я начал сходить с ума. Я слегка ускорил действия языком, стремясь то нащупать им заветный бугорок, то проникнуть внутрь.

Вскоре Акареу пробрала дрожь и она, не выдержав, проскользила по моему лицу и торсу. На члене самозабвенно скакала Нодаро. Впрочем, и она вскоре последовала за моей соседкой. Я было удивился такому резкому для девушки, прошедшей полуторачасовой «ритуал Обновления», окончанию, но вскоре почувствовал во второй дырочке этой прямоволосой бестии что-то. Нет, это был не член.

Когда Акареу сползла с меня, я понял, в чём дело. Уже знакомая рабыня медленно вытягивала из попки Нодаро агатовые бусы, которые я видел до этого на её шее. На каждый шарик Нодаро активно реагировала. Я аккуратно покинул ласкающихся девушек, тем более, они активно занялись друг другом — миниатюрная жрица уже оправилась от окончания и ласкала теперь промежность рабыни.

Я же решил не отдавать им на растерзание свой член и решительно направился к Верховной жрице, которую сношали двое, но чей ротик не был занят. Едва я подошёл, как Костис шумно излил своё семя ей в попку, крепко обхватив женские половинки руками. Второй партнёр, жрец, всё ещё проникал в пещерку Жрицы с прежней скоростью. Мне не хотелось затягивать дело, скорее наоборот. Впрочем, пристроить прежде член меж её грудей это не помешало.

Поняла это Акалла или нет, в мой член она впилась так, что у меня потемнело в глазах и я перестал различать лампадки. Она уверенно действовала языком и руками, доводя меня до пика наслаждения и опуская меня обратно. Я не принял игру и в полубессознательном состоянии задвигал бёдрами. Вскоре Акалла уже не смогла стянуть меня обратно и я начал спускать семя ей в рот и на грудь.

Я отошёл в сторону, где Акареу облизывала вялый член Костиса. Палач устало улыбнулся мне, а затем, почему-то — хитро, с прищуром. Я понял, почему, только после того, как женские губы обхватили мой не до конца упавший ствол. Нодаро. И тут. Впрочем, я был ей благодарен за это. Со спины раздался протяжный мужской стон. Повернувшись, я увидел жреца, спускающего на грудь Акаллы семя длинной струёй.

Она смилостливилась над ним и приняла ещё твёрдый член себе в ротик. Жрец охал и ахал, а Акалла действовала языком и ртом всё медленее и медленее. Моя соседка выпустила член палача и побежала на помощь Жрице и вскоре её миниатюрный язычок вылизывал блестящую пещерку партнёрши. Шумное окончание было делом времени. К этому времени и Костис, и я с Нодаро и жрец лежали на кушетках.

Костис и жрец оживлённо болтали о чём-то, не обращая внимание на заигравшихся жриц... Нодаро легла мне на колени, глядя прямо в глаза снизу вверх, так что я мог использовать её блестящую от масла и соков роскошную грудь вместо столика. Или игриво кормить её. Выбрал первое. Надеюсь, эта похотливая сучка не возбудится снова до того момента, как я унесусь отсюда в свою уютную каморку.

Островное вино очень хорошо шло с видом жриц, трущихся пещерками. Акалла действовала не сильно активно, но ласкала не только промежность Акареу, но и внутреннюю сторону бедёр и даже ступни. Сверху их поливала маслом знакомая рабыня. Стоны девушек, наверное, слышал весь Храм. Надолго Акаллы не хватило — судя по вскрикам, она кончила только второй раз и остановилась. Я облегчённо вздохнул.

Оргии до утра утомляли всех. Кроме той, что организовывала их. Не раз приходилось видеть уснувших от истощения в самый разгар действа девушек и юношей. Да и сам однажды начал клевать носом, по счастью, немного в стороне. «По счастью" — потому что Жрица относилась к такому, как к проявлению неуважения к Богине — Матери и жестоким образом карала провинившихся.

Но на этот раз Верховная Жрица утомилась столь сильно, что её увели знакомая рабыня и жрец. Костис, подмигнув, заговорил Нодаро и мы с Акареу, наспех вымывшись в храмовой купальне под ворчание рабов, только что почистивших её, быстро собрались и ушли из Храма. Я тихо пробрался в свою незапертую каморку и, слегка подвинув свою любовь, лёг спать. Уснул я в полной тишине.

***

Нет, когда я проснулся, голова у меня не болела. Разве что совсем немного. Настой всё-таки давал о себе знать. Ещё я чувствовал себя совершенно высушенным. Жрица, казалось, высосала абсолютно все содержащиеся во мне соки. Моя жизнь/минойский титул жены/ хлопотала у печи. Хорошо, что она не видела вчерашнего. Я встал тихо, но опрокинутая чаша меня выдала.

— Тодоро, сын Тодо! — вскрикнула она, слега подскочив. Я захохотал, за что получил пару звонких ударов — скорее шутливых, чем серьёзных. — Проснулся, блудливый пёс!

Я сел обратно и стал одеваться — повязка, перевязь с мечом, плащ — подчёркнуто отстранённо. Кавья села напротив и, прищурившись, улыбалась. Нет, она приревновывала меня. Отношения внутри Храма ей известны. Впрочем, как и то, как сильно я их терпеть не могу. Она проделала свой любимый трюк — закинула босую ногу за ногу и потянулась, словно египетская храмовая кошка. Я растаял.

— И зачем твоя блудливая жрица тебя звала?

— Обычные храмовые дела, — соврал я.

— Вот как?

— Кто-то ворует благовония.

— Кому они нужны?

— Найдутся. У тебя настой той травы, помогающий при болях головы и слабости тела остался?... — спросил я и осознал, что я спросил.

— Ой, какие такие дела требуют телесного напряжения? Признавайся, эта сучка Нодаро лезла? — она улыбалась, но в уголках виднелось пламя.

— И не только она. — от разговоров резко начало колотить в висках. Я обхватил голову руками. У Кавьи было достаточно ума, чтобы всё понять и, слегка вздохнув, простить. Она сняла со стола какую-то бутыль и вручила мне. Я залпом отхватил треть, проклиная всех богов, истинных и ложных — настой был горьким, как полынь.

— Устал? — моя «жизнь» была чересчур нежной для ревнивой разеже/минойское слово, обозначающее партнёра/.

— Да. После тебя и жрицы не устанешь.

— Ооооо, ещё она.

— Ага. Таков Храм. Но в своём ты бы меня после быков бы собирала.

— Стену постучать не забудь. — я суеверно подчинился. — Бедный мой... — она обхватила меня, нежно поцеловав в лоб.

Кавья. Моя девочка. Единственная, которой отдаю себя полностью. Даже Богине — Матери меньше. Всякий раз, когда изменяю ей, чувствую вину. Но прекращать не прекращаю. Радует, что она мне верна без лишних слов. Просто отдаёт себя всю мне. Как и я себя — ей.

Признаюсь, я просто её обнял. Потом опустил руки... они очутились на голых ногах, я их поднял... Мы начали целоваться, я не успокоился и прильнул к её соскам. Впрочем, ласкались мы совсем не долго — пока Кавья, покраснев, не вскочила с меня и не побежала к печи:

— Побери тебя варвары, у меня же лепешки сгорят!

***

Старый Карфаро был удивительным человеком. Ему минуло шестьдесят солнечных кругов и он ещё не растерял силы — ни умственной, ни телесной, что демонстрировал своей любимой шуткой. Шутка заключалась в том, что принимая просителя, Карфаро был не один. Прямо перед ним на коленях стояла обнажённая храмовая рабыня из числа приближенных, и отсасывала его ствол.

В своё время за запинку при докладе в световой колодец вылетел глава храмовой стражи. Сейчас старик скорее веселился этим, чем действительно проверял прихожан. Культ Разайи всякие «ритуалы Обновления» не практиковал. Пиры — да. Таврокатапсию, ритуальный бой с быком, символизировавший борьбу Миноса за жизнь на Крите со своим отцом — да. Но оргии...

/Таврокатапсия, ритуальная борьба с быком, действительно практиковалась на Минойском Крите. Был ли это именно бой — вопрос спорный/

Сейчас Карфаро не шутил. Рядом с ним сидел Риату, маг и глава дворцового архива, чуть младше по всем показателям: он — третье лицо в культе Бога после царя и Верховного Жреца. /Это не ошибка. Царь и царица Кносса являлись одновременно «полубогами» и высшими иерархами культа/ Его присутствие означало важность беседы. Как и то, что охранял нас лично глава храмовой стражи.

— Танато. Твой дядя был великолепным жрецом. Мне жаль, что я не смог тебя принять ранее.

Очередное извинение за прошлое? Или настоящее?

— Благодарю, мой повелитель. — Я склонился перед ним в поклоне. — Нотано действительно был великолепным проводником Его мысли.

— Оставь эти формальности. Перейдём сразу к делу.

— Мой повелитель, — распрямился я — о каком деле идёт речь? — Карфаро поморщился.

— Ты прекрасно знаешь, о чём я. Риату тебе напомнит.— Два дня назад в Закатные ворота вошёл пеласг с навьюченным мулом. Во время рутинной проверки обнаружился неучтённый груз. После трагичной смерти торговца начальник таможни отправил два послания. Одно — царю, — он погладил маленький лабрис/минойский двуострый топор/ на шее. Другое — в Храм Богини-Матери, чьим последователем он давно являлся. Акалла вдруг обнаружила странные знаки и созвала ритуал Обновления... — усмехнулся он. — Продолжать?

— Нет, ваша мудрость.

— Акалла, — усмехнулся теперь жрец — дура. Она, конечно, привязала странную церемонию с действительно странным для этого времени поведением звёзд, но вдобавок озвучила проблему многим лишним людям. — Он помолчал.

— Включая меня?

— Нет. Тебя б вызвали мы и так. Культ Осьминога доставляет нам многовато хлопот.

— Так их гнездо существует? Тут, во дворце? — ошарашенно спросил я.

— Небольшое. — мрачно ответил за него Риату. — Хорошо спрятанное. Но пытающееся расшириться.

Он отошёл к столику недалеко от трона жреца и взял поднос с посудой. Я в очередной раз ему удивился. Дожил до такого возраста, не бреет бороду, сил хватает на поднятие тяжеленного подноса, да и гордости, чтобы проделать это самому — тоже. Роба, подобная той, что носит Костис, и путешествия по стране северных варваров уже не казались удивительными давно.

— Эта чаша знакома тебе. — Риату указал на кубок для причащения. — Но эти...

Урна, по виду — для праха, мощей или святынь. На крышке всё тот же осьминог, на стенках — чёрные волны, в которых плавают или тонут голые девы. Широкая чаша вроде тех, на которых выкладывают фрукты. Снаружи — ассирийская клинопись, опять притворяющаяся орнаментом. Короткий бронзовый кривой нож со всё тем же осьминогом, щупальцами защищающий руку. Очень удобный для боя. И убийства жертв.

— Мы захватили их в разное время — продолжил Карфаро. Одно гнездо мы вырезали поголовно год назад во время мятежа Морло. Оттуда — знакомая тебе чаша. Урну мы захватили в святилище у Костей дворца. Несколько культистов за неё дрались насмерть. Минойцы. Ремесленники. Ножом попытались убить начальника таможни вчера. — Он отвел взгляд и начал рассматривать фреску таврокатапсии.

— Что ты думаешь об этом, Танато? — Мягко осведомился у меня Риату. У меня защемило сердце: Риату спросил меня!

— Я думал ещё вчера, что это маленькая группа культистов. Сейчас я начал сомневаться... Но думаю до их пор. Возможно — недобитки с прошлого разгорома, но я думаю, что это выживший глава культа.

— Он был убит во время разгрома. — возразил Карфаро. — это Морло и был.

— Но это мог быть кто-то... — растерянно начал я.

Морло. Генерал, замиривший киглассцев, не раз отправляющийся за золотом и славой на берега варваров. Человек, лично видевший царей. Изменник, который возомнил себя истинным сыном Минаса. Я думал, что его убили при отбитии Лиловых покоев и видел его израненное тело. Неожиданный поворот. Впрочем, святилище у Костей Дворца, то есть в пещерах и полостях у его фундамента — новость не лучше.

— Чем могу послужить Миносу и Разайе? — решительно спросил я.

— Мы пришли к схожим выводам. Ты правильно начал — вероятный покровитель культа выжил в Мятеже. Более того, он до сих пор пытается выстроить поклонение Осьминогу... — начал Риату.

— ... и мы хотим, чтобы ты нашёл его. — тяжелый взгляд Карфаро упёрся в меня. — Предатель где-то наверху.

— Насколько наверху? — уточнил я.

— Око Царя занимается его окружением. Свой Храм от скверны мы уже очистили. Но в Храме Богини у нас людей, способных на свободный поиск изменника, нет.

— То есть, я должен проверить свой Храм...

— Не весь. — вставил Карфаро. — Костис, глава стражи и Акалла вне подозрений. Костис хорошо, очень хорошо нам известен, глава стражи не обладает рычагами влияния, да и поднялся до своего поста полгода назад. Акалла — дура, но я чувствую, что происходящее неожиданно для неё... впрочем ей займется кое-кто ещё. Ступай. Но не забудь зайти в мастерскую Риату.

Я поклонился и ушёл. Риату — маг, а в этом деле мне определённо понадобится помощь богов. Я прошёл через политрон, кивнув охраннику, и отправился в одно из храмовых святилищ. Заглянув в первое, я чуть не захохотал — на скамейке знакомый жрец сношал прихожанку, облегчая ей душевные муки. Я кивнул ему и прошёл дальше, в Зелёное святилище...

... человек с кинжалом прошёл в восточное крыло с рассветом, не вызвав никаких подозрений. Он был наполовину кидоном, наполовину — минойцем. Таких тут было много. Он оплатил молодую посвящённую лживого Бога-Отца, Бога — предателя и отпользовал её сполна. Затем он прошёл в храм и с сожалением узнал, что нужный человек уже покинул зал Жреца и отправился в святилище, указанное за отдельную плату.

... оно напоминало мне кидонские луга. Я подошёл к бычьей голове, взял ароматическую свечу в виде дротика и поджёг. Чем дальше я думал о деле, тем хуже мне становилось. Я подумал о дяде, погибшем в святилище на Островах, пытаясь загнать страх подальше. Прочитал заклинание от духов в темноте. Но странное чувство опасности меня не покидало, а Минос с фрески смотрел мне за плечо очень неодобрительно...

Человек с кинжалом заходил в святилище.

***

Я очнулся. Голова ещё болела. Я не стал закрывать глаза — знал, что снова отправлюсь в мир духов. Вокруг слышались голоса, преимущественно женские. Нет, подумал я, это точно не моя каморка. Слишком большая. Слишком много света. Слишком много женщин. Я чуть приподнялся на локтях, не обращая внимания на вопящих духов, галдящих и бьющих своды моей головы.

... Когда я полностью ушёл в воспоминания, из соседнего святилища раздался крик. Женский. Я схватил пучок дротиков, висящих над алтарём, услышал второй крик, полный ужаса и выбежал. Какой-то миноец с кривым кинжалом бежал прочь. Я не царский стражник, но преступления не терплю, поэтому сорвался с места и помчался следом, присоединяясь ко всё большему числу преследователей.

Преступление в храме — тяжкое преступление, а убийство в святилище и вовсе гарантирует вечные муки из рук самой Богини. Это вам скажет любой жрец, любая жрица и любой прихожанин, какими бы порочными и развращёнными они не были бы. Идиоту точно либо хотелось поскорее умереть, либо — очень сильно убить кого-то. Кстати, он выбежал же из моего любимого святилища.

Додумать не удалось. Возглавляя погоню, я метнул пару дротиков, но лишь зацепил ногу. В преследовании по запутанным проулкам Дворца я преуспел больше, но это меня и подвело. Я убежал далеко вперёд толпы, не отставая от телесно хорошо подготовленного убийцы, и забежал как раз в тот поворот, где его ждал подельник, вложивший всю душу в палицу, что обрушилась мне на темя.

Я повернулся, услышав стон. Лечебница. Богатые фрески на потолке, изображающие Богиню — Мать, и Бога — Отца, дарующих жизнь. Явно храмовая — в воздухе витал сладковатый запах куриама, наркотической смолы, используемой в храмовых лампадках и курильницах. Раньше в такого рода заведениях я не бывал. И, если честно, надеялся умирать быстро, минуя этот мучительный этап.

Ещё повернувшись, я обнаружил источник стона. На кушетке по соседству лежал мужчина с закрытыми глазами. Над ним склонилась посвящённая, ртом обслуживая его член. Руки мужчины игрались с её сосками. Я приподнял рукой подол платья, нащупал пальцами покрывшуюся девичьим мхом пещерку и начал энергично действовать пальцами. Девушка что-то промычала, но не сопротивлялась.

Однако женские голоса не смолкали. Подняв голову, я обнаружил ещё двух посвящённых. Первая, сидевшая на столе, не сняла платья, а просто задрала его. Меж её ног орудовала полностью обнажённая молодая пеласга. Со своего ложа мне было прекрасно видно её голую промежность, орудовавшую там руку, круглую попку и залитые соками гладкие ноги. Признаться, голова сразу болеть перестала.

Отличное окончание мутной истории, подумалось мне. Окружённый привлекательными девушками в храмовой лечебнице. Тем временем моя левая кисть была залита уже липким нектаром, а на меня, пришедшего в себя после преследования преступника жреца, никто не обращал внимания, поэтому я подал голос, спросив отсасывающую минойку:

— А мне?

Она не ответила, но сдвинула свой очаровательный тыл, и моему взгляду престала младшая из сестёр-жриц Тородо, тотчас подмигнувшая мне. Я вздохнул. Сёстры Тородо служили Богине и отличались только формами сосков и интимной причёской. Ещё они обе испытывали страсть друг к дружке и являлись жрицами Богини. Значит, я в храме Акаллы. Не очень хорошо, с учётом того, из какого храма я преследовал Убийцу.

Младшая Тородо тем временем сильнее засосала — это было видно по впавшим щёчкам, активнее задвигала рукой и, судя по отпустившему соски и вцепившемуся в постель больному, ещё какие-то женские штучки, отчего он начал стонать не хуже получающей во вторую дырочку Нодаро. Кстати, не вторая ли это Тодоро действует по соседству... Нет, отлизывает пеласга, а у старшей есть пара характерных шрамов от ков на лодыжках.

— Вам ещё рано получать такое лечение, — проворковала младшенькая, мило улыбаясь и игриво строя мне глазки. — Хотя я имею право его назначить... — она облизнулась, слизывая остатки семени с алых губ. — ... и очень хотела бы. — закончила она, ложа руку на мой ствол, прикрытый одной простынёй.

— Да, — прохрипел я, — не отказался бы.

— Тогда подождите. — Она игриво отвернулась от моего соседа и взяла кусочек чего-то на столе. — Скажите «ааааа»

Мужчина повиновался и получил комок перетёртого растения под нижнюю губу. Он слегка захрипел, повернул голову и сомкнул веки.

— Не отправится к духам? — осведомился.

— Нет, просто уснул на пару часов. Так что насчёт лечения?..

— А жрицы и...

— Не беспокойся. Сюда может зайти просто так только Акалла да Кавья, но твою любовь мы всё-таки еле отправили домой, а Акалла — спит после бурного спора с Карфаро. Посетителей тоже не будет.

— Спит? — Тородо усмехнулась.

— Ночь же, Танато.

В самом деле.

— А они? — я кивнул на пару в нише.

— О, это Мародо принимает знание лечебного дела у неофитки-пеласги. Они нам не помешают.

— Что ж, тогда возражений...

Она не дала мне договорить. Просто откинула простыню и, замурлыкав, взяла в рот член. Старшенькой я уже это доверял, и особого впечатления она не произвела. А вот младшая действовала куда активнее. Я понял, что чувствовал сосед, когда она точно так же обрабатывала головку язычком — остро и резко. И сильно сдерживал себя, чтобы не впиться руками в ложе.

Я гладил её по голове и маленьким, острым, как шипы, соскам, она — мой живот и тыльную сторону бёдер. До пещерки я дотянуться не смог из своего положения, а она до моей шеи — да. Пришлось пустить все силы на то, чтобы терпеть. Немногие женщины знают про слабое место у меня на шее. И я пускаю много сил не на то, чтобы их удовлетворить, а на то, чтобы это «немногие» немногими и остались.

По соседству жрица получала в пещерку мраморный фаллос — интересно, входит он в оснащение лечебницы — и впивалась в волосы пеласги. Скоро экзамен будет окончен. Тородо поняла это и ускорилась. У меня потемнело в глазах, прежде чем я спустил семя в очаровательный ротик жрицы. Всё-таки травма давала о себе знать. Или это так пеласга показательно постаралась?

Тем не менее, Тородо приняла всё. И ещё игриво щекотала, явно надеясь на продолжение. Но с ниши раздался облегчённый стон. Младшенькая слизала остатки спермы, подмигнула, одёрнула подол и отбежала к столику, не забыв укрыть меня простынёй. Я улыбнулся в ответ. Пеласга выбралась из-под жрицы несколько ошеломлённой — всё её лицо, от чёрных кудрей до носа с горбинкой покрывал женский сок.

— Молодец. — уверенно сказала жрица. Ей было за тридцать солнечных кругов. — Сегодня уже гораздо лучше. Завтра в это же время повторим. — её лицо, наткнувшись на меня, залилось пунцом — она не могла подумать о том, что кто-то за ними следит, а я — чтобы закрыть на такую красоту глаза. — Торооооодо!

— Да, повелительница? — Выпорхнула на грозный окрик и взгляд младшенькая.

— Ты закончила с Ронгоро?

— Да, повелительница.

— Ты видела, что... — её окрики вызвали кипение в моей голове, и я встрял.

— Не кричите так, у меня голова сейчас вспыхнет! Да — и я очнулся только что, а такой крик не соответствует...

— Извините. Милочка, — обратилась жрица к неофитке. — сбегай к Верховной Жрице, скажи, что Танато очнулся. Но скажи только ей. Поняла?

Неофитка кивнула. Она была младше меня кругов на круг от силы. Видно, из поздних — обычно в таком возрасте уже посвящённые, отдельные уже начинают проводить службы, переходя на ступеньку выше внутри Храма. Её тело было превосходным — круглая попка, острые соски, плоский живот и стройные ноги, но грудью она всё ещё не была женщиной. Типично для пеласги и совсем нетипично для храмовых девушек.

Вокруг меня же закрутился вихрь, подобно тому водному, что я видел на море в период обучения у кидонов. Я предполагал, но не был крепко уверен в том, что подобное могут произвести всего две женщины. На мой лоб опустили примочку, мой желудок получил порцию какой-то дряни на травах, а тело смазали каким-то особым маслом. Я чувствовал себя очень неприятно.

Я обдумывал случившееся в святилище. Видит Богиня, что Бог меня для чего-то хранит, не она. Убийца явно ошибся святилищем — очень уж похожий нож я видел несколькими мгновениями раньше у Карфаро. Значит, кто-то уже знает, что я в деле... Интересно, о чём старик говорил с Акаллой? Уж его она соблазнить не сможет никогда. Слишком уж сильна взаимная неприязнь.

Появление Костиса, храмового стражника и рабыни предвестило вход Верховной Жрицы. Её сопровождало не так много людей: кроме упомянутых — Акаро, да ещё один стражник из числа наиболее приближённых. Войдя, Жрица властно приказала находящимся внутри лечебницы:

— Всем выйти. — Женщины повиновались. Мужчины остались. — Танато, я рада, что ты жив.

Я медленно кивнул в ответ, но произошедшего следом не ожидал. Акалла развернулась и вышла вместе со стражей. Костис остался и подошёл ближе, усмехаясь. Я начал раздражаться. И не только — очень мне не по себе было после столь краткого освидетельствования о моём здоровье. Неужели отлучение?..

— Успокойся, Танато, голова болеть будет. — он сел на кровать, аккуратно сдвинув бесчувственного пациента.

— Что это всё значило?..

— Не волнуйся. Акалла просто в ярости.

Отлично. Третье лицо в Кносском дворце в ярости из-за меня. Всё очень просто и ясно.

— Ты правильно сделал, что преследовал этого идиота. — Он помолчал. — И к своему жрецу ты правильно подошёл. Я знаю, что они уже отыскали по этому делу, поверь мне, они отыскали куда больше, чем сказали Акалле.

— Я просто хотел выяснить... — палач остановил меня.

— Ты не понял? Всё в порядке. Высшая жрица во власти эмоций — ведь кто-то, считай, чуть не убил её глаза и уши. Она скоро успокоится.

— Культ имеет корни тут, в Кноссе.

— Я уже понял. И Акалла. Ты будешь вести дознавание по этому делу. Совместно с храмом Разайи. Разумеется, держа нас в курсе всех своих дел. — Я кивнул. Попасть под отлучение Храма Богини — Матери мне очень не хотелось.

story.neskromnie.ru

Тьма древнего Миноса. Часть 1

Кносс. Средоточие силы и власти сынов Миноса. Рай на земле, что лучше любой точки Ойкумены /известного мира — прим. автора/. Сюда стремятся многие, но не всем суждено оказаться в его лабиринтах. Горделивые египтяне, варвары с севера и пеласги /переселенцы-греки/ (что, впрочем, одно и то же). Замкнутые кидоны и жизнерадостные кигласцы.

Иноземцы не понимают, как можно построить дворец размером с их город. Или — город, построенный, как дворец. Впрочем, пеласги тоже. Только кидоны, медленно умирающий народ, хранящий верность полузабытому у нас богу Разаже понимают. Риату, начальник царским архивом считает, что именно у них мы переняли исскуство строить дворцы. Так это, или нет, не знаю, но знаю, что меня зовут Танато, сын Тано, жрец и сын жреца, мне 19 солнечных кругов от роду.

Как второй сын, я был обязан продолжить служение Разаже. Глупость какая. Старший брат был гораздо более способен, но традициям не перечат. Ещё большая глупость — то, что я сейчас был жрецом не Разажи, а Амежи, или, как чаще говорят — богини-Змеи или просто Богини. Я обучался у кидонов в Закросе и метал ритуальные дротики Бога гораздо лучше, чем орудовал лабрисом /ритуальный двуострый топор/, но, увы, в Бога в Кноссе веруют мало, из-за чего жрецов тут пока переизбыток.

Но я и не жрец вообще-то. Я — глаза и уши Жрицы-Дочери Акаллы. Ну, и любовник, иногда. Признаться, не очень люблю оргии их братии, но оказаться в застенках Тайного архива за неверие не горю желанием. Благо, Дочери Аккалы в подавляющем большинстве — красавицы с аппетитной грудью, которой бы восхитилась бы Богиня, горячим взором и вьющимися волосами.

Впрочем, у меня такая красавица была, Рода Кавья, чуть помладше меня, выданная за меня ещё тогда, когда назначение браков по звёздам повсеместно одобрялось. Именно с ней я нарушал покой обитателей соседних покоев той ночью, когда началась эта история. Впрочем, за стенкой слышались женские стоны, мужских же не было вовсе. Я не обращал внимания и лишь начал чаще входить в Кавью

— Танннооооооо — уже начинала тянуть она, не открывая глаз. Именем отца меня называют многие — Прекрати, пожалуйста...

Я не обращал внимания — знал свою красавицу. Зальёт ложе, но не признает, что ей было хорошо. Я усилил толчки, она же начала царапать спину. Завтра снова придётся одевать плащ.

— Танно, я сейчас точно умрууууууу...

— Скорее родишься, свет мой. — прохрипел я, схватил её под мышки и ловким движением поменял положение. Теперь Кавья была сверху, но она и не подумала остановиться. Правда, иногда она слишком частила, но думаю, что это была вина её обритой промежности. Я чувствовал, её сбивающееся дыхание, чувствовал, как по ногам текут её соки. Даже в полутьме моя взмокшая жизнь /минойский титул жены/ была истинной красавицей. Для дворцовых ценителей, правда, её подростковая грудь была маловата, но всё поджарое тело, длинные ноги, обхватывающие меня и выпуклая попка были на своём месте.

Кавья, словно прочитав мысли, развернулась ко мне спиной и чуть выгнулась, теперь действуя только попкой. Впрочем, совсем недолго — вскоре она развернулась ко мне (прямо на стволе, что подвергло мою стойкость новому испытанию) и упала мне на грудь. Я обнял эту красоту, не прекращая целовать её губы, и с нажимом провёл по спине, из-за чего Кавья крупно задрожала. Так продолжалось недолго — вскоре её голова упала мне на плечо и начала быстро шептать разные нежности, а толчки — постепенно затихать. Я подыграл ей, но действовал осторожно — теперь охладить меня могло только льняное масло. Или ротик Кавьи.

Она поняла. Медленно сползла вниз и обхватила член губками, глядя на меня (в её глазах горел отблеск лампады). Я продержался некоторое время, но вскоре головку начал обрабатывать язычок и я, шумно вздохнув, спустил толчками всё семя в очаровательный ротик. Она приняла всё, продолжая нежно обрабатывать ствол, затем отступила. Некоторое время я просто лежал, чувствуя саднящей спиной промокшую настилку ложа. Кавья выпила вина и легла ко мне, обвившись вокруг меня.

— Я тебя люблю, мой Высший жрец — да, в это она ещё верила.

— И я, жизнь моя. — как и я в это.

Но насладиться дальше ночью перед чистым днём/выходным/ нам не дали. Прошло совсем чуть-чуть времени — Кавья дарила только третий поцелуй, а в дверь сильно постучали. Я тихо слез с ложа. Аккуратно достал короткий боевой меч. Соседи или нет, но грабежи в дворцах ингода случались. Редко, но случались.

— Кто?

— Нодару, дочь Дару, с посланием от Великой Жрицы Аккалы. — Я знал эту сучку. На храмовых оргиях она постоянно лезла ко мне. Интересно, давно она тут?

Я одел набедренную повязку, схватил в правую руку факел, а в левую — меч и открыл дверь. Да, Нодару. Моя ровесница. Грудь и бёдра в полном соответствии с представлениями Богини, а вот волосы прямые, не вьющиеся, да и носик немного курносый. Она стояла, игриво прищурившись, но мне было всё равно.

— Я слушаю.

— Аккала велела передать, что вы ей срочно нужны. — Она помолчала и, видя мой скепсис, добавила весомо: — По дворцовому делу.

— Срочному? Дворцовому? — я имел в святилищах достаточный вес, чтобы иногда ослушиваться приказов Аккалы, тем более, что её просто опять захотелось устроить оргию на ровном месте. А может наоборот — слишком увлеклась предсказаниями и жертвами да обнаружила, что ритуальный трах пропущен. Но дворцовое...

— Да. До конца церемонии Обновления максимум — час и ты, Танато, должен прибыть до этого времени.

Всё таки трах. Правда, моё участие необязательно, чем я и воспользуюсь.

— Я прибуду, Нодаро. Не беспокойся. — Я закрыл дверь.

Кавья уже сидела на лавке, вытираясь домотканым полотенцем.

— Уходишь? — чуть обиженно спросила она. Если бы она скрестила руки, а её небольшие соски не были б такими острыми, её можно было бы принять за обиженного подростка.

— Да, жизнь моя, ухожу. Жрица зовёт.

— Эта сучка опять будет трахать тебя всю ночь. Или спустит на тебя Нодаро. — весело добавила она. Страсти Верховной жрицы для неё секретом не были.

— Вряд ли. Там веселье уже идёт.

— Не дождались?

Я покачал головой. Намёк в словах прямоволосой чувствовался, но жрица явно предполагала, чем я занимаюсь, иначе бы приказала явиться безо всяких оговорок.

— Думаю, какой-то внутренний ритуал. Меня на него не звали.

— И слава Богу.

Вот ещё одна причина, по которой её люблю. Приревновывает, что редкость среди минойцев (кидонская кровь играет, не иначе) и верует в Разажу, что редкость среди Кноссцев. Впрочем, не то, ни это на её работе резчицей по бронзе не отражается.

Я подошёл к ней и заглянул в бездонные глаза.

— Ещё час у нас есть.

И отбросил полотенце, понимая, что падаю в эту бездну.

***

Выходя, я наткнулся на Акареу — неофитку нашего храма. Мужчины её не очень любили, поэтому она проводила ночи в объятьях соседки, наполовину пеласги. И зря не любили — Акареу напоминала маленькие кикладские статуэтки своей миниатюрностью. Злые языки называли эту миниатюрность детской, но из храмовых обрядов я прекрасно знал, что детского в ней — пропорции тела да курносый нос.

— Привет, соседик! — весело поприветствовала она.

— Привет, Акареу.

— Фу, как царственно — она подхватила меня под руку. — Тебя тоже Акалла вызвала?

— Как узнала? — Малышка прыснула.

— Женские стоны не могут надолго затихать при молодом разеже/муже, это же слово обозначает партнёра/. Знаю по себе. О, опять расцарапали спину?

— А тебе пеласга бедра не разорвала?

От стен отразился звонкий хохот. Рыбаки глядящие на нас с фресок, не ответили.

— Нет, это чуть не сделала Нодаро, когда я заметила, что она сидит под дверьми. Кстати, моя разеже сегодня была распалена стонами твоей, а досталось мне... впрочем я не обиделась.

— Всё таки слушала, сучка.

— Чаще будь на некоторых церемониях — чем чаще будешь иметь её, тем реже будет приходить. Кстати, меня тоже вызвали.

— А чего ты не на церемонии?

— Меня там обделяют вниманием. Пара жриц да и только... Ты же тоже редко там появляешься, — с вызовом ответила она. Я промолчал.

Да, я иногда был её любовником. Идиоты — жрецы не понимают то чувство, когда овладеваешь такой тугой и тесной девушкой. Да и высасывала соки она получше Кавьи. Моя жизнь прощает мне подобны храмовые похождения.

Кносский дворец не зря зовут Лабиринтом. Непосвящённые или гости легко зайдут в глухие уголки, заблудившись в сложной планировке. Мы прошли Морской коридор, в котором жили, Песчаный коридор с аскетичными росписями, где работали гончары и, пройдя несколько промежуточных залов, очутились в святилище.

Оно было закрыто, но дворцовые стражники, узнав нас и амулеты Змеи, пустили нас.

Внутри был ад, а для кого-то — рай разврата. Несколько десятков мужчин и женщин уже наблюдали за процессом или омывались в соседних купальнях, но перед статуей Богини всё ещё царило оживление. Великую Жрицу сношали сразу трое во все её отверстия и не было похоже, что ей это не нравилось: её открытая взглядам пещерка блестела от её соков и соков партнёра и она, слегка морщась, стонала, что было слышно даже несмотря на член во рту.

Рядом так же овладевали двумя неофитками, одна — её лицо я не видел — стонала каждый раз, когда члены входили в неё полностью, вторая — кикладка, её лицо видел — лишь морщилась, когда в анус проникали слишком глубоко. Одна храмовая рабыня обслуживала концовку для сразу пяти мужчин — один её сношал, одному она отсасывала, двоим помогала руками. Вскоре последний застонал, она оторвалась от сосания члена и словила белую струю на уже блестящее от семени тело, вскоре последовал ещё один.

Нодаро не теряла времени в ожиданиях и сношалась с молодым неофитом. Он проявлял видную инициативу, регулярно переставляя позиции. Промежность Норадо в свете жаровень заметно блестела, но она всё равно помогала себе рукой. Сёстры Тородо, не обращая на всех внимания, вылизывали друг дружку, им помогала костяным членом и собственным языком рабыня. Две незнакомых посвященных с хохотом седлали молодого неофита: я видел измождённое лицо бедолаги. Судя блестящим подтёкам на лицах девушек, они поймали его давно. Ещё несколько извивающихся тел лежали прямо у статуи Богини со змеями в руках.

В целом, церемония заканчивалась. Я прошел в нишу с пищей и напитками, налил себе травяного настоя и закусил сладким яблоком. Храмовая рабыня предложила «очистить» меня, но у меня не было желания и сил. Рядом жрицы обсуждали с посвященными, обслуживающими курильницы храма, девушками египетские смолы и церемонию.

— Когда Ранато подошёл к нам и вошёл мне в попку, я испугалась...

— Лучше сжигать их не в чашеобразных курильницах, это расход смолы...

— Господи, какой вкусный в Понато член, Тари, ты...

— ... нет, попку я чистила и потом получила сполна, но так неожиданно...

— ... я знаю, но лампадки можно повесить только в нишах и у себя...

— ... когда сосёшь, обрабатывай головку язычком, можешь им даже в дырочку подлезть...

— ... хорошо, что не зажгли куриам. От него я слишком долго не кончаю.

— ... настоящие любовники вроде Танато, Ридо и Логато редко ходят уже.

Я не вмешивался. Начнётся оживление, которое мне не нужно.

Тем временем у статуи опустело место. Акалла уже сношалась с одним, Нодаро в рот спускал юнец, рабыни и незнакомые жрицы высасывали члены оставшихся, а сестрички пошли мыться.

Хотя нет, не мыться. Они появились рядом со столом и заметили меня.

— Танато! — почти хором прокричали они. Девицы рядом повернулись, часть из них заметно залилась пунцом. — Что же ты так поздно!

— Как предупредили.

— Сегодня вообще странная церемония была. — Начала старшая Тородо. Они отличались только размерами сосков и интимной причёской — младшая брила полностью, старшая чуть оставляла и на ней блестели капельки. — Жрица сказала, что слишком много ограничительных знаков было, и запретила подсыпать куриам.

— Совсем! — добавила младшая. — Даже в купальнях нету!

Куриам. Наркотическая смола. Ещё одна причина, по которой я не люблю ритуал обновления.

— Впрочем... — протянула старшая — нам с Торири это не помешала обновиться, правда, милая?

Ответом ей был протяжный поцелуй.

Ограничительные знаки. Знамения в небесах. В храмовой школе нас учили чувствовать перемену погоды, предсказывать поведения небесных сил по ходу звёзд и водных — по ходу Ночного светила. Остальные предрассудки выбивали или разрушали.

Тем временем у статуи остались трое: жрица высасывала соки из последнего неофита, а рабыня с помощью керамического ствола, руки и языка — из жрицы. Вскоре неофит застонал — громковато для мужчины и излил прямо на Верховную Жрицу, второе лицо во дворце (ладно, третье) плевок семени, а вскоре застонала и она, залив коврик под собой.

Лежала она лишь мгновение: подскочили рабыни и соприкасемая, девчушка из тех, что только заканчивали храмовую школу. Рабыни облили жрицу маслом и, через мгновение, достаточное для рассмотрения всеми присутствующими влажной красоты Жрицы, насухо вытерли её, девчушка, чистокровная минойка с полной грудью, чёрными вьющимися волосами, собранными строго назад в пучок и большими подведёнными глазами, почти мгновенно одела Акаллу в обычное платье: длинная юбка, вырез открывает грудь полностью.

— Встаньте, дети Минаса! — Все, включая меня и рабынь встали. Из купален выскочили мокрые люди. Всего набиралось чуть меньше пяти десятков — не так много, с учётом того, что обычно в этот зал меньше сотни на Очищение не приходили. — Пока сыны Кносса и Минаса давят остатки неверных варваров на северных островах, мы с вами прошли через этот обряд Обновления, дабы нашими душами не завладели демоны Кха! — многие богобоязненно схватились за амулеты. — Обряд был строже обычного, но так приказала Богиня и не нам её судить, но нам быть её детьми. А после... Прошу вас смирить распалённые души и помолиться за ушедших.

— Воистину! — Прокричал зал. Часть людей пошла сразу к статуе, прихватив поминальные свечи и подношения (в большинстве — снятые со столов), часть окружила Жрицу, которую сразу окружила храмовая стража. Я не спешил.

— Танатис! — услышал я знакомый лающий голос.

— Костис. Не ожидал вас увидеть.

Костис. Странный человек. Странное имя, не минойское и не египетское (хотя кажется обратное) Лыс, как колено, пережил сорок солнечных кругов, что очень много. Вечно носит робу вроде тех, что носят некоторые островитяне и варварские... штаны! Впрочем, Длани Богини, то есть — высшему дознавателю и палачу и не такое было позволительно.

— Меня позвала Жрица, а на её зов я откликнусь всегда. Тем более, Богиня это — он обвёл чашей зал — одобряет.

Он был без своей дурацкой робы. Из груди не торчало щупальце, как утверждали некоторые — Костис был не по годам развитым мужчиной с кучей шрамов из которых я опознал только след от копья да пару рубленых.

— Я понимаю. Меня позвали сюда час назад.

— Я знаю, это по моему делу в том числе.

— Вот как?

— Вы знаете, я сам не очень люблю развлекаться.

Ну да, как же. Его любимой шуткой было подкладывание к засахаренным виноградинам янтарных печатей той же формы. После того, как Торто, начальник храмовой охраны, невозмутимо разгрыз одну, шутить так он стал куда реже.

— Понимаю. Прошу простить — поклонился я.

А вот и Торто. Начальник храмовой охраны очень редко принимает участие в подобных церемониях, только при соответствующих знаках небес. Каковых не было, что великана явно огорчило.

— Танато. — Мы хлопнули по ладоням. — Как всегда, верен себе и Кавье.

— Меня не позвали заранее. Уже думаю, не потерял ли её расположения.

— Умоляю. Там был знак о сохранении в секрете церемонии от Его служителей.

Я вздохнул. Тарто был весьма умён и прекрасно знал все скрытые от глаз детали.

— Поэтому так мало людей? — сыронизировал я.

— Танато! — укоризненно ответил он. Этот демон прекрасно знал о положении дел в моей религии. — Акалла была в шоке от количества ограничений. На небесах явно штормит.

— Откуда знаешь?

— Поведала вчера ночью. — великан расхохотался. — Кстати, её прорвало чего- то: временами я думал, кто кого имеет.

Мы посмеялись. Выпили травяного настоя, обсудили нравы неофитов и неофиток в частности, поболтали с царским сановником, отвечавшим за вооружение армии, посочувствовали сынам Минаса на островах и вдохновились тем, что было захвачено пятьсот рабов: триста женщин и двести мужчин.

— Я вот думаю ещё раба купить, а ещё лучше — молоденькую рабыню — закончил он

— У меня два раба и то я их освобожу, служат на совесть — нахмурился Тарто. — А с рабынями осторожно — они тебе не храмовые.

— Храмовые рабыни — рабыни Богини, не человека — раздался голос сзади. Мы низко поклонились. Акалла, самая молодая Высшая жрица за последнюю сотню кругов, всего двадцать четыре круга от роду. — Пройдёмте, сыны Минаса. Дело дворцовой важности.

Акалла, Костис, Акареу, я, несколько наиболее приближеных к Жрице посвящённых и соприкасаемая жрицы прошли Змеиные врата и поднялись на на терассу, выходившую открытой стороной в храм. Бывало, тут проходили мои с Акаллой «совещания», на которых пара вопросов обсуждалась... А то и три-четыре... Обычно тут были певцы и певицы, а также музыканты. Сейчас они создавали фон молитвам внизу. Стража также оставалась за дверьми.

— Сыны и дочери мои. Дворец вызвал вас, чтобы поручить вам миссию всеминойской важности. — Начала она, сев на мягкую скамью у стены. Как раз на том месте, где я входил в неё семь дней тому.

— О чём речь? — осведомился Тарто

— Об измене Миносу... — медленно ответила Жрица.

story.neskromnie.ru

Тьма древнего Миноса. Часть 3 — Группа — Эротические рассказы

В какой-то момент все приостановились. Мы замерли, ожидая нападения, но только охнули от удивления. Из дальнего угла вышла минойка в расцвете лет и необычными, рыжими волосами. Её лицо и покрывали странные чёрные узоры, а когда она сбросила платье, то нашему виду предстали и узоры на теле. Она величественно шла мимо замедлившихся культистов, неся на плечах удава.

Некоторые мужчины бросили своих разеже, подхватили Рыжую на руки и усадили в кресло, обильно смазывая тело благовониями и маслом. Затем они принялись её ублажать — языки скользили по всему телу: бёдрам, промежности, груди, руки не отставали. Однако, её высокомерный взгляд оставался неподвижным, хоть культисты и пытались углядеть в нём хоть доли возбуждения.

Переполох, вызванный появлением Рыжей, быстро сошёл на нет. Вздохи продолжились, а кто-то, судя по резким прерывистым стонам, уже кончал. Так, две сидящие рядом девушки жмурились и почти что визжали, массируя промежности друг дружки. Вскоре одна выдернула свою руку и повалилась на спину, вторая немедленно продолжила ласки и себя, и партнёрши, и вскоре я увидел, как по её бёдрам потёк нектар.

— Костис! — прошептал кто-то из бойцов — Я понимаю, это всё необычно, но когда будем атаковать? — Судя по возбуждённому виду его соратников, долго они в такой засаде не протянут.

— Их много. Обратили внимание на стражников? — он указал на фигуры с копьями и при плащах. Пурпурных, как несложно догадаться.

Воины кивнули. Надо же, я стражников даже не видел. Зато разглядел всех «виночерпальниц», мда.

— Надо их устранить, не поднимая панику. Нам нужны пленники, помните?

— Костис! Давай подождём момента, когда рыжая жрица будет готова. Судя по всему, она играет особую роль в ритуале.

Палач взглянул на кресло и медленно кивнул:

— Ждём...

А рыжая жрица подходила к окончанию. Она ещё лишь стонала и закатывала глаза, но от прежнего высокомерия в глазах не осталось и следа. Под её очаровательным тылом на кресле натекла лужа, она сама была покрыта маслом и поцелуями культисты проникли языком и пальцами в каждый из уголков её потаённых дырочек. Орудовать членами они отчего-то не решались.

Удав лениво полз по Рыжей, не обращая внимания ни на неё, ни на её почитателей. Ручной он, что ли? А почитателей становилось всё больше. Они оставляли своих партнёрш на милость друг дружки и шли к ней. «Пурпурные» девушки, как правило, сопровождали их. Кто-то массировал стволы ручками, кто-то заглатывал головку, а кто-то вообще массировал всю промежность мужчины.

Девушки тоже шли к окончанию. Одна, стоявшая на четвереньках прямо перед нами, не видела нас, так как даже не открывала глаза. Её колечко ануса обрабатывала длинным языком улыбающаяся глазами партнёрша в шапочке храма Богини-со-змеями. Интересно, как на это отреагирует Акалла... Рядо происходило нечто подобное — мокрые девушки начали со сладострастными стонами кончать, так что другие звуки не были слышны.

— Приготовиться — процедил Костис.

Тем временем мужчины начали изливать своё семя. Но не на прислуживающих культисток, а на рыжую. Вот девушка в пурпурном делает резкое движение рукой и белесая струя ударяет в полную грудь. Вот другая не успевает вынуть ствол изо рта и часть семени остаётся у неё на лице; она торопливо облизывается, глядя, чтоб никто не заметил это.

Но всем не до того. Мужчины заливают рыжую семенем так, что её загорелая кожа теперь блестит не только от масла и благовоний. Сама она теперь уже извивается и у культистов окончательно уходит разум. Они начинают её жестко сношать. В анусе — член, во рту — член, в каждой руке — тоже член, а в пещерке и вовсе два (и по сей день не понимаю, как такое возможно)

Тем временем высший жрец снимает с Рыжей змею и несёт на алтарь. Мужчины кричат, изливая семя на руки Рыжей. Я не слышу её, но уверен — это из-за ствола и восторженного гомона вокруг. Девушки кричат: их лица давно блестят от сока подружек. Восторженно кричат стражники и виночерпальщицы в пурпурных плащах. В какой-то момент образуются пурпурные пары — девушки седлают стражников.

— Рано... — шептал Костис — Надо ударить так, чтобы наверняка...

А высший жрец положил змею, измазанную в масле и человеческих секретах, на белый камень алтаря. Бедный удав, что сегодня ему довелось пережить... Мужчина что-то проговорил, но никто не ответил — слишком все отдались своей похоти. Он рассердился и закричав на незнакомом языке, схватил нож и направился к змее. Мы среагировали мгновенно.

Костис издал протяжный горловой крик. Мы ворвались в зал. Стражники пали первыми — кому-то всадили меч в живот, а кому-то в горло. Девушек мы оглушали, но не все готовы были даться просто так. Я получил по голове палкой и ткнул куда-то в комок тел. Костис слева активно прорубался к жрецу, но тот успел распороть себе живот. Воин слева получил кубком по брови, его глаза залила кровь.

Вскоре дело перешло в очень близкую рукопашную. Весельчак, подкалывавший на входе, скрылся под телами культистов — в его животе застряло копьё стражника. По залу бегал культист с раной в промежности, коропляя вс ругательствами и кровью. Я с Костисом отрезал отступников от выхода, ещё двое — от каморки. Оглушенные вскакивали и вгрызались, а затем падали под мечами.

Рыжая в полном беспамятстве полулежала на кресле. Её охранял Гестис, и не зря — её сразу же попытались убить свои же почитатели. Погибла кидонка с идеальными ногами, под моим мечом, Костис зарубил её визжащую партнёршу с кривым кинжалом. Вскоре звон и крики смолкли. На ногах стояло около десятка сынов Миноса. Истинных сынов. Все раненые, но понимавшие, что могло закончиться и хуже.

— Достать раненых! — начал раздавать приказы Костис. — Тородо, осмотри зал, все предмет культа собери сразу! Гестис, займись оглушенными! Не забудь связать рыжую, она — наиболее ценный трофей!

Залитый кровью, вином, соками людей пол. Таоке снится только в кошмарах.

Я снёс всё: статуэтки, листы пальм с тайными текстами — в опустевший ритуальный котёл. Закрыл сверху холстом и начал осматривать каморку за залом. Стол с оковами, горшочки с травами и настоями. Везде изображения Осьминога: сброшенного с небес, следящего за людьми и участвовавший в их оргиях. Клеймо везде одинаковое — то же, что и раньше. Я аккуратно отнёс находки к первым.

Весь зал уже наполнила стража. Риату в боевом панцире (ого!) осматривал свитки и находки./Предполагается, что минойцы имели свитки из листьев пальмы, но они не сохранились. /

— Тородо. — увидел он меня — С успехом, мальчик.

Я усмехнулся. Я жил двадцать первый солнечный круг, а оставался для него тем же непокорным юнцом.

— Ты захватил столько трофеев... — задумчиво произнёс он. — наши знания по культу Осьминога возростут благодаря ним в разы... Молодец.

— Спасибо Костису и ветеранам.

— Они тоже хороши, но если бы ты не предложил выждать, пятерыми, отправленными на отчёт к твоей начальницей — Богиней, дело бы не ограничилось.

Я медленно сел на скамью, где ещё полчаса назад резвились девушки, убитые в том числе мной. Хотелось вина, но я терпел. его было много вокруг, но оно было всё отравлено порчей Осьминога. А вполне возможно — и различными ядами.

— Главного мы не взяли — я кивнул на коченеющего главного жреца ковена.

— Это не главное. Вы взяли семерых пленных и даже не сожгли зал — он улыбнулся, вспоминая взятие первого ковена, когда мы едва не сожгли секцию Северного крыла. — Я расскажу Акалле, как ты отличился.

— Спасибо.

— Это не освобождает тебя от отчёта перед высшим Жрецом — прохладно ответил Риату. — Пошли, — кивнул он на посвящённых, несущих котёл — проверим, как эти остолопы донесут нашу ценность...

— Нашу?

— Ты думаешь, мы оставим Храму Змеи столь ценные артефакты после ... 

sexlib.org

Тьма древнего Миноса. Часть 1 — Эротические рассказы бесплатно

Дисклеймер: Все изложенные события вряд ли имели место быть. Рассказ по возможности приближен к данным о Минойской цивилизации, но кое-где допущены огрехи. Часть из них — намеренные. Имена богов и персонажей — большей частью реальные минойские.

Кносс. Средоточие силы и власти сынов Миноса. Рай на земле, что лучше любой точки Ойкумены /известного мира — прим. автора/. Сюда стремятся многие, но не всем суждено оказаться в его лабиринтах. Горделивые египтяне, варвары с севера и пеласги /переселенцы-греки/ (что, впрочем, одно и то же). Замкнутые кидоны и жизнерадостные кигласцы.

Иноземцы не понимают, как можно построить дворец размером с их город. Или — город, построенный, как дворец. Впрочем, пеласги тоже. Только кидоны, медленно умирающий народ, хранящий верность полузабытому у нас богу Разаже понимают. Риату, начальник царским архивом считает, что именно у них мы переняли исскуство строить дворцы. Так это, или нет, не знаю, но знаю, что меня зовут Танато, сын Тано, жрец и сын жреца, мне 19 солнечных кругов от роду.

Как второй сын, я был обязан продолжить служение Разаже. Глупость какая. Старший брат был гораздо более способен, но традициям не перечат. Ещё большая глупость — то, что я сейчас был жрецом не Разажи, а Амежи, или, как чаще говорят — богини-Змеи или просто Богини. Я обучался у кидонов в Закросе и метал ритуальные дротики Бога гораздо лучше, чем орудовал лабрисом /ритуальный двуострый топор/, но, увы, в Бога в Кноссе веруют мало, из-за чего жрецов тут пока переизбыток.

Но я и не жрец вообще-то. Я — глаза и уши Жрицы-Дочери Акаллы. Ну, и любовник, иногда. Признаться, не очень люблю оргии их братии, но оказаться в застенках Тайного архива за неверие не горю желанием. Благо, Дочери Аккалы в подавляющем большинстве — красавицы с аппетитной грудью, которой бы восхитилась бы Богиня, горячим взором и вьющимися волосами.

Впрочем, у меня такая красавица была, Рода Кавья, чуть помладше меня, выданная за меня ещё тогда, когда назначение браков по звёздам повсеместно одобрялось. Именно с ней я нарушал покой обитателей соседних покоев той ночью, когда началась эта история. Впрочем, за стенкой слышались женские стоны, мужских же не было вовсе. Я не обращал внимания и лишь начал чаще входить в Кавью

— Танннооо — уже начинала тянуть она, не открывая глаз. Именем отца меня называют многие — Прекрати, пожалуйста…

Я не обращал внимания — знал свою красавицу. Зальёт ложе, но не признает, что ей было хорошо. Я усилил толчки, она же начала царапать спину. Завтра снова придётся одевать плащ.

— Танно, я сейчас точно умрууу…

— Скорее родишься, свет мой. — прохрипел я, схватил её под мышки и ловким движением поменял положение. Теперь Кавья была сверху, но она и не подумала остановиться. Правда, иногда она слишком частила, но думаю, что это была вина её обритой промежности. Я чувствовал, её сбивающееся дыхание, чувствовал, как по ногам текут её соки. Даже в полутьме моя взмокшая жизнь /минойский титул жены/ была истинной красавицей. Для дворцовых ценителей, правда, её подростковая грудь была маловата, но всё поджарое тело, длинные ноги, обхватывающие меня и выпуклая попка были на своём месте.

Кавья, словно прочитав мысли, развернулась ко мне спиной и чуть выгнулась, теперь действуя только попкой. Впрочем, совсем недолго — вскоре она развернулась ко мне (прямо на стволе, что подвергло мою стойкость новому испытанию) и упала мне на грудь. Я обнял эту красоту, не прекращая целовать её губы, и с нажимом провёл по спине, из-за чего Кавья крупно задрожала. Так продолжалось недолго — вскоре её голова упала мне на плечо и начала быстро шептать разные нежности, а толчки — постепенно затихать. Я подыграл ей, но действовал осторожно — теперь охладить меня могло только льняное масло. Или ротик Кавьи.

Она поняла. Медленно сползла вниз и обхватила член губками, глядя на меня (в её глазах горел отблеск лампады). Я продержался некоторое время, но вскоре головку начал обрабатывать язычок и я, шумно вздохнув, спустил толчками всё семя в очаровательный ротик. Она приняла всё, продолжая нежно обрабатывать ствол, затем отступила. Некоторое время я просто лежал, чувствуя саднящей спиной промокшую настилку ложа. Кавья выпила вина и легла ко мне, обвившись вокруг меня.

— Я тебя люблю, мой Высший жрец — да, в это она ещё верила.

— И я, жизнь моя. — как и я в это.

Но насладиться дальше ночью перед чистым днём/выходным/ нам не дали. Прошло совсем чуть-чуть времени — Кавья дарила только третий поцелуй, а в дверь сильно постучали. Я тихо слез с ложа. Аккуратно достал короткий боевой меч. Соседи или нет, но грабежи в дворцах ингода случались. Редко, но случались.

— Кто?

— Нодару, дочь Дару, с посланием от Великой Жрицы Аккалы. — Я знал эту сучку. На храмовых оргиях она постоянно лезла ко мне. Интересно, давно она тут?

Я одел набедренную повязку, схватил в правую руку факел, а в левую — меч и открыл дверь. Да, Нодару. Моя ровесница. Грудь и бёдра в полном соответствии с представлениями Богини, а вот волосы прямые, не вьющиеся, да и носик немного курносый. Она стояла, игриво прищурившись, но мне было всё равно.

— Я слушаю.

— Аккала велела передать, что вы ей срочно нужны. — Она помолчала и, видя мой скепсис, добавила весомо: — По дворцовому делу.

— Срочному? Дворцовому? — я имел в святилищах достаточный вес, чтобы иногда ослушиваться приказов Аккалы, тем более, что её просто опять захотелось устроить оргию на ровном месте. А может наоборот — слишком увлеклась предсказаниями и жертвами да обнаружила, что ритуальный трах пропущен. Но дворцовое…

— Да. До конца церемонии Обновления максимум — час и ты, Танато, должен прибыть до этого времени.

Всё таки трах. Правда, моё участие необязательно, чем я и воспользуюсь.

— Я прибуду, Нодаро. Не беспокойся. — Я закрыл дверь.

Кавья уже сидела на лавке, вытираясь домотканым полотенцем.

— Уходишь? — чуть обиженно спросила она. Если бы она скрестила руки, а её небольшие соски не были б такими острыми, её можно было бы принять за обиженного подростка.

— Да, жизнь моя, ухожу. Жрица зовёт.

— Эта сучка опять будет трахать тебя всю ночь. Или спустит на тебя Нодаро. — весело добавила она. Страсти Верховной жрицы для неё секретом не были.

— Вряд ли. Там веселье уже идёт.

— Не дождались?

Я покачал головой. Намёк в словах прямоволосой чувствовался, но жрица явно предполагала, чем я занимаюсь, иначе бы приказала явиться безо всяких оговорок.

— Думаю, какой-то внутренний ритуал. Меня на него не звали.

— И слава Богу.

Вот ещё одна причина, по которой её люблю. Приревновывает, что редкость среди минойцев (кидонская кровь играет, не иначе) и верует в Разажу, что редкость среди Кноссцев. Впрочем, не то, ни это на её работе резчицей по бронзе не отражается.

Я подошёл к ней и заглянул в бездонные глаза.

— Ещё час у нас есть.

И отбросил полотенце, понимая, что падаю в эту бездну.

***

Выходя, я наткнулся на Акареу — неофитку нашего храма. Мужчины её не очень любили, поэтому она проводила ночи в объятьях соседки, наполовину пеласги. И зря не любили — Акареу напоминала маленькие кикладские статуэтки своей миниатюрностью. Злые языки называли эту миниатюрность детской, но из храмовых обрядов я прекрасно знал, что детского в ней — пропорции тела да курносый нос.

— Привет, соседик! — весело поприветствовала она.

— Привет, Акареу.

— Фу, как царственно — она подхватила меня под руку. — Тебя тоже Акалла вызвала?

— Как узнала? — Малышка прыснула.

— Женские стоны не могут надолго затихать при молодом разеже/муже, это же слово обозначает партнёра/. Знаю по себе. О, опять расцарапали спину?

— А тебе пеласга бедра не разорвала?

От стен отразился звонкий хохот. Рыбаки глядящие на нас с фресок, не ответили.

— Нет, это чуть не сделала Нодаро, когда я заметила, что она сидит под дверьми. Кстати, моя разеже сегодня была распалена стонами твоей, а досталось мне… впрочем я не обиделась.

— Всё таки слушала, сучка.

— Чаще будь на некоторых церемониях — чем чаще будешь иметь её, тем реже будет приходить. Кстати, меня тоже вызвали.

— А чего ты не на церемонии?

— Меня там обделяют вниманием. Пара жриц да и только… Ты же тоже редко там появляешься, — с вызовом ответила она. Я промолчал.

Да, я иногда был её любовником. Идиоты — жрецы не понимают то чувство, когда овладеваешь такой тугой и тесной девушкой. Да и высасывала соки она получше Кавьи. Моя жизнь прощает мне подобны храмовые похождения.

Кносский дворец не зря зовут Лабиринтом. Непосвящённые или гости легко зайдут в глухие уголки, заблудившись в сложной планировке. Мы прошли Морской коридор, в котором жили, Песчаный коридор с аскетичными росписями, где работали гончары и, пройдя несколько промежуточных залов, очутились в святилище.

Оно было закрыто, но дворцовые стражники, узнав нас и амулеты Змеи, пустили нас.

Внутри был ад, а для кого-то — рай разврата. Несколько десятков мужчин и женщин уже наблюдали за процессом или омывались в соседних купальнях, но перед статуей Богини всё ещё царило оживление. Великую Жрицу сношали сразу трое во все её отверстия и не было похоже, что ей это не нравилось: её открытая взглядам пещерка блестела от её соков и соков партнёра и она, слегка морщась, стонала, что было слышно даже несмотря на член во рту.

Рядом так же овладевали двумя неофитками, одна — её лицо я не видел — стонала каждый раз, когда члены входили в неё полностью, вторая — кикладка, её лицо видел — лишь морщилась, когда в анус проникали слишком глубоко. Одна храмовая рабыня обслуживала концовку для сразу пяти мужчин — один её сношал, одному она отсасывала, двоим помогала руками. Вскоре последний застонал, она оторвалась от сосания члена и словила белую струю на уже блестящее от семени тело, вскоре последовал ещё один.

Нодаро не теряла времени в ожиданиях и сношалась с молодым неофитом. (Специально для — Он проявлял видную инициативу, регулярно переставляя позиции. Промежность Норадо в свете жаровень заметно блестела, но она всё равно помогала себе рукой. Сёстры Тородо, не обращая на всех внимания, вылизывали друг дружку, им помогала костяным членом и собственным языком рабыня. Две незнакомых посвященных с хохотом седлали молодого неофита: я видел измождённое лицо бедолаги. Судя блестящим подтёкам на лицах девушек, они поймали его давно. Ещё несколько извивающихся тел лежали прямо у статуи Богини со змеями в руках.

В целом, церемония заканчивалась. Я прошел в нишу с пищей и напитками, налил себе травяного настоя и закусил сладким яблоком. Храмовая рабыня предложила «очистить» меня, но у меня не было желания и сил. Рядом жрицы обсуждали с посвященными, обслуживающими курильницы храма, девушками египетские смолы и церемонию.

— Когда Ранато подошёл к нам и вошёл мне в попку, я испугалась…

— Лучше сжигать их не в чашеобразных курильницах, это расход смолы…

— Господи, какой вкусный в Понато член, Тари, ты…

—… нет, попку я чистила и потом получила сполна, но так неожиданно…

—… я знаю, но лампадки можно повесить только в нишах и у себя…

—… когда сосёшь, обрабатывай головку язычком, можешь им даже в дырочку подлезть…

—… хорошо, что не зажгли куриам. От него я слишком долго не кончаю.

—… настоящие любовники вроде Танато, Ридо и Логато редко ходят уже.

Я не вмешивался. Начнётся оживление, которое мне не нужно.

Тем временем у статуи опустело место. Акалла уже сношалась с одним, Нодаро в рот спускал юнец, рабыни и незнакомые жрицы высасывали члены оставшихся, а сестрички пошли мыться.

Хотя нет, не мыться. Они появились рядом со столом и заметили меня.

— Танато! — почти хором прокричали они. Девицы рядом повернулись, часть из них заметно залилась пунцом. — Что же ты так поздно!

— Как предупредили.

— Сегодня вообще странная церемония была. — Начала старшая Тородо. Они отличались только размерами сосков и интимной причёской — младшая брила полностью, старшая чуть оставляла и на ней блестели капельки. — Жрица сказала, что слишком много ограничительных знаков было, и запретила подсыпать куриам.

— Совсем! — добавила младшая. — Даже в купальнях нету!

Куриам. Наркотическая смола. Ещё одна причина, по которой я не люблю ритуал обновления.

— Впрочем… — протянула старшая — нам с Торири это не помешала обновиться, правда, милая?

Ответом ей был протяжный поцелуй.

Ограничительные знаки. Знамения в небесах. В храмовой школе нас учили чувствовать перемену погоды, предсказывать поведения небесных сил по ходу звёзд и водных — по ходу Ночного светила. Остальные предрассудки выбивали или разрушали.

Тем временем у статуи остались трое: жрица высасывала соки из последнего неофита, а рабыня с помощью керамического ствола, руки и языка — из жрицы. Вскоре неофит застонал — громковато для мужчины и излил прямо на Верховную Жрицу, второе лицо во дворце (ладно, третье) плевок семени, а вскоре застонала и она, залив коврик под собой.

Лежала она лишь мгновение: подскочили рабыни и соприкасемая, девчушка из тех, что только заканчивали храмовую школу. Рабыни облили жрицу маслом и, через мгновение, достаточное для рассмотрения всеми присутствующими влажной красоты Жрицы, насухо вытерли её, девчушка, чистокровная минойка с полной грудью, чёрными вьющимися волосами, собранными строго назад в пучок и большими подведёнными глазами, почти мгновенно одела Акаллу в обычное платье: длинная юбка, вырез открывает грудь полностью.

— Встаньте, дети Минаса! — Все, включая меня и рабынь встали. Из купален выскочили мокрые люди. Всего набиралось чуть меньше пяти десятков — не так много, с учётом того, что обычно в этот зал меньше сотни на Очищение не приходили. — Пока сыны Кносса и Минаса давят остатки неверных варваров на северных островах, мы с вами прошли через этот обряд Обновления, дабы нашими душами не завладели демоны Кха! — многие богобоязненно схватились за амулеты. — Обряд был строже обычного, но так приказала Богиня и не нам её судить, но нам быть её детьми. А после… Прошу вас смирить распалённые души и помолиться за ушедших.

— Воистину! — Прокричал зал. Часть людей пошла сразу к статуе, прихватив поминальные свечи и подношения (в большинстве — снятые со столов), часть окружила Жрицу, которую сразу окружила храмовая стража. Я не спешил.

— Танатис! — услышал я знакомый лающий голос.

— Костис. Не ожидал вас увидеть.

Костис. Странный человек. Странное имя, не минойское и не египетское (хотя кажется обратное) Лыс, как колено, пережил сорок солнечных кругов, что очень много. Вечно носит робу вроде тех, что носят некоторые островитяне и варварские… штаны! Впрочем, Длани Богини, то есть — высшему дознавателю и палачу и не такое было позволительно.

— Меня позвала Жрица, а на её зов я откликнусь всегда. Тем более, Богиня это — он обвёл чашей зал — одобряет.

Он был без своей дурацкой робы. Из груди не торчало щупальце, как утверждали некоторые — Костис был не по годам развитым мужчиной с кучей шрамов из которых я опознал только след от копья да пару рубленых.

— Я понимаю. Меня позвали сюда час назад.

— Я знаю, это по моему делу в том числе.

— Вот как?

— Вы знаете, я сам не очень люблю развлекаться.

Ну да, как же. Его любимой шуткой было подкладывание к засахаренным виноградинам янтарных печатей той же формы. После того, как Торто, начальник храмовой охраны, невозмутимо разгрыз одну, шутить так он стал куда реже.

— Понимаю. Прошу простить — поклонился я.

А вот и Торто. Начальник храмовой охраны очень редко принимает участие в подобных церемониях, только при соответствующих знаках небес. Каковых не было, что великана явно огорчило.

— Танато. — Мы хлопнули по ладоням. — Как всегда, верен себе и Кавье.

— Меня не позвали заранее. Уже думаю, не потерял ли её расположения.

— Умоляю. Там был знак о сохранении в секрете церемонии от Его служителей.

Я вздохнул. Тарто был весьма умён и прекрасно знал все скрытые от глаз детали.

— Поэтому так мало людей? — сыронизировал я.

— Танато! — укоризненно ответил он. Этот демон прекрасно знал о положении дел в моей религии. — Акалла была в шоке от количества ограничений. На небесах явно штормит.

— Откуда знаешь?

— Поведала вчера ночью. — великан расхохотался. — Кстати, её прорвало чего — то: временами я думал, кто кого имеет.

Мы посмеялись. Выпили травяного настоя, обсудили нравы неофитов и неофиток в частности, поболтали с царским сановником, отвечавшим за вооружение армии, посочувствовали сынам Минаса на островах и вдохновились тем, что было захвачено пятьсот рабов: триста женщин и двести мужчин.

— Я вот думаю ещё раба купить, а ещё лучше — молоденькую рабыню — закончил он

— У меня два раба и то я их освобожу, служат на совесть — нахмурился Тарто. — А с рабынями осторожно — они тебе не храмовые.

— Храмовые рабыни — рабыни Богини, не человека — раздался голос сзади. Мы низко поклонились. Акалла, самая молодая Высшая жрица за последнюю сотню кругов, всего двадцать четыре круга от роду. — Пройдёмте, сыны Минаса. Дело дворцовой важности.

Акалла, Костис, Акареу, я, несколько наиболее приближеных к Жрице посвящённых и соприкасаемая жрицы прошли Змеиные врата и поднялись на на терассу, выходившую открытой стороной в храм. Бывало, тут проходили мои с Акаллой «совещания», на которых пара вопросов обсуждалась… А то и три-четыре… Обычно тут были певцы и певицы, а также музыканты. Сейчас они создавали фон молитвам внизу. Стража также оставалась за дверьми.

— Сыны и дочери мои. Дворец вызвал вас, чтобы поручить вам миссию всеминойской важности. — Начала она, сев на мягкую скамью у стены. Как раз на том месте, где я входил в неё семь дней тому.

— О чём речь? — осведомился Тарто

— Об измене Миносу… — медленно ответила Жрица.

Last updated:01/1/18

sefan.men

Тьма древнего Миноса. Часть 2 — Эротические рассказы бесплатно

Дисклеймер: Все изложенные события вряд ли имели место быть. Рассказ по возможности приближен к данным о Минойской цивилизации, но кое-где допущены огрехи. Часть из них — намеренные.

Минос. Отец всех минойцев. Сын богов, олицетворяющий собой всю мощь Минойцев. Измена Миносу — не просто измена своей стране, это ещё и измена своим богам. Когда я учился у кидонов, я слышал, что измены Миносу всегда были в самые темные времена. Но сейчас — золотой век Крита. Откуда же появились изменщики? Или…

— Нет, вы не ослышались — продолжила Акалла, Высшая Жрица-Дочь Кносского дворца, перекрывая возбуждённый гомон. — Это именно измена Миносу и не меньше.

— Они поклонялись варварским богам? — спросил Тарто, начальник храмовой охраны

— Или египетским? — предположила одна из жриц: её грудь ещё покрывала блестящая плёнка чьего-то семени.

— Нет. Всё гораздо хуже. Из тьмы веков они пытаются призвать Морского бога.

Жрица сказала это очень тихо, но собравшиеся услышали её. И ахнули. И было с чего. Когда Разайа и его жена Амейа в первый раз пытались сотворить сына, было затмение. Из-за этого и сын вышел чёрный душой и с искривлённым, восьминогим телом. Родители, ужаснувшись, выкинули его в море. От него пошли осьминоги, гады океана. От следующего сына богов, Миноса, пошли минойцы.

Нет, осьминогов на Крите уважали. Но не более. Акалла бросила на столик ритуальную чашу и большинство присутствующих содрогнулись. На дне чаши была изображена обычная минойская оргия, но качество рисунка поражало. Кудрявые минойки с открытыми платьями, стройные кигласки и прямоволосые кидонки. Их сношали во всех возможных позах.

Но в центре разврата был осьминог. Тёмно-серый, контрастировавший с голубым фоном и рыжими телами. И его щупальца, расходящиеся ко всем девушкам, заканчивались их партнёрами. Снаружи — простой морской узор, чужой глаз не отличит от обычной чаши. Кубок для причащения?

— Откуда эта чаша? — спросил Костис, вместо своей глупой робы накинувший плащ с капюшоном.

— Сегодня доставили из таможни — ответил незнакомый молодой чиновник в повязке царских цветов.

— Знакомьтесь, Акаро, внутреннее око таможни. — Ого. Молодо око, да остро.

— Караван шёл из Фаистоса, но такого клейма — он указал на основание чаши — там не значилось. Торговец был пеласгом и на вопрос о происхождении чаш внятно ответить не смог.

— Был?

— Он принял яд в камере. Мы даже не успели начать допрос.

В зале воцарилось молчание. Снаружи ещё шли молитвы и пир. Голоса не особо затихли — прихожане ждали Ночного Слова жрицы. Судя по отдельным стонам из купален, некоторым обряда Обновления не хватило. Меня же медленно пробрало. «… на вопрос о происхождении чаш».

— Сколько их было? — спросил я.

— Кого? — задал кто-то сбоку. Акаро оказался сообразительнее.

— Около десятка чаш. Никаких печатей, обозначавших исходного торговца.

— То есть это не инакомыслящий, а целый культ…

— А может, просто извращенец? — неловко спросила Акареу.

— Милочка — покачала головой Нодаро — смотри. — Она взяла чашу и указала на геометрический орнамент и я понял. — Это — ассирийская клинопись, но язык — наш. «заклинаю преданным сыном, пусть сила богов через него войдет в меня».

И откуда эта сучка знает клинопись?

— В Кноссе есть их гнездо. — утвердительно сказала жрица, судя по цветам юбки — из восточного крыла.

— Да. И я хочу, чтобы вы… — начала жрица, но я позволил себе перебить.

— О, Жрица!

— Да, Танато, говори.

— Торговец необязательно вёз чаши гнезду. Заказчиком мог быть тот, кто пытается организовать гнездо тут. — О идиотах — таможенниках, схвативших пеласга вместо того, чтобы проследить за ним, я промолчал.

— Ты прав. Мы с тобой об этом поговорим позднее. — Ни намёка на флирт во фразе. — Я хочу, чтобы все присутствующие тут начали искать последователей Осьминога. Среди соседей. Паствы. Работников. Но тихо. — она начала обводить взглядом собравшихся. — Никто, кроме нас не должен об этом знать. Даже ваши доверенные лица.

Некоторое время люди сидели в полутьме. Где-то внизу ещё шло праздненство. Завтра — чистый день, никому из них не нужно заниматься физическим трудом. Впрочем, собравшиеся в этот вечер физическим трудом в подавляющем большинстве и не занимались, а вот духовным — вполне…

Теперь я иначе посмотрел на закрытость сегодняшней оргии. (Специально для — Знамения, может, и сыграли важную роль. Но желание скрыть кое-что от лишних глаз намного важнее. Глаза не слипались только благодаря травяному настою. Сейчас шёл уже третий час после полуночи. Тяжёлый третий час…

Признаться, я всё-таки уснул под ровный шёпот вокруг и собственные мысли. Разбудила меня неожиданная тишина. Я подскочил и понял, что Акалла спустилась вниз и начинает слово. Если не заканчивает. Впрочем, мне повезло — она ещё только подходила к статуе Богини — Змеи.

— Встаньте, дети Миноса! — Её голос звучал особенно звонко, а глаза зло блестели. — Это Ночное Слово. Да будет вам известно, что ночь и тьма были началом и будут концом сущего, но не стоит и ютить в своих сердцах! Обновление предвещало множество знаков и это важный знак! — Она подняла руку вверх, её соски заметно обострились с момента разговора. — Это знак испытаний крепости веры! Будьте верны Богине и помните, что её Длань карает за запреты! Да будет Ночь.

— Да будет Ночь! — рявкнул зал в ответ.

Врата отворились и гости начали расходиться. Сквозь световое окно в потолке ночное светило уже не было видно. Храмовые рабы — в большинстве своём не принимавшие в Очищении участия мужчины — принялись делать уборку — чистили полы от засохшей плёнки всего пролившегося, чистили купальни.

Я стоял у небольшой ниши, освещённой лампадкой. С фрески неодобрительно смотрел Минос. На храм, полный прославляющих Его Мать. На культ в Кносском дворце, в самом сердце Крита. И в самом сердце Культа Богини — Матери. Интересно, что думает об этом царь? И знает ли вообще?..

— Он всё знает. — сказал подошедший сзади Костис. Я едва не подпрыгнул от неожиданности. — Как и наш царь.

— Думаете? — вежливо осведомился я.

— Таможня подчиняется в первую очередь царю, а не культам, какие бы могущественные они не были. — уверенно ответил палач. Я отмолчался. — Поэтому надо рыть носом землю, докопаться до костей дворца, но найти культистов раньше царя. — Я повернулся и поднял одну бровь — мой любимый трюк. — Видите ли, молодой царь сможет вскрыть всю сеть и даже заставить Младших царей/Несмотря на то, что каждый минойский дворец имел царя и/или царицу, Кносский царь, вероятно, имел негласное первенство над остальными/ также искать культ, но они лишь вынудят его нырнуть в воду. Или переплыть на острова.

Жрица боится утечки информации? Вполне согласуется с чересчур коротким разговором в певческих покоях. Впрочем, тут могут быть замешаны и храмовые интриги. Я почесал подбородок. Надо будет навестить Карфаро. Старый дьявол в своё время не принял меня из храмовой школы (о чём уже не раз жалел), но я всё-таки верую больше в Бога, чем в Богиню и до сих пор принадлежу его пастве, несмотря на служение Акалле.

— Костис, Танато. — А вот и она. — Прошу вас остаться. Вы нужны мне.

Сонм прихожан, облепивших жрицу, посмотрел на нас сначала недоумённо, затем похабно. Распущенность Верховных жриц, от первой до Акаллы — едва ли не единственное, что их всех объединяет. И мне ещё сильно повезло, что Акалла старше меня всего на пять солнечных кругов, а предыдущая, прожившая почти семь десятков, умерла аккурат во время моего входа в Храм.

— Опять трахаться хочет, сучка, — процедил Костис, глядя вслед перемещающейся вокруг толпе.

— Может, это по делу культа. — неуверенно ответил я. Неуверенно — потому что не раз сношал её лично.

— Ну да, — фыркнул Костис. — Нам ещё везёт, что у неё фигурка не хуже, чем у Богини, — он кивнул на статую, стоящую у главной стены храма.

— А вы её…

— Разумеется. Из всей верхушки дворца с ней не сношался только Карфаро — и то, потому что он её терпеть не может, а не по вопросам веры.

Мы посмеялись. Старый Карфаро был удивительным человеком. И то, как он недолюбливал молодую жрицу, давно стало притчей. Правда, возможно, причиной столь резкого неприятия были пара замятых скандалов в храмовой школе Богини — Матери… Дело тёмное.

Прихожане разошлись по мягким шерстяным постелям, но меньше людей в храме не стало — участвовавшие в оргии рабы и рабыни мылись и присоединялись к уборке. Какая-то из младших жриц, моя ровесница, готовила алтарь к утреннему ритуалу. Заметив меня, улыбнулась. Храм знает меня лучше, чем я его.

Аккуратная головка, необычно светлые для Острова и, те более — жрицы вьющиеся волосы, длинные ноги, выглядывающие из-под церемониального платья, грудь хоть и меньше, чем у Богини, но вполне соразмерная. Я с трудом отвёл от этого великолепия взгляд. Костис его успел перехватить и заметил странным тоном, смесью неодобрения и шутливости:

— Ещё успеешь. Сейчас из тебя Жрица будет высасывать все соки.

Я выругался. У политрона/типичный минойский элемент архитектуры, многопроёмная дверь/ собралось, кроме Жрицы и её стражников, Акареу, Нодаро и жрец-хранитель благовоний, чьё имя я вечно забывал. Акаро удалялся от них, на ходу отмахиваясь от причитаний Нодаро. Я его перехватил на половине пути к выходу.

— В чём дело?

— Извини, но честь трахать Нодаро уступаю тебе. Мне ещё псовью вахту менять/имеется в виду «собачья вахта», заступающая после полуночи и сменяющаяся поздно ночью. Автор позволил себе вписать её в Минос /. Чёртовы новички совсем зажрались, погоняю их слегка.

Я вздохнул и направился в покои. Несомненно, у меня ещё оставалась надежда на совещательный характер заседания. Но наличие жреца по благовониям ясно указывала на то, что произойдёт в верхних покоях. Вряд ли он является специалистом по проклятым богам.

Всё началось довольно невинно. Акалла начала разговор о музыкантах, обычно играющих в этой зале. Нодаро подхватила разговор и обратила внимание на широкие скамьи и мягкие подушки. Акареу, устроившись своей маленькой упругой попкой у меня на коленях, заговорила о церемонии Обновления, начиная тереться о мой ствол.

Так же поступила и Нодаро по отношению к Костису, Жрица же оседлала жреца и осведомилась, одной рукой обхватывая шею, а другой — его набедренную повязку:

— Брат мой, как вам церемония?

— Необычайно короткая, — задыхаясь, ответил жрец.

— Как вы считаете, стоит продолжать? — игриво вопросила Акалла. Жрец кивнул и она тут же припала к его губам, одновременно доставая из-под набедренной повязки толстый и скользкий член.

Это было знаком для остальных девушек — Акареу, уже задравшая юбку и трущаяся о меня голой пещеркой, сдёрнула мою набедренную повязку и начала тереться об уже твёрдый член, слегка повернув свою изящную головку назад, так, что мне была видна её игривая улыбка и слегка прикрытые глаза. Я ей подыграл, начав гладить двумя пальцами её промежность.

Нодару была более решительна в своих действиях. Он просто опустилась на колени, сдёрнула дурацкие штаны Костиса, обнажила головку его тонкого и длинного члена и заглотила, с удовольствием облизав всё, до чего могла добраться. Вскоре её примеру последовала и Жрица, выскользнув из своего платья так, что теперь было видно её великолепные ноги.

Акареу к процессии обработки стволов присоединилась последней, что меня ничуть не расстроило, ибо я знал, на что она способна. Выскользнув из своего платья, она не упала на колени, а наоборот, на прямых ногах выгнула спинку и наклонилась к моему отвердевшему члену, после чего, умело орудуя рукой и языком, почти мгновенно заставила меня впиться в ручки кресла.

Между пар невозмутимо последовала храмовая рабыня, неся подносы с едой и напитками к столикам, одетая, но неровно дышащая, следом за ней — ещё одна, обнажённая и покрытая блестящей плёнкой масла, с подносом, забитым приспособлениями для разврата. Она нерешительно постояла между Акареу и Жрицей, затем отошла в тень.

Впрочем, ненадолго. Акареу окликнула её, продолжая работать рукой:

— Дева!

— Да, моя повелительница?

— Ты умеешь обращаться со всем этим? — Кивнула жрица на поднос.

— Разумеется. Я сама изготовила некоторые из них.

— Тогда покажи на мне своё исскуство.

Рабыня пристроилась сзади маленькой жрицы и, выбрав какой-то из керамических членов, аккуратно ввела его, пристроившись своим языком чуть выше, так что её глаза, на которые спадали прямые каштановые волосы, стали прекрасно видны мне. Акареу же начала протяжно стонать прямо с членом во рту. Нет, стонать она начала ещё раньше, просто сейчас она стала делать это непрерывно.

Нодаро же времени не теряла и попыталась оседлать Костиса, но тот, после нескольких толчков, опрокинул девушку на столь понравившуюся ей скамью, подложив под живот столь понравившуюся мягкую подушку и резку вошёл в бестию. Палач не думал уважать чувства девушки и двигался максимально резко, лишь иногда отвлекаясь на то, чтобы погладить острые соски жрицы.

Акареу игры со мной и рабыней же надоели, и, отпустив девушку, она взобралась на меня и, придерживая член, резко опустилась. Всё-таки дураки те, кто отказываются овладеть ей. Впрочем, допустим, что они не догадываются о столь узкой пещерки. Я наклонил соседку на меня и нежно поцеловал её, получив перед этим большой серёжкой по лицу. Акареу улыбнулась извиняющейся улыбкой.

Я повернулся вправо. Жрец овладевал своей непосредственной начальницей, частичкой Богини. Аккала лежала, забросив ноги ему на плечи и удивительно тихо для неё стонала. Впрочем, мне было не до неё — моя партнёрша настолько ускорилась, что я вынужден был слегка её попридержать. Ответом мне было милое недовольство. Я усмехнулся. Акареу потянулась за кубком и вылила его мне в рот.

Признаться, наличие Нодаро меня нервировало. Я знал, что рано или поздно Жрица оставит меня наедине со своей любимой ученицей. Нет, Нодаро была шикарной девушкой. Но она отличалась редкостным по раздражительности характер и последствием каждой оргии, где мы сходились, был сонм её сальных взглядов, вроде тех, чем она награждала сейчас меня с партнёршей, перевернувшись на спину.

Акалле тем временем перестало хватать бедного жреца и она позвала Костиса. Тот одарил Нодаро парой прощальных толчков и отправился к Верховной Жрице. Обмакнув пальцы в вязкое масло, он хорошо смазал свой член и колечко ануса Жрицы и после нескольких лёгких тычков вошёл в Акаллу. Ответом ему был резкий громкий стон. Некоторое время мужчины «ловили» темп, а поймав, резко ускорились.

Акареу также захотелось сменить дырочку и я, проделав необходимые операции, аккуратно вошёл в неё. Нодаро же недолго забавлялась с рабыней и её игрушками и присоединилась к нам, улёгшись на жрицу сверху, так, чтобы брать мой член в рот и принимать ласки языком самой. Впрочем, соки она высасывала куда хуже Акареу и Кавьи. Может, дело было в масле на моём стволе.

Устав, маленькая жрица рукой остановила мой ствол, буравящий её дырочку и с виноватой улыбкой отползла в сторону. Этим воспользовалась Нодару, оседлав меня. Впрочем, Акареу ситуации не потеряла, сев на моё лицо. От вкуса и запахов её соков я начал сходить с ума. Я слегка ускорил действия языком, стремясь то нащупать им заветный бугорок, то проникнуть внутрь.

Вскоре Акареу пробрала дрожь и она, не выдержав, проскользила по моему лицу и торсу. На члене самозабвенно скакала Нодаро. Впрочем, и она вскоре последовала за моей соседкой. Я было удивился такому резкому для девушки, прошедшей полуторачасовой «ритуал Обновления», окончанию, но вскоре почувствовал во второй дырочке этой прямоволосой бестии что-то. Нет,…это был не член.

Когда Акареу сползла с меня, я понял, в чём дело. Уже знакомая рабыня медленно вытягивала из попки Нодаро агатовые бусы, которые я видел до этого на её шее. На каждый шарик Нодаро активно реагировала. Я аккуратно покинул ласкающихся девушек, тем более, они активно занялись друг другом — миниатюрная жрица уже оправилась от окончания и ласкала теперь промежность рабыни.

Я же решил не отдавать им на растерзание свой член и решительно направился к Верховной жрице, которую сношали двое, но чей ротик не был занят. Едва я подошёл, как Костис шумно излил своё семя ей в попку, крепко обхватив женские половинки руками. Второй партнёр, жрец, всё ещё проникал в пещерку Жрицы с прежней скоростью. Мне не хотелось затягивать дело, скорее наоборот. Впрочем, пристроить прежде член меж её грудей это не помешало.

Поняла это Акалла или нет, в мой член она впилась так, что у меня потемнело в глазах и я перестал различать лампадки. Она уверенно действовала языком и руками, доводя меня до пика наслаждения и опуская меня обратно. Я не принял игру и в полубессознательном состоянии задвигал бёдрами. Вскоре Акалла уже не смогла стянуть меня обратно и я начал спускать семя ей в рот и на грудь.

Я отошёл в сторону, где Акареу облизывала вялый член Костиса. Палач устало улыбнулся мне, а затем, почему-то — хитро, с прищуром. Я понял, почему, только после того, как женские губы обхватили мой не до конца упавший ствол. Нодаро. И тут. Впрочем, я был ей благодарен за это. Со спины раздался протяжный мужской стон. Повернувшись, я увидел жреца, спускающего на грудь Акаллы семя длинной струёй.

Она смилостливилась над ним и приняла ещё твёрдый член себе в ротик. Жрец охал и ахал, а Акалла действовала языком и ртом всё медленее и медленее. Моя соседка выпустила член палача и побежала на помощь Жрице и вскоре её миниатюрный язычок вылизывал блестящую пещерку партнёрши. Шумное окончание было делом времени. К этому времени и Костис, и я с Нодаро и жрец лежали на кушетках.

Костис и жрец оживлённо болтали о чём-то, не обращая внимание на заигравшихся жриц… Нодаро легла мне на колени, глядя прямо в глаза снизу вверх, так что я мог использовать её блестящую от масла и соков роскошную грудь вместо столика. Или игриво кормить её. Выбрал первое. Надеюсь, эта похотливая сучка не возбудится снова до того момента, как я унесусь отсюда в свою уютную каморку.

Островное вино очень хорошо шло с видом жриц, трущихся пещерками. Акалла действовала не сильно активно, но ласкала не только промежность Акареу, но и внутреннюю сторону бедёр и даже ступни. Сверху их поливала маслом знакомая рабыня. Стоны девушек, наверное, слышал весь Храм. Надолго Акаллы не хватило — судя по вскрикам, она кончила только второй раз и остановилась. Я облегчённо вздохнул.

Оргии до утра утомляли всех. Кроме той, что организовывала их. Не раз приходилось видеть уснувших от истощения в самый разгар действа девушек и юношей. Да и сам однажды начал клевать носом, по счастью, немного в стороне. «По счастью» — потому что Жрица относилась к такому, как к проявлению неуважения к Богине — Матери и жестоким образом карала провинившихся.

Но на этот раз Верховная Жрица утомилась столь сильно, что её увели знакомая рабыня и жрец. Костис, подмигнув, заговорил Нодаро и мы с Акареу, наспех вымывшись в храмовой купальне под ворчание рабов, только что почистивших её, быстро собрались и ушли из Храма. Я тихо пробрался в свою незапертую каморку и, слегка подвинув свою любовь, лёг спать. Уснул я в полной тишине.

***

Нет, когда я проснулся, голова у меня не болела. Разве что совсем немного. Настой всё-таки давал о себе знать. Ещё я чувствовал себя совершенно высушенным. Жрица, казалось, высосала абсолютно все содержащиеся во мне соки. Моя жизнь/минойский титул жены/ хлопотала у печи. Хорошо, что она не видела вчерашнего. Я встал тихо, но опрокинутая чаша меня выдала.

— Тодоро, сын Тодо! — вскрикнула она, слега подскочив. Я захохотал, за что получил пару звонких ударов — скорее шутливых, чем серьёзных. — Проснулся, блудливый пёс!

Я сел обратно и стал одеваться — повязка, перевязь с мечом, плащ — подчёркнуто отстранённо. Кавья села напротив и, прищурившись, улыбалась. Нет, она приревновывала меня. Отношения внутри Храма ей известны. Впрочем, как и то, как сильно я их терпеть не могу. Она проделала свой любимый трюк — закинула босую ногу за ногу и потянулась, словно египетская храмовая кошка. Я растаял.

— И зачем твоя блудливая жрица тебя звала?

— Обычные храмовые дела, — соврал я.

— Вот как?

— Кто-то ворует благовония.

— Кому они нужны?

— Найдутся. У тебя настой той травы, помогающий при болях головы и слабости тела остался?… — спросил я и осознал, что я спросил.

— Ой, какие такие дела требуют телесного напряжения? Признавайся, эта сучка Нодаро лезла? — она улыбалась, но в уголках виднелось пламя.

— И не только она. — от разговоров резко начало колотить в висках. Я обхватил голову руками. У Кавьи было достаточно ума, чтобы всё понять и, слегка вздохнув, простить. Она сняла со стола какую-то бутыль и вручила мне. Я залпом отхватил треть, проклиная всех богов, истинных и ложных — настой был горьким, как полынь.

— Устал? — моя «жизнь» была чересчур нежной для ревнивой разеже/минойское слово, обозначающее партнёра/.

— Да. После тебя и жрицы не устанешь.

— Оооо, ещё она.

— Ага. Таков Храм. Но в своём ты бы меня после быков бы собирала.

— Стену постучать не забудь. — я суеверно подчинился. — Бедный мой… — она обхватила меня, нежно поцеловав в лоб.

Кавья. Моя девочка. Единственная, которой отдаю себя полностью. Даже Богине — Матери меньше. Всякий раз, когда изменяю ей, чувствую вину. Но прекращать не прекращаю. Радует, что она мне верна без лишних слов. Просто отдаёт себя всю мне. Как и я себя — ей.

Признаюсь, я просто её обнял. Потом опустил руки… они очутились на голых ногах, я их поднял… Мы начали целоваться, я не успокоился и прильнул к её соскам. Впрочем, ласкались мы совсем не долго — пока Кавья, покраснев, не вскочила с меня и не побежала к печи:

— Побери тебя варвары, у меня же лепешки сгорят!

***

Старый Карфаро был удивительным человеком. Ему минуло шестьдесят солнечных кругов и он ещё не растерял силы — ни умственной, ни телесной, что демонстрировал своей любимой шуткой. Шутка заключалась в том, что принимая просителя, Карфаро был не один. Прямо перед ним на коленях стояла обнажённая храмовая рабыня из числа приближенных, и отсасывала его ствол.

В своё время за запинку при докладе в световой колодец вылетел глава храмовой стражи. Сейчас старик скорее веселился этим, чем действительно проверял прихожан. Культ Разайи всякие «ритуалы Обновления» не практиковал. Пиры — да. Таврокатапсию, ритуальный бой с быком, символизировавший борьбу Миноса за жизнь на Крите со своим отцом — да. Но оргии…

/Таврокатапсия, ритуальная борьба с быком, действительно практиковалась на Минойском Крите. Был ли это именно бой — вопрос спорный/

Сейчас Карфаро не шутил. Рядом с ним сидел Риату, маг и глава дворцового архива, чуть младше по всем показателям: он — третье лицо в культе Бога после царя и Верховного Жреца. /Это не ошибка. Царь и царица Кносса являлись одновременно «полубогами» и высшими иерархами культа/ Его присутствие означало важность беседы. Как и то, что охранял нас лично глава храмовой стражи.

— Танато. Твой дядя был великолепным жрецом. Мне жаль, что я не смог тебя принять ранее.

Очередное извинение за прошлое? Или настоящее?

— Благодарю, мой повелитель. — Я склонился перед ним в поклоне. — Нотано действительно был великолепным проводником Его мысли.

— Оставь эти формальности. Перейдём сразу к делу.

— Мой повелитель, — распрямился я — о каком деле идёт речь? — Карфаро поморщился.

— Ты прекрасно знаешь, о чём я. Риату тебе напомнит…

— Два дня назад в Закатные ворота вошёл пеласг с навьюченным мулом. Во время рутинной проверки обнаружился неучтённый груз. После трагичной смерти торговца начальник таможни отправил два послания. Одно — царю, — он погладил маленький лабрис/минойский двуострый топор/ на шее. Другое — в Храм Богини-Матери, чьим последователем он давно являлся. Акалла вдруг обнаружила странные знаки и созвала ритуал Обновления… — усмехнулся он. — Продолжать?

— Нет, ваша мудрость.

— Акалла, — усмехнулся теперь жрец — дура. Она, конечно, привязала странную церемонию с действительно странным для этого времени поведением звёзд, но вдобавок озвучила проблему многим лишним людям. — Он помолчал.

— Включая меня?

— Нет. Тебя б вызвали мы и так. Культ Осьминога доставляет нам многовато хлопот.

— Так их гнездо существует? Тут, во дворце? — ошарашенно спросил я.

— Небольшое. — мрачно ответил за него Риату. — Хорошо спрятанное. Но пытающееся расшириться.

Он отошёл к столику недалеко от трона жреца и взял поднос с посудой. Я в очередной раз ему удивился. Дожил до такого возраста, не бреет бороду, сил хватает на поднятие тяжеленного подноса, да и гордости, чтобы проделать это самому — тоже. Роба, подобная той, что носит Костис, и путешествия по стране северных варваров уже не казались удивительными давно.

— Эта чаша знакома тебе. — Риату указал на кубок для причащения. — Но эти…

Урна, по виду — для праха, мощей или святынь. На крышке всё тот же осьминог, на стенках — чёрные волны, в которых плавают или тонут голые девы. Широкая чаша вроде тех, на которых выкладывают фрукты. Снаружи — ассирийская клинопись, опять притворяющаяся орнаментом. Короткий бронзовый кривой нож со всё тем же осьминогом, щупальцами защищающий руку. Очень удобный для боя. И убийства жертв.

— Мы захватили их в разное время — продолжил Карфаро. Одно гнездо мы вырезали поголовно год назад во время мятежа Морло. Оттуда — знакомая тебе чаша. Урну мы захватили в святилище у Костей дворца. Несколько культистов за неё дрались насмерть. Минойцы. Ремесленники. Ножом попытались убить начальника таможни вчера. — Он отвел взгляд и начал рассматривать фреску таврокатапсии.

— Что ты думаешь об этом, Танато? — Мягко осведомился у меня Риату. У меня защемило сердце: Риату спросил меня!

— Я думал ещё вчера, что это маленькая группа культистов. Сейчас я начал сомневаться… Но думаю до их пор. Возможно — недобитки с прошлого разгорома, но я думаю, что это выживший глава культа.

— Он был убит во время разгрома. — возразил Карфаро. — это Морло и был.

— Но это мог быть кто-то… — растерянно начал я.

Морло. Генерал, замиривший киглассцев, не раз отправляющийся за золотом и славой на берега варваров. Человек, лично видевший царей. Изменник, который возомнил себя истинным сыном Минаса. Я думал, что его убили при отбитии Лиловых покоев и видел его израненное тело. Неожиданный поворот. Впрочем, святилище у Костей Дворца, то есть в пещерах и полостях у его фундамента — новость не лучше.

— Чем могу послужить Миносу и Разайе? — решительно спросил я.

— Мы пришли к схожим выводам. Ты правильно начал — вероятный покровитель культа выжил в Мятеже. Более того, он до сих пор пытается выстроить поклонение Осьминогу… — начал Риату.

—… и мы хотим, чтобы ты нашёл его. — тяжелый взгляд Карфаро упёрся в меня. — Предатель где-то наверху.

— Насколько наверху? — уточнил я.

— Око Царя занимается его окружением. Свой Храм от скверны мы уже очистили. Но в Храме Богини у нас людей, способных на свободный поиск изменника, нет.

— То есть, я должен проверить свой Храм…

— Не весь. — вставил Карфаро. — Костис, глава стражи и Акалла вне подозрений. Костис хорошо, очень хорошо нам известен, глава стражи не обладает рычагами влияния, да и поднялся до своего поста полгода назад. Акалла — дура, но я чувствую, что происходящее неожиданно для неё… впрочем ей займется кое-кто ещё. Ступай. Но не забудь зайти в мастерскую Риату.

Я поклонился и ушёл. Риату — маг, а в этом деле мне определённо понадобится помощь богов. Я прошёл через политрон, кивнув охраннику, и отправился в одно из храмовых святилищ. Заглянув в первое, я чуть не захохотал — на скамейке знакомый жрец сношал прихожанку, облегчая ей душевные муки. Я кивнул ему и прошёл дальше, в Зелёное святилище…

… человек с кинжалом прошёл в восточное крыло с рассветом, не вызвав никаких подозрений. Он был наполовину кидоном, наполовину — минойцем. Таких тут было много. Он оплатил молодую посвящённую лживого Бога-Отца, Бога — предателя и отпользовал её сполна. Затем он прошёл в храм и с сожалением узнал, что нужный человек уже покинул зал Жреца и отправился в святилище, указанное за отдельную плату.

… оно напоминало мне кидонские луга. Я подошёл к бычьей голове, взял ароматическую свечу в виде дротика и поджёг. Чем дальше я думал о деле, тем хуже мне становилось. Я подумал о дяде, погибшем в святилище на Островах, пытаясь загнать страх подальше. Прочитал заклинание от духов в темноте. Но странное чувство опасности меня не покидало, а Минос с фрески смотрел мне за плечо очень неодобрительно…

Человек с кинжалом заходил в святилище.

***

Я очнулся. Голова ещё болела. Я не стал закрывать глаза — знал, что снова отправлюсь в мир духов. Вокруг слышались голоса, преимущественно женские. Нет, подумал я, это точно не моя каморка. Слишком большая. Слишком много света. Слишком много женщин. Я чуть приподнялся на локтях, не обращая внимания на вопящих духов, галдящих и бьющих своды моей головы.

… Когда я полностью ушёл в воспоминания, из соседнего святилища раздался крик. Женский. Я схватил пучок дротиков, висящих над алтарём, услышал второй крик, полный ужаса и выбежал. Какой-то миноец с кривым кинжалом бежал прочь. Я не царский стражник, но преступления не терплю, поэтому сорвался с места и помчался следом, присоединяясь ко всё большему числу преследователей.

Преступление в храме — тяжкое преступление, а убийство в святилище и вовсе гарантирует вечные муки из рук самой Богини. Это вам скажет любой жрец, любая жрица и любой прихожанин, какими бы порочными и развращёнными они не были бы. Идиоту точно либо хотелось поскорее умереть, либо — очень сильно убить кого-то. Кстати, он выбежал же из моего любимого святилища.

Додумать не удалось. Возглавляя погоню, я метнул пару дротиков, но лишь зацепил ногу. В преследовании по запутанным проулкам Дворца я преуспел больше, но это меня и подвело. Я убежал далеко вперёд толпы, не отставая от телесно хорошо подготовленного убийцы, и забежал как раз в тот поворот, где его ждал подельник, вложивший всю душу в палицу, что обрушилась мне на темя.

Я повернулся, услышав стон. Лечебница. Богатые фрески на потолке, изображающие Богиню — Мать, и Бога — Отца, дарующих жизнь. Явно храмовая — в воздухе витал сладковатый запах куриама, наркотической смолы, используемой в храмовых лампадках и курильницах. Раньше в такого рода заведениях я не бывал. И, если честно, надеялся умирать быстро, минуя этот мучительный этап.

Ещё повернувшись, я обнаружил источник стона. На кушетке по соседству лежал мужчина с закрытыми глазами. Над ним склонилась посвящённая, ртом обслуживая его член. Руки мужчины игрались с её сосками. Я приподнял рукой подол платья, нащупал пальцами покрывшуюся девичьим мхом пещерку и начал энергично действовать пальцами. Девушка что-то промычала, но не сопротивлялась.

Однако женские голоса не смолкали. Подняв голову, я обнаружил ещё двух посвящённых. Первая, сидевшая на столе, не сняла платья, а просто задрала его. Меж её ног орудовала полностью обнажённая молодая пеласга. Со своего ложа мне было прекрасно видно её голую промежность, орудовавшую там руку, круглую попку и залитые соками гладкие ноги. Признаться, голова сразу болеть перестала.

Отличное окончание мутной истории, подумалось мне. Окружённый привлекательными …девушками в храмовой лечебнице. Тем временем моя левая кисть была залита уже липким нектаром, а на меня, пришедшего в себя после преследования преступника жреца, никто не обращал внимания, поэтому я подал голос, спросив отсасывающую минойку:

— А мне?

Она не ответила, но сдвинула свой очаровательный тыл, и моему взгляду престала младшая из сестёр-жриц Тородо, тотчас подмигнувшая мне. Я вздохнул. Сёстры Тородо служили Богине и отличались только формами сосков и интимной причёской. Ещё они обе испытывали страсть друг к дружке и являлись жрицами Богини. Значит, я в храме Акаллы. Не очень хорошо, с учётом того, из какого храма я преследовал Убийцу.

Младшая Тородо тем временем сильнее засосала — это было видно по впавшим щёчкам, активнее задвигала рукой и, судя по отпустившему соски и вцепившемуся в постель больному, ещё какие-то женские штучки, отчего он начал стонать не хуже получающей во вторую дырочку Нодаро. Кстати, не вторая ли это Тодоро действует по соседству… Нет, отлизывает пеласга, а у старшей есть пара характерных шрамов от ков на лодыжках.

— Вам ещё рано получать такое лечение, — проворковала младшенькая, мило улыбаясь и игриво строя мне глазки. — Хотя я имею право его назначить… — она облизнулась, слизывая остатки семени с алых губ. — … и очень хотела бы. — закончила она, ложа руку на мой ствол, прикрытый одной простынёй.

— Да, — прохрипел я, — не отказался бы.

— Тогда подождите. — Она игриво отвернулась от моего соседа и взяла кусочек чего-то на столе. — Скажите «ааа»

Мужчина повиновался и получил комок перетёртого растения под нижнюю губу. Он слегка захрипел, повернул голову и сомкнул веки.

— Не отправится к духам? — осведомился.

— Нет, просто уснул на пару часов. Так что насчёт лечения?..

— А жрицы и…

— Не беспокойся. Сюда может зайти просто так только Акалла да Кавья, но твою любовь мы всё-таки еле отправили домой, а Акалла — спит после бурного спора с Карфаро. Посетителей тоже не будет.

— Спит? — Тородо усмехнулась.

— Ночь же, Танато.

В самом деле.

— А они? — я кивнул на пару в нише.

— О, это Мародо принимает знание лечебного дела у неофитки-пеласги. Они нам не помешают.

— Что ж, тогда возражений…

Она не дала мне договорить. Просто откинула простыню и, замурлыкав, взяла в рот член. Старшенькой я уже это доверял, и особого впечатления она не произвела. А вот младшая действовала куда активнее. Я понял, что чувствовал сосед, когда она точно так же обрабатывала головку язычком — остро и резко. И сильно сдерживал себя, чтобы не впиться руками в ложе.

Я гладил её по голове и маленьким, острым, как шипы, соскам, она — мой живот и тыльную сторону бёдер. До пещерки я дотянуться не смог из своего положения, а она до моей шеи — да. Пришлось пустить все силы на то, чтобы терпеть. Немногие женщины знают про слабое место у меня на шее. И я пускаю много сил не на то, чтобы их удовлетворить, а на то, чтобы это «немногие» немногими и остались.

По соседству жрица получала в пещерку мраморный фаллос — интересно, входит он в оснащение лечебницы — и впивалась в волосы пеласги. Скоро экзамен будет окончен. Тородо поняла это и ускорилась. У меня потемнело в глазах, прежде чем я спустил семя в очаровательный ротик жрицы. Всё-таки травма давала о себе знать. Или это так пеласга показательно постаралась?

Тем не менее, Тородо приняла всё. И ещё игриво щекотала, явно надеясь на продолжение. Но с ниши раздался облегчённый стон. Младшенькая слизала остатки спермы, подмигнула, одёрнула подол и отбежала к столику, не забыв укрыть меня простынёй. Я улыбнулся в ответ. Пеласга выбралась из-под жрицы несколько ошеломлённой — всё её лицо, от чёрных кудрей до носа с горбинкой покрывал женский сок.

— Молодец. — уверенно сказала жрица. Ей было за тридцать солнечных кругов. — Сегодня уже гораздо лучше. Завтра в это же время повторим. — её лицо, наткнувшись на меня, залилось пунцом — она не могла подумать о том, что кто-то за ними следит, а я — чтобы закрыть на такую красоту глаза. — Торооодо!

— Да, повелительница? — Выпорхнула на грозный окрик и взгляд младшенькая.

— Ты закончила с Ронгоро?

— Да, повелительница.

— Ты видела, что… — её окрики вызвали кипение в моей голове, и я встрял.

— Не кричите так, у меня голова сейчас вспыхнет! Да — и я очнулся только что, а такой крик не соответствует…

— Извините. Милочка, — обратилась жрица к неофитке. — сбегай к Верховной Жрице, скажи, что Танато очнулся. Но скажи только ей. Поняла?

Неофитка кивнула. Она была младше меня круг от силы. Видно, из поздних — обычно в таком возрасте уже посвящённые, отдельные уже начинают проводить службы, переходя на ступеньку выше внутри Храма. Её тело было превосходным — круглая попка, острые соски, плоский живот и стройные ноги, но грудью она всё ещё не была женщиной. Типично для пеласги и совсем нетипично для храмовых девушек.

Вокруг меня же закрутился вихрь, подобно тому водному, что я видел на море в период обучения у кидонов. Я предполагал, но не был крепко уверен в том, что подобное могут произвести всего две женщины. На мой лоб опустили примочку, мой желудок получил порцию какой-то дряни на травах, а тело смазали каким-то особым маслом. Я чувствовал себя очень неприятно.

Я обдумывал случившееся в святилище. Видит Богиня, что Бог меня для чего-то хранит, не она. Убийца явно ошибся святилищем — очень уж похожий нож я видел несколькими мгновениями раньше у Карфаро. Значит, кто-то уже знает, что я в деле… Интересно, о чём старик говорил с Акаллой? Уж его она соблазнить не сможет никогда. Слишком уж сильна взаимная неприязнь.

Появление Костиса, храмового стражника и рабыни предвестило вход Верховной Жрицы. Её сопровождало не так много людей: кроме упомянутых — Акаро, да ещё один стражник из числа наиболее приближённых. Войдя, Жрица властно приказала находящимся внутри лечебницы:

— Всем выйти. — Женщины повиновались. Мужчины остались. — Танато, я рада, что ты жив.

Я медленно кивнул в ответ, но произошедшего следом не ожидал. Акалла развернулась и вышла вместе со стражей. Костис остался и подошёл ближе, усмехаясь. Я начал раздражаться. И не только — очень мне не по себе было после столь краткого освидетельствования о моём здоровье. Неужели отлучение?..

— Успокойся, Танато, голова болеть будет. — он сел на кровать, аккуратно сдвинув бесчувственного пациента.

— Что это всё значило?..

— Не волнуйся. Акалла просто в ярости.

Отлично. Третье лицо в Кносском дворце в ярости из-за меня. Всё очень просто и ясно.

— Ты правильно сделал, что преследовал этого идиота. — Он помолчал. — И к своему жрецу ты правильно подошёл. Я знаю, что они уже отыскали по этому делу, поверь мне, они отыскали куда больше, чем сказали Акалле.

— Я просто хотел выяснить… — палач остановил меня.

— Ты не понял? Всё в порядке. Высшая жрица во власти эмоций — ведь кто-то, считай, чуть не убил её глаза и уши. Она скоро успокоится.

— Культ имеет корни тут, в Кноссе.

— Я уже понял. И Акалла. Ты будешь вести дознавание по этому делу. Совместно с храмом Разайи. Разумеется, держа нас в курсе всех своих дел. — Я кивнул. Попасть под отлучение Храма Богини — Матери мне очень не хотелось.

Last updated:12/29/17

sefan.men

Тьма древнего Миноса. Часть 3 — Группа — Эротические рассказы

***

— Говоришь, змея... — медленно проговорил Карфаро.

Я последний раз был в Светлых покоях почти два месяца назад. Тогда то посещение почти закончилось моей смертью. Сегодня Карфаро охраняло в два раза больше стражников — покушение на Акаллу дало о себе знать. Однако, кроме Карфаро и Риату, присутствовала молодая неофитка. Она активно участвовала в любимой шутке старого жреца, отсасывая тому во время приёма докладчика. Насколько знал, она не была против.

— Да. — Я смиренно молчал, глядя на фрески за спиной Риату. Верховный жрецбыл сильно не в духе.

— Твоя... Высшая Жрица недовольна решение Риату перенести сюда все находки. Я думаю, какой вариант ответа отправить с ней — он кивнул на неофитку — отказ, или грубый отказ.

— Но ваша светлость...

— Не перебивай! — поднял голос старый жрец. Стража вздрогнула. — Тородо, эти идиотки допустили утечку знаний о культе во время памятной тебе службы, более того, их жрицы входили в ковен! Ты понимаешь, что это может значить?

— Что в Храме завелась паршивая овца.

— Или две паршивых овцы. Или целое стадо с бараном во главе!

Я молчал. По законам я был служителем Бога-Отца, но обязан был соблюдать интересы храма Богини-Матери. Неприятная ситуация. И я должен был из неё выкрутиться, иначе не видать мне жизни в Кноссе, как своей спины. И я выкручусь, других вариантов нет.

— Мой господин!

— Да, — отмахнулся Карфаро — говори.

— Храмы преследуют одну и ту же цель. Осмелюсь заметить, что рыжая пленница отправилась в темницы храма Богини. Если мы хотим получить результаты, то стоит отправить находки им как акт нашей доброй воли. Разумеется, после соответствующих изысканий.

— Поддерживаю Тородо. Я изучил его доклад. Рыжая жрица многое могла бы прояснить. Если, конечно, она ещё жива.

— Они наверняка охраняют её, — заметил жрец

— Прошлых пленников тоже охраняли, что не помешало им умереть, — возразил Риату.

— Ты прав... Килири, отправься к Жрице с извинениями и наилучшими пожеланиями. Не забудь уведомить её про наши намерения передать им находки и намекни на взаимность.

— Я поняла, мастер. — прошептала Килири и исчезла в политроне.

— Кикладка? — осведомился Риату, провожая взглядом стройную девушку. Открытый вырез минойского платья не подходил её скромной груди.

— Да. Дочь жреца и рабыни. — тяжело ответил Карфаро. Я промолчал.

— Отправься следом, сын мой — мягко продолжил Риату. — Выясни, что думают в Храме о ковене и предотврати убийство Рыжей. Она нам ещё нужна.

Я кивнул, отсалютовал ему и Жрицу и вышел.

Акаро сработал отлично. Прекрасно помня, что произошло с предыдущими пленниками, он предпринял особые меры охраны. Камеры были закрыты сверху деревянным настилом, а пленники — перемешаны. Кроме того, удалось предотвратить пару отравлений — нескольких пленников-разбойников были объявлены «новыми особо опасными» преступниками. Утром их отравили, пара неофитов присоединилась к допрашиваемым.

— Как ты, Акаро? — спросил я, поприветствовав гиганта.

— Весело с ними. Куда веселее, чем с ремесленниками, пытавшимися пролезть на полуночные «обряды очищения».

Мы хохотнули. Обменялись парой баек, как вдруг начальник стражи поведал историю, которая определенно перекрывала остальные по абсурдности и веселью. Виною всему был идиот — охранник из новеньких и определённая глупость Акаро.

Маскировка сыграла злую шутку. Охранник, будучи неудовлетворённым с прошлого ритуала очищения, сорвался, увидев «храмовую воришку», обладавшую не идеальным, но хорошим телом. Одинокую и доступную. Зарычав (как мне кажется), он спустился в яму к девушке. Культистка и не подумала вначале сопротивляться. А стражник был обучен манерам.

Он бесчецеремонно разорвал длинную юбку и начал гладить полные бёдра культистки. Пустил два пальца в пещерку девушки. Похабно пошутил, ощутив влагу. Слегка подвигав пальцами, решил — хватит воришке, поставил е к стенке ямы, приподнял юбку, и вошёл внутрь. Возможно, он попутно мял её грудь и попу, не знаю — не видел.

Не повезло охраннику трижды. Первый раз — когда он попал на Ритуал Обновления (внутрихрамовую оргию, проще говоря) лишь охранником. Второй раз — когда начал сношать культистку. А третий — когда решил, что она достаточно смирна для того, чтобы пустить ей свой ствол в глотку. Как он признался позже, сначала было вполне приятно — глотка хорошо расширялась и язык активно работал...

... когда его нашли на дне клети, он почти истёк кровью. Его оторванный прибор валялся рядом. Культистка была сильно смущена. К счастью, стражники быстро хватились недоумка — удалось и остановить кровь, и пришить оторванное достоинство. Правда, врачеватель не обещал его нормальную работу. Пленницу же чуть не убили — от быстрой смерти её спас начальник караула.

/Уровень развития древней медицины недооценивают — так, хирурги Египта проводили сложные пластические операции. Автор рискнул оставить этот эпизод, прекрасно осознавая вероятность успешного завершения операции в такие древние времена. /

— Дааа, ну и идиот. — только и смог проговорить я, когда приступ смеха отступил

— Я о том же, — хохотнул Акаро

— Как наказал его?

— Да никак, — отмахнулся он

— Почему? Он нарушил правила...

— И едва не потерял своё достоинство, коим регулярно хвастал. А может, и потерял. Поделом ему, пусть оправится, там посмотрим, что с ним делать.

— Что слышно от Костиса?

Гигант помрачнел.

— Заперся с рыжей. Не знаю, что он с ней делает, но она ещё жива и иногда что-то отвечает.

— Послание получали от Карфаро?

— Что за послание? — Спросил он. Я пояснил — Это правильное дело. Знаешь что я думаю, Тородо? Скоро ты отправишься в другой дворец вычислять этих тварей. Поверь старому полену.

***

Старое полено было право.

Я отправился в такую глушь, о существовании которой не подозревал ранее. Нет, я знал, что есть такой дворец — Галатарас, но не более того. Я знал, что это — самый малый из дворцов, меньше даже, чем воспитавший меня кидонский Закрос. Знал, что он в дне пути к югу от Кносса. Но — не более того. Признаться, я и не горел желанием узнавать больше. Кносс меня вполне устраивал.

После нескольких дней, прошедших в ожидании результатов деятельности Костиса и аж одного ритуала Обновления (сильно хотелось развеяться после увиденного в ковене), меня вызвали к Жрице, без лишних разговоров представили Акаро (как будто мы не были знакомы), вручили перевязь с храмовым мечом, от которого отказался, и сумку с амулетами и свитками (заполненными данными о культе).

Я не сильно удивился — ждал момента, когда придётся покинуть дворец. И мучился по ночам, ожидая вызова. Так, что даже Кавья забеспокоилась — не подмешали ли мне в вино отраву. Бедная девочка... я попрощался ещё с ней, как будто на смерть отправляюсь. Впрочем, надеюсь, что ещё вернусь. Без моей любви в царстве Богини/подземном мире мёртвых/ будет скучновато.

Действовали мы вдвоём. Два человека, знающие всё. Я шёл открыто, как жрец храма Разайи, а вот Акаро — как простой стражник, сопровождающий меня. Ах, да, я забыл про Ослика. Вот так просто. Этот четвероногий демон нёс то, что было тяжеловато для нас — ценные подарки для верхушки Дворца, два щита, пара наборов дротиков и прочий хлам, так нужный в расследовании.

Мы вышли с рассветом и должны были подойти к хребту Фалисити и распологавшемуся у подножия Галатарасу к вечеру, но волею судеб задержались — неожиданно пошёл летний ливень, столь опасный для случайного одинокого путника, задержавшегося в дороге. Мы едва удержали нашего четвероногого носильщика от панического бегства, однако сами были немногим лучше.

К вечеру дождь чуть стих, но молнии ... 

sexlib.org

Смотрите также

• 
  Тотемы древнего египта
• Торговля древних германцев
• 
  Царь саргон древний
• 
  Реферат древняя персия
• 
  Древняя столица франции
• 
  Древний рецепт медовухи
• 
  Древние племена африканские
• 
  Древние африканские племена
• 
  Африканские древние племена
• 
  История древнего брянска
• 
  Взлом древняя тайна