Монархия древнего востока. Лекция: Общая характеристика государственно-правовых систем Древнего Востока (особенности древневосточных монархий).
История современного города Афины.
Древние Афины
История современных Афин

Древневосточная монархия. Монархия и деспотизм. Монархия древнего востока


Монархии древнего Востока. История отравлений

Монархии древнего Востока

Страна фараонов слыла центром распространения ядов, таким же, каким в свое время станет ренессансная Италия. Вместе с тем мы знаем не так уж много примеров политических отравлений в Египте. До нас дошло достаточно сведений о попытках незаконной смены власти. Так, в XII в. до н. э. высокопоставленные придворные организовали заговор с целью убийства Рамсеса III и возведения на престол сына одной из его супруг. Речь шла об использовании магических фигурок, однако мы не располагаем достаточной информацией, чтобы связать это покушение с ядом. Исследования и словари по египтологии ограничиваются этимологическим анализом и выявлением смысла слова «яд», которое близко обозначению сил зла. Мы не знаем, отражает ли редкость отравлений в египетских письменных источниках реальную политическую ситуацию или результат намеренного сокрытия такого рода преступлений.

Персидский мир считался в античном мире ядовитым по самой своей природе. «Ни в какой стране отрава не причиняет такого числа смертей и недугов, как там», – писал Ксенофонт в Киропедии. В какой-то мере это отражало реальность, и политическая жизнь Персии не обходилась без яда. Именно при дворе царя царей мы обнаруживаем первые примеры предварительного пробования пищи монарха во избежание отравления. Ксенофонт рассказывал, что виночерпии мидийского царя Астиага (VI в. до н. э.), прежде чем подать кубок, брали из него немного вина и, вылив несколько капель себе на левую руку, проглатывали их. Таким образом, они первыми стали бы жертвами покушения.

Отравленная пища и напитки постоянно фигурировали в дворцовых интригах. Если верить автору «Параллельных жизнеописаний» Плутарху, мать царя Артаксеркса II (нач. IV в.) Парисатида отравила свою сноху Статиру. Она использовала нож, лезвие которого было покрыто токсическим веществом с одной стороны. Обедая вместе со свекровью, Статира ела исключительно те же блюда, что и она, видимо, вследствие царившего между женщинами взаимного «доверия». Парисатида разрезала птицу и подала кусочек снохе… Такой способ отравления использовался впоследствии столько раз, что превратился в сюжет детских ска

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Лекция - Общая характеристика государственно-правовых систем Древнего Востока (особенности древневосточных монархий).

Понятие древний Восток используется в науке для обозначения совокупности стран юго-западной, южной и восточной Азии, А также северной и северо-восточной Африки. Страны Д. Востока внесли большой вклад в развитие мировой цивилизации. Они заложили первоначальные основы духовных и материальных ценностей. Разложение первобытно — общинного строя привело к образованию классового общества и государства. Здесь раньше чем в других регионах, получило развитие оседлое проживание, основанное на земледелии с устойчивыми урожаями.

Важными тенденциями общественного и государственно-правового развития влияло длительное сохранение сельской общины, основанной на натуральном хозяйстве. Совместным трудом общинников поддерживались и развивались оросительные системы. Консервация общинных структур сдерживало развитие частной собственности на землю. Преобладало полупатриархальная эксплуатация, в интересах монарха, знати и жрецов. Увеличивались и другие формы эксплуатации свободных (ростовщичество, наем работников и т.д.) а также покорение племен в войнах.

Это являлось инструментом классового господства – восточная деспотия. Вся полнота власти принадлежала монарху, обожествляемому и правящему с помощью войск и чиновничества. Идеологической основой деспотизма стала религия, обожествлявшая личность и власть главы государства.

Первоначально гос. структура возникала на основе территориальных границ отдельных племен или племенных союзов, сохраняя многие пережитки первобытно — общинного строя. Такие властные структуры, первоначально не всегда монархические. По мере усложнения классовых и общенациональных задач гос-ва, и особенно сохранения политической самоизоляции сельских общин, монархия в ряде стран, не встречая серьезного противодействия в народе, постепенно приобретала форму деспотии.

Древневосточная монархия была в истории первым типом государственности и первой формой монархии. Ее даже нельзя характеризовать как вполне монархию в позднейшем смысле – настолько отлична она по своим связям с породившим ее обществом. Они еще очень мало имели политический и правовой характер, а главным образом экономически-распорядительный, религиозный и военно-административный. Такие особенности древневосточной монархии в первую очередь были определены историческими путями ее формирования в обществе.

Первым из исторических путей возникновения древневосточной монархии было перерождение власти выборного религиозного и хозяйственного лидера союза общин, образовавших начальное протогосударство. Основные функции таким путем установившейся власти правителя-монарха заключались в исполнении жреческих обязанностей и в организации публичного хозяйства. Функции определяли и содержание власти: во-первых, правитель наделялся полномочиями отправлять религиозный культ, исполнять и истолковывать волю божества, организовывать святилища, религиозные церемонии, приносить жертвы и требовать жертвенных подношений; в этих пределах правитель получал права контролировать деятельность общин и даже отдельных семей; отсюда же проистекали полномочия правителя вмешиваться во внутриродовые и семейные дела. Во втором отношении, правитель получал полномочия регулировать сбор продуктов, которые выделялись сообществом на общегосударственные нужды, устанавливать размеры налогов или натуральных отработок, распределять земельный (или иной ресурсный) фонд страны, организовывать выдачи продуктов нуждающимся или привилегированным слоям, определять степень участия общин, родов и каждого подвластного в общегосударственных работах. Первоначально как лидер надобщинного выборного управления, такой монарх сохранял привязанность к институтам традиционного управления старшинства – советам жрецов, старейшин, знати.

Вторым историческим путем возникновения древневосточной монархии было усиление (и органическое перерождение) роли и власти выборного военного вождя союза общин или племен. Если новая государственная власть устанавливалась этим путем, то функции и содержание власти такого правителя были уже: как бывший военный вождь, правитель ранее всего наделялся полномочиями по руководству объединенным войском общин, боевым командованием, затем и по собственно первоначальной организации государственной военной силы. В этом случае степень принудительных властных полномочий была значительно выше: в конце концов монарх обретал право определять судьбу подданного, вплоть до вопроса о жизни и смерти. Монархическая власть, появившаяся этим путем, характеризуется также и значительными судебными полномочиями правителя. Тогда как хозяйственно-распорядительная деятельность ее в государстве в данных условиях будет ограничиваться влиянием на общее управление и останется в руках главным образом жрецов. Как первоначально лидер воинов (ставший таким благодаря еще и особым личным качествам), такой монарх связан был с институтами прежней условной военной демократии – сходками, собраниями. Это были институты несравненно более инертные, чем коллегии старейших. Поэтому здесь монархия нередко образовывалась путем узурпации власти, использования назревших социальных противоречий в общинах (на противопоставлении интересов «бедной вдовицы» «людям мешка»). Решительнее здесь оформлялись полицейские, репрессивные полномочия правителя, опорой в которых для него становились постоянные военные отряды, создававшиеся при нем и ранее как при военном вожде.

 

www.ronl.ru

Монархия и теократия в небиблейских политических традициях Древнего Востока

Константин Белый 26.10.20161971

Сайт Сретенской семинарии продолжаем публиковать сообщения с научно-богословской конференции по церковной истории и церковнославянскому языку, которая проходила в СДС в конце сентября. Публикуемый материал посвящен пониманию древнейшей формой государственного устройства, а именно монархии в небиблейских древневосточных традициях.

Являясь древнейшей формой государственного устройства и, одновременно, важнейшим элементом первых цивилизаций, древневосточная монархия привлекала внимание философов, мыслителей на протяжении многих столетий. Однако, собственно, научное изучение политической системы древневосточных государств началось лишь со второй пол. XIX века1. Как и в вопросах политогенеза (происхождения государства), превалирующая доля исследований по данной тематике принадлежит западным ученым, активно разрабатывавшим проблемы идеологии, политической и духовной культуры2. Отечественное же востоковедение, оказавшись под «мощным влиянием» концепции исторического материализма, занималось политической традицией Древнего Востока в рамках теории формаций, рассматривая преимущественно ее социально-экономическую природу3.

Именно марксисткой школе принадлежит разработка концепции «древневосточной деспόтии»как универсальной формы государственного устройства первых цивилизаций4. Возникшая как следствие эволюции военной демократии, развития общинной системы и перехода человечества к эпохе рабовладельческого строя, классическая деспотия обладала, согласно марксисткой концепции, следующими чертами: полновластием и обожествлением в той или иной степени правителя, масштабной бюрократизацией и экономической эксплуатацией практически бесправного населения5.

В постсоветской историографии, особенно в последнее двадцатилетие, наметились постепенное переосмысление традиционного понятия о «древневосточной деспотии» и отход от классического варианта концепции6. Впрочем, сам термин по-прежнему остается наиболее употребляемым и продолжает нести, как правило, негативную семантическую нагрузку7.

В западной исторической науке минувшее столетие явило множество значимых исследований древневосточной политической традиции, для которых характерен несколько иной подход к проблеме первых монархий. Дискутируя о существовании универсальной древневосточной модели, западные историки рассматривали не столько единую политическую традицию Древнего мира, сколько, скорее, ее «воплощения» в каждой отдельно взятой цивилизации. Поэтому зарубежной историографии, в отличие от отечественной, присуща акцентуация больше на уникальных, нежели на общих чертах политических систем первых государств.

Именно английскими учеными было впервые высказано предположение, что ближневосточные цивилизации обладали принципиально разными моделями монархии. Известный антрополог и историк Г. Фрэнкфорт, например, исследуя феномен царственности, сильно различал шумерскую и египетскую политические традиции8. Данная проблема изучалась также выдающимися египтологами Ж. Познером и Х. Гедике, ассирологом А. Грейсоном, шумерологом Ж. Глазнером9. В качестве особенных политических систем зарубежными, а затем и отечественными, учеными последовательно представлялись хеттская, израильская и даже ханаанская модели монархии10.

В современной ориенталистике гипотеза существования различных моделей монархической власти на Древнем Ближнем Востоке стала в целом уже общепринятой. С другой стороны, в результате длительного изучения древних обществ несомненным оказался и факт наличия некой общей ближневосточной политической традиции с определенными понятиями, присущими каждой древней цивилизации данного макрорегиона11.

Общие черты древневосточной модели царской власти

Первым, что, несомненно, отличало отношение древневосточного человека к монархии, являлось особенное понимание ее происхождения, запечатленное в разнообразных космогонических мифах. За исключением египетской традиции, воспринимавшей власть фараонов как изначальную данность, вся ближневосточная мифология содержит общую идею установления на земле монархии как конкретное легендарно-историческое событие12.

Царственность, по мнению многих ученых, воспринималась древними как некая сверхъестественная «инородность»

Царственность, по мнению многих ученых, воспринималась древними как некая сверхъестественная «инородность», изначально не свойственная дольнему миропорядку, но дарованная небом для лучшего устроения человеческого общежития13. Ее главной задачей, упоминаемой в разных мифологических традициях, было упорядочивание хаоса, восстановление порядка и справедливости, необходимые для «religāre» в лактанциевском понимании14. Только через подключение человеческого пространства, подверженного распаду, вражде, уклонению во зло, к священноначалию, ἱεραρχῳ божественного мира, возникала единственная возможность, по мысли древневосточного человека, жить в согласии с законами, небесной волей – то есть благополучно15.

Дарование монархии в данной связи представлялось как практическое отражение горнего порядка, его «спасительная» ретроспекция на земную плоскость16. Царь же, по выражению известного культуролога М. Элиаде, отныне «осуществлял ритуальный союз между двумя модальностями существования»17, став, как гласит «Артхашастра», «главным элементом государства»18. Лугаль, фараон, сар, мелек и раджа выполняли, таким образом, медиативную функцию, имея важнейшей задачей, помимо религиозной связи, обустройство земного пространства по образу небесного19.

Положение проводника и исполнителя небесных законов, делая царя сопричастным божественному миру, придавало царственной персоне особый сакральный статус, который впоследствии европейские мыслители зачастую именовали «обожествлением правителя»20. В XX столетии, однако, в результате многочисленных исследований ученые убедительно доказали безосновательность столь упрощенного понимания феномена божественности древних монархов21. Анализируя, в первую очередь, представления самого древневосточного человека, специалисты стали все больше говорить не столько о «божественности правителя», сколько, скорее, о «божественности царской власти», введя в активный научный оборот термин «царственность» как более точный и аутентичный.

Понятие или, по замечанию некоторых ученых22, даже «феномен» царственности, встречающийся во многих древних текстах, изучался антропологами, философами, этнологами, историками с конца XIX в., и в результате был признан одним из ключевых элементов древневосточной политической традиции23. Так, древнеегипетский «ka», шумерский «nam-lugal» и аккадский «šarrūtu» обладали, по мнению востоковедов, практически идентичной семантикой, обозначая институт царской власти как некую мироустроительную силу и одновременно предметную сущность, «спускающуюся с небес», «переходящую из города в город», «сходящую» или «отступающую» от правителя24.

Государство и государь понимались древневосточным человеком как производные от царственности

Следовательно, государство и государь понимались древневосточным человеком как производные от царственности, и являлись священными в той мере, в которой были с нею соединены. Царством, иначе говоря, являлся объект, охваченный царственностью: сначала город, затем союз городов и целые державы, то есть любое, по определению И. Вейнберга, «обладающее выраженной сакральностью территориально-политическое образование»25.

Царь же в данной системе признавался «сыном богов», «божественным повелителем» лишь постольку, поскольку оказывался носителем этой «царской власти»26, которую за неправедные, противные небу деяния он мог и потерять27. Не случайно некоторые ученые утверждают о наличии во многих древних обществах особого права на свержение, а в случае явной потери избранничества царем – например, стихийных бедствий, катаклизмов, череды военных поражений или неоправданно жестоких внутренних мер, приводящих государство в состояние хаоса ­­‒ даже некой обязанности освободить престол от бывшего владыки, а теперь ‒ лишившегося «царственности» узурпатора28.

Избранность, богоугодность царя в восприятии современников была чрезвычайно важна, ибо только в таком случае могла успешно функционировать вся система взаимоотношений между народом и небом. Как верховный жрец и первосвященник правитель должен был обеспечивать подданным милость, отводить гнев неукоснительным соблюдением религиозных ритуалов, исполнением священных законов им самим и жителями царства29. С другой стороны, будучи «пастырем» своего народа, древневосточный монарх мог нести персональную ответственность за его согрешения вплоть до физической смерти, как, например, в ассирийской империи, где для подобных случаев существовал целый институт заместительства царя30.

Дарованная Израилю монархия обрела качественно новое идейное содержание, не перестав быть теократией

Таким образом, исходя из упомянутых выше и наиболее исследованных элементов политической традиции Древнего Востока, можно с уверенностью предложить, как минимум, два тезиса. 1) Древневосточная монархия, представленная разными культурными моделями, существовавшими при этом в рамках единой традиции, являлась чрезвычайно сложной политической системой, явно не охватываемой классическим понятием «деспотии» и во многом диссонирующей с представлением о «неограниченной власти обожествляемого царя». 2) появление уникальной древнеизраильской модели монархии, которую зачастую именуют теократической монархией, произошло в контексте развитой политической традициии, что еще более важно, в обществе, обладавшем схожим мировосприятием, а, следовательно, и определенной политической культурой – базисом, необходимым для генезиса государства31. Словом, именно по образу ханаанских властителей еврейский народ требовал у пророка Самуила поставить царя над Израилем. Однако. Несмотря на это, даже заключив в себе немало внешних форм и элементов древневосточных традиций, дарованная Израилю монархия обрела качественно новое идейное содержание, не перестав быть теократией.

Семинарист III курса Константин Белый

1Астапова О.Р. Священное царство и царственное священство в религиозно-политической традиции Древ-него Ближнего Востока: Египет, Месопотамия, Израиль. – Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – М. 2009. - С. 3.

2 Чичуров И.С. Политическая идеология Средневековья. – М.: Наука, 1990. – С. 4-5.

3 Историография истории Древнего Востока …, С. 232.

4 Хотя сам термин «деспотии» в разное время использовался и Аристотелем, и французскими просветителями для дефиниции тиранической формы правления или узурпации государственной власти.

5 Советская историческая энциклопедия. Так же: История Древнего Востока …, С. 15-16.

6 Ярким примером этому является появление таких работ, как «Харизма власти» А.Б. Зубова, «Священное царство» О.Р. Астаповой, «Идеология царской власти» М.В. Ивановой и новой коллективной «Истории Древнего Востока». – См.: Древний Восток: учеб, пособие для вузов / Н.В. Александрова, И.А. Ладынин, А.А. Немировский, В.М. Яковлев; рук. проекта А.О. Чубарьян. — М.: ACT, 2008. - 654 с.

7 Ученые марксисткой школы вслед за западноевропейскими мыслителями Нового времени определяли «деспотию» как неограниченную, абсолютную монархию, обладающую правом «своеволия», использования законов в собственных интересах. Такое видение древневосточной монархии стоило бы поэтому, скорее, отнести к понятию «тирании». Ведь в древнегреческой традиции именно τύραννος, а не δεσπότης обозначал безусловного узурпатора власти.

8Астапова О.Р. Священное царство и царственное священство в религиозно-политической традиции Древ-него Ближнего Востока: Египет, Месопотамия, Израиль. – Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – М. 2009. - С. 5.

9 Историография истории Древнего Востока …, С. 223.

10 Иванова М.В. Идеология царской власти в Древнем Израиле. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – Спб.: Издательство Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН, 1997. – С. 9.

11 Историография истории Древнего Востока …, С. 15-16.

12 Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 1. - М.: Критерион, 2001. - С. 62, 75.

13 Древний Восток: учебное пособие для вузов …, С. 257,

14 Вейнберг И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. – М.: Наука, 1986. – С. 116-117.

15 Достаточно вспомнить описание своей деятельности царем Хаммурапи, видевшем в ней исполнение воли неба по возвращению царственности в вавилонскую землю, восстановлению справедливости, дарованию «стране счастья». См.: Хрестоматия по истории древнего Востока. Т. 1. М.: Высшая школа, 1980. - С.152-177.

16 Элиаде М. История веры …, С. 62-63.

17Вейнберг И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. – М.: Наука, 1986. - С. 75.

18 История политических и правовых учений …, С. 13.

19 Goodenough E.R. Kingship in Early Israel // Journal of Biblical Literature. Vol. 48, No. 3/4. – New York: Society of Biblical Literature, 1929. – P. 169.

20 Данная характеристика еще в XVII в. утвердилась в западноевропейской политической философии, а затем вместе с марксисткой концепцией прочно вошла в лексикон отечественного востоковедения, существенно влияя до сих пор на историографическую оценку древневосточной монархии. Во многом именно такое, по определению известного востоковеда И.П. Вейнберга, «модернизированное» понимание «божественности», повлияло на формирование представления об абсолютной, неограниченной власти древневосточного монарха, наиболее ярко выраженной в концепции «древневосточной деспотии». См.: Вейнберг И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. – М.: Наука, 1986. - С. 13-14.

21 Историография истории Древнего Востока …, С. 15-16, 221-223.

22Астапова О.Р. Священное царство и царственное священство в религиозно-политической традиции Древ-него Ближнего Востока: Египет, Месопотамия, Израиль. – Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – М. 2009. - С. 4.

23 Древний Восток: учебное пособие для вузов …, С. 257.

24 Писаревский Н.П., Иванов Ю.А. История …, С. 180-181. «Боги еще не установили царя для народа, - гласит, к примеру, один из древних шумерских текстов, - и тот словно шатался с затуманенным взором …Тогда царственность спустилась с неба»

25 Вейнберг И.П. Рождение истории. М.: Наука, 1993. – С. 172.

26 Исключение в некоторой степени может составлять лишь египетская традиция с более сложным восприятием «божественности» фараона. – См.: Историография истории Древнего Востока …, С. 221-222.

27 Якобсон В.Я. Цари и города Древней Месопотамии …, С. 28. Обычно это передавалось словосочетанием: «царственность переходила в другой город».

28Древний Восток: учебное пособие для вузов / Н.В. Александрова, И.А. Ладынин, А.А. Немировский, В.М. Яковлев; рук. проекта А.О. Чубарьян. — М.: ACT, 2008. - С. 260-261.

29 Там же, С. 195.

30 Элиаде М. История веры …, С. 74. Интересно отметить, что в той же Ассирии принцип избранничества особенным образом проявился в престолонаследии, осуществлявшегося, как правило, с помощью оракулов. – См.: История древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй // Под ред. А.В. Седова. - М.: Восточная литература, 2004. – С. 370.

31 И.П. Вейнберг, например, отмечает, что «государство – не просто результат развития и усложнения хозяйственной деятельности социума, но и результат наличия идеи государственности, в первую очередь, у элиты. Как по Филону Александрийскому – идея не только предшествует предмету, но и сосуществует с ним, активно взаимодействуя». – См.: Вейнберг И.П.. Древнееврейское государство: идея и реальность // Государство на Древнем Востоке. Сборник статей. – М.: «Восточная литература», 2004. - С. 301-302. 

sdsmp.ru

§ 6. Древневосточная монархия. Всеобщая история государства и права. Том 1

§ 6. Древневосточная монархия

Монархия и деспотизм

Становление ранней государственности на Древнем Востоке проходило в целом по единому историческому пути: итогом его было формирование практически у всех народов неограниченной единоличной власти в централизованно управляемом государстве. С этой властью в сообществе были связаны все или почти все политические отношения, эта власть доминировала в религиозной и культурной сфере. Характерные черты общего исторического процесса становления государственности на Востоке определили особенности ранней древневосточной монархии, или, как ее нередко характеризуют, древневосточной деспотии.

Слова деспотия, деспотизм (от древнегреческого despoteia — неограниченная власть) лишены определенного государственно-правового или историко-политического содержания. Входят в употребление они в конце XVII — начале XVIII в.: впервые их употребил французский писатель-моралист Ф. Фенелон в романе «Приключения Телемака» для осуждающей характеристики такого правления, при котором подданные живут в постоянном страхе и не защищены законом. В литературно-политических дискуссиях XVIII в. о правильно построенном государстве понятие «деспотия» играло важную роль: так определили неправильную, пагубную для общества монархию, где государь властен произвольно распоряжаться не только администрацией страны, но и имуществом и даже жизнью подданных. Примеры такого произвольного правления черпали, как правило, из истории средневекового Востока (Турции, Персии и т. д.) или истории древности. Отсутствие гражданских прав в современном смысле стали признавать главенствующей чертой государственного уклада древневосточной монархии, хотя реально все государственно-правовые отношения в ту эпоху просто строились по-другому. Древневосточная государственность действительно выделяется неким особым характером — но эти черты связаны с историческими путями формирования ранних государств вообще и со своеобразием регулирующей роли государства в древневосточном обществе.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

47-48 - Великие монархии Востока

47. Завоевательные монархии Востока

Образование «всемирной монархии» персов было уже подготовлено более ранними попытками в подобном роде. Народы ближайшего Востока весьма рано вступили в вооруженную борьбу между собою. Первыми выступили с завоевательною политикою египтяне, которые за семнадцать веков до Р. X. стали предпринимать походы в Сирию и Месопотамию, что и было первым соприкосновением истории Египта и Ассирии. Борьба между этими двумя большими царствами наполняет первый период общей истории Востока. Сначала главенство принадлежало Египту, который подчинил себе и самую Ассирию, но потом последняя освободилась и даже одно время (в конце VIII и большей части VII в.) сама господствовала над Египтом[1]. Во время этой борьбы двух великих держав древнего Востока малым народам трудно было сохранять свою независимость, и это прежде всего испытывали на себе лежавшие на пути между Египтом и Ассирией Сирия, Палестина и Финикия. Лишь под покровительством фараонов развили финикийцы свою торговлю и колонизацию, но удержать свою политическую самостоятельность они не могли. Сирия тоже должна была признавать над собою власть или Египта, или Ассирии, и только в один из перерывов между великими завоевательными походами могло возникнуть в Палестине значительное государство евреев, впоследствии распавшееся и порабощенное. Таким образом самыми ранними великими державами Востока были Египет и Ассирия. Первый в период своего наибольшего могущества в XIV в. до Р. X. владел на западе всем северным побережьем Африки почти до Карфагена, а на востоке Сирией и северною частью Месопотамии, а Ассирия в эпоху наибольшего своего могущества за VII в. до Р. X. включала в свои пределы Египет, Сирию, восточную часть Малой Азии, Армению, Мидию, Вавилонию и северную Аравию.

48. Международные отношения на Востоке около 600 г. до Р. Х.

После падения Ассирии в общей истории Востока начался новый период. Хотя по‑прежнему продолжалось соперничество между Египтом и вступившим в права Ассирии Вавилоном, – соперничество, отражавшееся на судьбах Сирии (падение царства Иудейского), – но на сцене истории появились теперь новые завоеватели, мидяне, и сама эта сцена значительно расширилась. Мидяне довели границы своих владений до Инда и всего берега Персидского залива и, подчинив себе парфян, бактрийцев и персов, предприняли, но неудачно, завоевания на западе Малой Азии, где встретили отпор со стороны Лидии, нового царства, до того времени не участвовавшего в общей истории Востока. Мир 608 г. установил между соседними большими царствами нечто вроде политического равновесия, поддержанного брачными союзами. Астиаг мидийский женился на дочери лидийского царя Алиатта и таким образом приходился зятем его преемнику Крезу, сестра же его была замужем за Навуходоносором, царем вавилонскими. Лидия в это время занимала всю западную половину Малой Азии, имела столицу в Сардах, сделавшихся великолепным и богатым городом, и подчинила себе греков, живших в горах западного берега страны и на соседних островах. Таким образом, в начале VI в. на ближайшем Востоке образовалось четыре царства: Египет, Вавилон Мидия и Лидия[2], но в VI в. все эти царства были завоеваны персами и составили одну великую державу, подобной которой раньше не было. В период египетско‑ассирийских войн главною действующею в истории расою были семиты, с выступлением мидян и персов началось преобладание арийцев.

rushist.com

§ 6. Древневосточная монархия : ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

Монархия и деспотизм     Становление ранней государственности

на Древнем Востоке проходило в целом

по единому историческому пути: итогом его было формирование практически у всех народов неограниченной единоличной власти в централизованно управляемом государстве. С этой властью в сооб­ществе были связаны все или почти все политические отношения, эта власть доминировала в религиозной и культурной сфере. Харак­терные черты общего исторического процесса становления государ­ственности на Востоке определили особенности ранней древнево-

 

ючной монархии, или, как ее нередко характеризуют, древнево-с точной деспотии.

Слова деспотия, деспотизм (от древнегреческого ilespoteia — неограниченная власть) лишены определенного государ­ственно-правового или историко-политического содержания. Входят в употребление они в конце XVII — начале XVIII в.: впервые их употребил французский писатель-моралист Ф. Фенелон в романе «Приключения Телемака» для осуждающей характеристики такого правления, при котором подданные живут в постоянном страхе и не защищены законом. В литературно-политических дискуссиях XVIII в. о правильно построенном государстве понятие «деспотия» играло важную роль: так определили неправильную, пагубную для общества монархию, где государь властен произвольно распоряжать­ся не только администрацией страны, но и имуществом и даже жиз­нью подданных. Примеры такого произвольного правления черпали, как правило, из истории средневекового Востока (Турции, Персии и т. д.) или истории древности. Отсутствие гражданских прав в совре­менном смысле стали признавать главенствующей чертой государст­венного уклада древневосточной монархии, хотя реально все государ­ственно-правовые отношения в ту эпоху просто строились по-друго­му. Древневосточная государственность действительно выделяется неким особым характером —- но, эти черты связаны с историческими путями формирования ранних государств вообще и со своеобразием регулирующей роли государства в древневосточном обществе.

Особенности исторического происхождения

Древневосточная монархия была в ис­тории первым типом государственности и первой формой монархии. Ее даже нельзя характеризовать как вполне монархию в позднейшем смысле — настолько отлична она по своим связям с породившим ее обществом. Они еще очень мало имели политический и правовой характер, а главным образом экономически-распорядительный, ре­лигиозный и военно-административный. Такие особенности древне­восточной монархии в первую очередь были определены истори­ческими путями ее формирования в обществе.

Первым из исторических путей возникновения древнево­сточной монархии было перерождение власти выбор­ного религиозного и хозяйственного лидера союза общин, образовавших начальное протогосударство. Основные функции таким путем установившейся власти правителя-монарха заключались в исполнении жреческих обязанностей и в организации публичного хозяйства. Функции определяли и содержание власти: во-первых, правитель наделялся полномочиями отправлять религи­озный культ, исполнять и истолковывать волю божества, организо­вывать святилища, религиозные церемонии, приносить жертвы и требовать жертвенных подношений; в этих пределах правитель по­лучал права контролировать деятельность общин и даже отдельных

 

62

 

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

 

1'АЗДЕЛ I

 

63

 

 

 

 

 

семей; отсюда же проистекали полномочия правителя вмешиваться во внутриродовые и семейные дела. Во втором отношении, прави­тель получал полномочия регулировать сбор продуктов, которые вы­делялись сообществом на общегосударственные нужды, устанавли­вать размеры налогов или натуральных отработок, распределять зе­мельный (или иной ресурсный) фонд страны, организовывать выда­чи продуктов нуждающимся или привилегированным слоям, опреде­лять степень участия общин, родов и каждого подвластного в обще­государственных работах. Первоначально как лидер надрбщинного выборного управления, такой монарх сохранял привязанность к ин­ститутам традиционного управления старшинства — советам жрецов, старейшин, знати.

Вторым историческим путем возникновения древневосточ­ной монархии было усиление (и органическое перерождение) роли и власти выборного военного вождя союза общин или племен. Если новая государственная власть устанавлива­лась этим путем, то функции и содержание власти такого правителя были уже: как бывший военный вождь, правитель ранее всего наде­лялся полномочиями по руководству объединенным войском общин, боевым командованием, затем и по собственно первоначальной ор­ганизации государственной военной силы. В этом случае степень принудительных властных полномочий была значительно выше: в конце концов монарх обретал право определять судьбу подданного, вплоть до вопроса о жизни и смерти. Монархическая власть, поя­вившаяся этим путем, характеризуется также и значительными су­дебными полномочиями правителя. Тогда как хозяйственно-распо­рядительная деятельность ее в государстве в данных условиях будет ограничиваться влиянием на общее управление и останется в руках главным образом жрецов. Как первоначально лидер воинов (став­ший таким благодаря еще и особым личным качествам), такой мо­нарх связан был с институтами прежней условной военной де­мократии — сходками, собраниями. Это были институты не­сравненно более инертные, чем коллегии старейших. Поэтому здесь монархия нередко образовывалась путем узурпации власти, исполь­зования назревших социальных противоречий в общинах (на проти­вопоставлении интересов «бедной вдовицы» «людям мешка»). Реши­тельнее здесь оформлялись полицейские, репрессивные полномочия правителя, опорой в которых для него становились постоянные во­енные отряды, создававшиеся при нем и ранее как при военном вожде.

Религиозное содержание власти

Наиболее отличительной особенностью древневосточной монархии был рели­гиозно-священный характер власти

правителя. Монарх считался как бы живым воплощением богов на земле, носителем их воли и единственным законным представите­лем. Соответственно он получал право на полномочия, которые ре-

 

лигиозными представителями приписывались богам. Во взаимосвязи власти монарха с символами религиозных культов было еще много от пережитков родоплеменного уклада: почитание мифического ос­нователя племени, символический тотемизм. Но в период ранних государств это мифологическое воспреемство обеспечивало условно национальное единство страны. Ранее всего это выражалось в спе­циальной титулатуре правителей, должной подчеркнуть всеобъем­лющий, общенародный характер их власти: египетские фараоны звались «царями Верхнего и Нижнего Египта», вавшганско-аккад-ские правители — «царями множеств», «царями Ура, Шумера, Ка-Ури» и т. д., китайские императоры простирали свое условно-поли­тическое господство до пределов «Поднебесной».

Божественное происхождение власти должно было показать и выразить неограниченный ее характер на земле, в том числе и по­тому, что ограничивать божественную по своему содержанию власть неразумно и не в интересах людей: она мудра, направлена ко всеоб­щему добру. «Он тоже бог, не знающий себе равного, и не было по­добного ему прежде, — говорилось о фараоне в эпоху Среднего цар­ства. — Владеет он мудростью, замыслы его прекрасны и повеления отменны; по приказу его входят и выходят». Повелитель «дан лю­дям от бога», он обрел «царскую власть в яйце» (т. е. в первоначаль­ном зародыше), «зачат от семени божьего»... Соответственно, древ­невосточный правитель становился первым и наиболее законным представителем народа и пред богами. Он считался либо персональ­но верховным жрецом, либо главой жреческой иерархии, он мог проводить любые культовые церемонии (кроме связанных с силами зла, смерти и т. п. — что также весьма показательно). Священный характер власти правителя был настолько безусловным, что за ним признавалось право вводить почитание новых богов, отменять по­клонение прежним.

Правитель мог ввести и собственный культ, объявить себя собст­венно богом страны (как, например, лугаль Нарам-Суэн в Аккаде или китайские ваны). Это создавало представление о неприкосно­венности, священности самой особы правителя и даже его изображе­ний. Покушения на власть приравнивались к святотатству и кара­лись отныне самыми тяжкими из известных наказаний: смертью, изгнанием. Однако это накладывало на правителя и особые обяза­тельства в отношении образа жизни: он практически не мог появ­ляться перед лицами простых смертных (либо появлялся в каком-то особом, отстраненном виде — в символических одеяниях), жил в особом мире дворца по строгим канонам. Царю Древнего Востока невозможно было игнорировать и всевозможные предсказания и пророчества — вплоть до того, что он должен быть насильственно умерщвлен, если срок его «земного пребывания» истекал. (Поэтому столь важную роль при дворе восточного владыки играли астролог, маг, предсказатель-халдей.)

 

64

 

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

 

РАЗДЕЛI

 

65

 

 

 

Религиозно-священный характер власти главным образом опре­делял преемство власти правителя. Строгого порядка престолонас­ледия, тем более жесткого соблюдения принципа передачи престола от отца к сыну, древневосточная монархия не знала. Более важным, чем следование семейной традиции старшинства, здесь считалась условная пригодность к выполнению воли богов, некая предначер-танность, особая отмеченность судьбой. Нередко трон переходил по принципу родового старшинства братьям и племянникам, наследо­вать могли и женщины. Наследие престола от отца к сыну считалось исключением и, для того чтобы быть признанным, нуждалось в ос­новательной мотивации. Эту мотивацию создавали, как правило, мифологизированные качества наследника: родство с богами, особая избранность. Вместе с тем не считалось недопустимым, чтобы пре­стол получил кто-либо из совершенно посторонних прежнему пра­вителю. В таких случаях происходила процедура священного узако­нения через символический брак с богиней, посредством священного по своему смыслу (хотя не исключался и реальный брачный союз) бракосочетания с кем-либо из женской линии прежде царствующего дома.

Полномочия монарха       Государственно-правовое положение и

содержание власти древневосточного

правителя никак не были связаны с отождествлением монарха с го­сударством вообще: правитель занимал свое место среди других тра­диционных институтов, которые считались столь же обязательными частями власти (например, жреческое правление или жреческий суд). Неограниченность правителя означала только отсутствие ря­дом с ним определенных политических учреждений, которые бы как-то регламентировали его власть. В отношении же принадлежа­щих правителю полномочий древневосточная монархия не была неограниченной по содержанию власти.

Законодательная власть древневосточного правителя

была далеко не всеобъемлющей. В политическом ук­

ладе древнего общества законы вообще занимали особое место: наи­

более общие правила жизни вели свое происхождение от легендар­

ных времен, приписывались богам, и цари не наделялись правом

творить законы. Более того, требования традиции были определяю­

щими и для правителей. «Цари, — описывал деятельность фараонов

древнегреческий писатель Диодор, — не вольны были поступать по

своему усмотрению; все было предписано законами, и не только го­

сударственная, но и частная обыденная жизнь. Им прислуживали не

купленные люди и не рабы, а сыновья верховных жрецов, заботливо

воспитанные, в возрасте старше 20 лет... часы дня и ночи, когда ца­

рю надлежало выполнить какую-либо из своих обязанностей, пред­

писывались законом и не могли нарушаться даже по собственному

желанию царя...» i .            /

Монарх мог устанавливать новые правила жизни подданных по-

 

средством собственных распоряжений — указов, декретов и т. п. Однако эти правила, во-первых, не должны были противоречить традиции (другой вопрос, кто и как решал, проводят эти указы «во­лю богов» или нарушают ее), во-вторых, они не могли посягать на самые принципиальные основы правопорядка. Так, в Древней Ин­дии, где право правителя на издание декретов было наиболее безус­ловным, предписывалось, чтобы эти акты не касались кастового строя и правил человеческого бытия, диктуемых верой. В Древнем Вавилоне, даже в периоды наиболее сильной и централизованной царской власти, новоиздаваемые законы не касались того, что было отрегулировано традицией или более давней практикой правоприме­нения. Первые писаные законы, касавшиеся регулирования судо­производства, появлялись как раз в стремлении охранить традицию, древние порядки, остановить развитие в жизни нежелательных со­циальных явлений.

«...И восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали». — I Царств, 8. 11-18.

3. Зак. 2930

Наиболее полной была власть древневосточного правителя в делах управления. Монарх обладал закон­ченными правами по организации публичных работ, ирригации, строительству, в том числе военных укреплений (хотя строительст­во крепостей, стен и т.п. всегда рассматривалось как специфические функции и право монарха, которое как бы требовало особого оправ­дания). Он определял долю продукта, подлежащую отчуждению для создания государственных и личных царских запасов, а также раз­меры повинностей, какие надлежало выполнять. Как высший воена­чальник, монарх устанавливал основы военной организации в стра­не, порядки воинской службы, назначал военных начальников. Он мог устанавливать разного рода пожалования и иммунитеты (приви­легии) в пользу отдельных сановников, областных правителей, горо­дов, мог жаловать земли из царских фондов, определять выдачи из царских запасов. Полномочия правителя включали и распоряжение жизнями, имуществом и рабочей силой всех подданных без исклю­чения: «Вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмет, и приставит к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; И поставит их у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его; И дочерей ваших возь­мет, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы; И поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет и отдаст слугам своим; И от посевов ваших и из виноградных садов ваших возьмет десятую часть и отдаст евнухам своим и слугам сво-; И рабов ваших, и рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ов ваших возьмет и употребит на свои дела; От мелкого Скота ашего возьмет десятую часть, и сами вы будете ему рабами... »*.

 

,UJ

 

 

 

 

66

 

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

 

РАЗДЕЛ I

 

67

 

 

 

Беспрекословные хозяйственно-распорядительные полномочия монарха были одной из наиболее характерных черт всей древнево­сточной монархии. Они были взаимосвязаны с той огромной ролью, какую вообще играло государственное хозяйство и его организация в жизни древневосточного общества, и с тем вторичным, подчинен­ным значением, какую имела частная собственность. Вместе с тем монарх, будучи собственником труда населения, произведенных продуктов, никогда не рассматривался как вообще верховный собст­венник территории, земель и т. п. (даже если имелось соответствую­щее представление о возможности такого единоличного обладания, а не об управлении по воле богов). Даже в Вавилоне, где значение го­сударственно-распределительной системы было одним из наиболее сильных, цари скупали земли у частных владельцев на общих осно­ваниях.

Управленческие полномочия древневосточного монарха не были законченными и в другом отношении. Практически во всех извест­ных государствах рядом с монархом стоял главный управитель — подлинный глава государственной администрации. Формально он подчинялся власти верховного управления правителя, но самостоя­тельность его была столь велика, полномочия — столь реальны, а связь с разного рода догосударственными институтами (советами знати, старейшин и т. п.) столь непосредственной, что его вполне можно назвать соуправителем государства. Не случайно в большин­стве эта должность вручалась или старшему родственнику правите­ля, или представителю жреческой верхушки, или наиболее видным из служилой знати. По-видимому, невозможно было для монарха произвольно сменить этого главного администратора. Нередки были случаи (особенно в Древнем Египте), когда бывший первый админи­стратор принимал на себя власть и наследие престола. Только в ор­ганизации армии монарх был действительно верховным и непосред­ственным, единственным начальником; армия и была опорой для его властной деятельности. Но лишь тогда это создавало основу для общегосударственного доминирования, когда само положение госу­дарства (как в Ассирийской державе) было в значительной степени порождением военной деятельности и военной политики.

Государственная власть древневосточного правите­ля не заключала в себе судебных прав — это бы­ло одной из важнейших особенностей этого типа государственности в целом. Монарх считался носителем высшей справедливости, тво-рителем воли богов — ив качестве такового мог помиловать пре­ступника, воздать «всякому жалобщику справедливость». К помощи монарха как выразителя права прибегали, когда наличное право не давало возможности решить дело — древнеиндийская традиция, на­пример, прямо предписывала это; в этом смысле египтяне называли фараона «правогласным». Иногда эта роль монарха обретала особый смысл, и появлялась особая царская юстиция: таким был библей-

 

ский царь Соломой. Но, как правило, монарх не был ни верховным судьей, ни главой судебной системы: она основывалась на собствен­ной традиции и мало зависела от царской власти. Царь мог передать поступившую к нему жалобу на рассмотрение в обычный суд — но этим все и ограничивалось. Конечно, в чисто административном по­рядке, например как военачальник после боя, правитель мог под­вергнуть любого наказанию, вплоть до самого тяжкого, по причи­нам, справедливость которых также определял он сам, — но это бы­ло вне обычной судебной деятельности.

Образ идеального правителя Своеобразие положения и полномочий

древневосточного монарха явственно

выразилось в представлении об идеальном правителе. Монарх дол­жен быть личностью особого рода со всем набором добродетелей, ко­торые важны для стабильности правопорядка; качества, которые требуются от государя, в наибольшей степени связаны с его личным участием в управлении и в наименьшей — с его пониманием зако­нов страны:

«...Идеал государя является следующим: он должен быть высоко­го рода, со счастливой судьбой, обладающим умом и положительны­ми качествами, обращающим внимание на совет старых и опытных людей, справедливым, правдивым, не изменяющим своему слову, благодарным, щедрым, в высшей степени энергичным, не имеющим обыкновения медлить, господином своих вассалов, с сильной волей, не имеющим в своем окружении лиц негодных и охотно принимаю­щим наставления. Он должен обладать любознательностью, способ­ностью учиться, воспринимать, удерживать в памяти, познавать, размышлять по поводу познанного, отвергать негодное и проникать в истину... принимающим меры против бедствий или для охраны подданных, дальновидным, обращающим главное внимание на пра­вильное применение людей... искусным при выборе мира, войны, послаблений, крутых мер, верности договорам или использовании слабых мест врагов...» («Артхашастра», 96).

Идеал древневосточного правления — это деятельность социаль­но нейтральная, сдержанная в отношении к своим подданным. Сре­ди которых, однако, следует выделять тех, кто прежде всего служит опорой правителя и, следовательно, монархии в целом. «Поступай по истине, утешь плачущего, не притесняй вдовы», — наставляет фараонов древнеегипетское Поучение. Даже судебная деятельность правителя должна быть возможно сдержаннее, в интересах собст­венной страны и ее правопорядка. «Остерегайся карать, неповинно­го не убивай; наказывай битьем и заточением». Подданные — это не враги власти и государства, поэтому их надо по возможности вер­нуть к подчинению; казнить следует открытых мятежников. Вместе с тем правителей неоднократно наставляют обогащать вельмож, продвигать воинов — ибо вся их власть всецело связана именно с этими слоями общества, на них опирается, ими поддерживается и

 

68

 

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

 

1ДЕЛ1

 

69

 

 

 

охраняется от посягательств со стороны не только внешних врагов, но и тех, кто по своей политической роли противостоит власти пра­вителя: жречества, областных правителей, полупокоренных племен вассалов.

Древневосточная монархия стала особым типом ранней государ­ственности — первым из известных истории права. Формирование государства проходило ранее всего по пути выделения управленче­ских функций и полномочий власти, персонифицированной в пра­вителе-монархе. Тем самым государство создавалось в обществе прежде всего как управление и во вторую очередь — суд; роль законов поначалу играли обычаи и традиции.

www.adhdportal.com

Древневосточная монархия. Монархия и деспотизм

Становление ранней государственности на Древнем Востоке проходило в целом по единому историческому пути: итогом его было формирование практически у всех народов неограниченной единоличной власти в централизованно управляемом государстве. С этой властью в сообществе были связаны все или почти все политические отношения, эта власть доминировала в религиозной и культурной сфере. Характерные черты общего исторического процесса становления государственности на Востоке определили особенности ранней древневосточной монархии, или, как ее нередко характеризуют, древневосточной деспотии.

Слова деспотия, деспотизм (от древнегреческого despoteia – неограниченная власть) лишены определенного государственно-правового или историко-политического содержания. Входят в употребление они в конце XVII – начале XVIII в.: впервые их употребил французский писатель-моралист Ф. Фенелон в романе «Приключения Телемака» для осуждающей характеристики такого правления, при котором подданные живут в постоянном страхе и не защищены законом. В литературно-политических дискуссиях XVIII в. о правильно построенном государстве понятие «деспотия» играло важную роль: так определили неправильную, пагубную для общества монархию, где государь властен произвольно распоряжаться не только администрацией страны, но и имуществом и даже жизнью подданных. Примеры такого произвольного правления черпали, как правило, из истории средневекового Востока (Турции, Персии и т. д.) или истории древности. Отсутствие гражданских прав в современном смысле стали признавать главенствующей чертой государственного уклада древневосточной монархии, хотя реально все государственно-правовые отношения в ту эпоху просто строились по-другому. Древневосточная государственность действительно выделяется неким особым характером – но эти черты связаны с историческими путями формирования ранних государств вообще и со своеобразием регулирующей роли государства в древневосточном обществе.

Особенности исторического происхождения

Древневосточная монархия была в истории первым типом государственности и первой формой монархии. Ее даже нельзя характеризовать как вполне монархию в позднейшем смысле – настолько отлична она по своим связям с породившим ее обществом. Они еще очень мало имели политический и правовой характер, а главным образом экономически-распорядительный, религиозный и военно-административный. Такие особенности древневосточной монархии в первую очередь были определены историческими путями ее формирования в обществе.

Первым из исторических путей возникновения древневосточной монархии было перерождение власти выборного религиозного и хозяйственного лидера союза общин, образовавших начальное протогосударство. Основные функции таким путем установившейся власти правителя-монарха заключались в исполнении жреческих обязанностей и в организации публичного хозяйства. Функции определяли и содержание власти: во-первых, правитель наделялся полномочиями отправлять религиозный культ, исполнять и истолковывать волю божества, организовывать святилища, религиозные церемонии, приносить жертвы и требовать жертвенных подношений; в этих пределах правитель получал права контролировать деятельность общин и даже отдельных семей; отсюда же проистекали полномочия правителя вмешиваться во внутриродовые и семейные дела. Во втором отношении, правитель получал полномочия регулировать сбор продуктов, которые выделялись сообществом на общегосударственные нужды, устанавливать размеры налогов или натуральных отработок, распределять земельный (или иной ресурсный) фонд страны, организовывать выдачи продуктов нуждающимся или привилегированным слоям, определять степень участия общин, родов и каждого подвластного в общегосударственных работах. Первоначально как лидер надобщинного выборного управления, такой монарх сохранял привязанность к институтам традиционного управления старшинства – советам жрецов, старейшин, знати.

Вторым историческим путем возникновения древневосточной монархии было усиление (и органическое перерождение) роли и власти выборного военного вождя союза общин или племен. Если новая государственная власть устанавливалась этим путем, то функции и содержание власти такого правителя были уже: как бывший военный вождь, правитель ранее всего наделялся полномочиями по руководству объединенным войском общин, боевым командованием, затем и по собственно первоначальной организации государственной военной силы. В этом случае степень принудительных властных полномочий была значительно выше: в конце концов монарх обретал право определять судьбу подданного, вплоть до вопроса о жизни и смерти. Монархическая власть, появившаяся этим путем, характеризуется также и значительными судебными полномочиями правителя. Тогда как хозяйственно-распорядительная деятельность ее в государстве в данных условиях будет ограничиваться влиянием на общее управление и останется в руках главным образом жрецов. Как первоначально лидер воинов (ставший таким благодаря еще и особым личным качествам), такой монарх связан был с институтами прежней условной военной демократии – сходками, собраниями. Это были институты несравненно более инертные, чем коллегии старейших. Поэтому здесь монархия нередко образовывалась путем узурпации власти, использования назревших социальных противоречий в общинах (на противопоставлении интересов «бедной вдовицы» «людям мешка»). Решительнее здесь оформлялись полицейские, репрессивные полномочия правителя, опорой в которых для него становились постоянные военные отряды, создававшиеся при нем и ранее как при военном вожде.

Религиозное содержание власти

Наиболее отличительной особенностью древневосточной монархии был религиозно-священный характер власти правителя. Монарх считался как бы живым воплощением богов на земле, носителем их воли и единственным законным представителем. Соответственно он получал право на полномочия, которые религиозными представителями приписывались богам. Во взаимосвязи власти монарха с символами религиозных культов было еще много от пережитков родоплеменного уклада: почитание мифического основателя племени, символический тотемизм. Но в период ранних государств это мифологическое воспреемство обеспечивало условно национальное единство страны. Ранее всего это выражалось в специальной титулатуре правителей, должной подчеркнуть всеобъемлющий, общенародный характер их власти: египетские фараоны звались «царями Верхнего и Нижнего Египта», вавилонско-аккадские правители – «царями множеств», «царями Ура, Шумера, Ка-Ури» и т. д., китайские императоры простирали свое условно-политическое господство до пределов «Поднебесной».

Божественное происхождение власти должно было показать и выразить неограниченный ее характер на земле, в том числе и потому, что ограничивать божественную по своему содержанию власть неразумно и не в интересах людей: она мудра, направлена ко всеобщему добру. «Он тоже бог, не знающий себе равного, и не было подобного ему прежде, – говорилось о фараоне в эпоху Среднего царства. – Владеет он мудростью, замыслы его прекрасны и повеления отменны; по приказу его входят и выходят». Повелитель «дан людям от бога», он обрел «царскую власть в яйце» (т. е. в первоначальном зародыше), «зачат от семени божьего»... Соответственно, древневосточный правитель становился первым и наиболее законным представителем народа и пред богами. Он считался либо персонально верховным жрецом, либо главой жреческой иерархии, он мог проводить любые культовые церемонии (кроме связанных с силами зла, смерти и т. п. – что также весьма показательно). Священный характер власти правителя был настолько безусловным, что за ним признавалось право вводить почитание новых богов, отменять поклонение прежним.

Правитель мог ввести и собственный культ, объявить себя собственно богом страны (как, например, лугаль Нарам-Суэн в Аккаде или китайские ваны). Это создавало представление о неприкосновенности, священности самой особы правителя и даже его изображений. Покушения на власть приравнивались к святотатству и карались отныне самыми тяжкими из известных наказаний: смертью, изгнанием. Однако это накладывало на правителя и особые обязательства в отношении образа жизни: он практически не мог появляться перед лицами простых смертных (либо появлялся в каком-то особом, отстраненном виде – в символических одеяниях), жил в особом мире дворца по строгим канонам. Царю Древнего Востока невозможно было игнорировать и всевозможные предсказания и пророчества – вплоть до того, что он должен быть насильственно умерщвлен, если срок его «земного пребывания» истекал. (Поэтому столь важную роль при дворе восточного владыки играли астролог, маг, предсказатель-халдей.)

Религиозно-священный характер власти главным образом определил преемство власти правителя. Строгого порядка престолонаследия, тем более жесткого соблюдения принципа передачи престола от отца к сыну, древневосточная монархия не знала. Более важным, чем следование семейной традиции старшинства, здесь считалась условная пригодность к выполнению воли богов, некая предначертанность, особая отмеченность судьбой. Нередко трон переходил по принципу родового старшинства братьям и племянникам, наследовать могли и женщины. Наследие престола от отца к сыну считалось исключением и, для того чтобы быть признанным, нуждалось в основательной мотивации. Эту мотивацию создавали, как правило, мифологизированные качества наследника: родство с богами, особая избранность. Вместе с тем не считалось недопустимым, чтобы престол получил кто-либо из совершенно посторонних прежнему правителю. В таких случаях происходила процедура священного узаконения через символический брак с богиней, посредством священного по своему смыслу (хотя не исключался и реальный брачный союз) бракосочетания с кем-либо из женской линии прежде царствующего дома.

Полномочия монарха

Государственно-правовое положение и содержание власти древневосточного правителя никак не были связаны с отождествлением монарха с государством вообще: правитель занимал свое место среди других традиционных институтов, которые считались столь же обязательными частями власти (например, жреческое правление или жреческий суд). Неограниченность правителя означала только отсутствие рядом с ним определенных политических учреждений, которые бы как-то регламентировали его власть. В отношении же принадлежащих правителю полномочий древневосточная монархия не была неограниченной по содержанию власти.

Законодательная власть древневосточного правителя была далеко не всеобъемлющей. В политическом укладе древнего общества законы вообще занимали особое место: наиболее общие правила жизни вели свое происхождение от легендарных времен, приписывались богам, и цари не наделялись правом творить законы. Более того, требования традиции были определяющими и для правителей. «Цари, – описывал деятельность фараонов древнегреческий писатель Диодор, – не вольны были поступать по своему усмотрению; все было предписано законами, и не только государственная, но и частная обыденная жизнь. Им прислуживали не купленные люди и не рабы, а сыновья верховных жрецов, заботливо воспитанные, в возрасте старше 20 лет... часы дня и ночи, когда царю надлежало выполнить какую-либо из своих обязанностей, предписывались законом и не могли нарушаться даже по собственному желанию царя...»

Монарх мог устанавливать новые правила жизни подданных посредством собственных распоряжений – указов, декретов и т. п. Однако эти правила, во-первых, не должны были противоречить традиции (другой вопрос, кто и как решал, проводят эти указы «волю богов» или нарушают ее), во-вторых, они не могли посягать на самые принципиальные основы правопорядка. Так, в Древней Индии, где право правителя на издание декретов было наиболее безусловным, предписывалось, чтобы эти акты не касались кастового строя и правил человеческого бытия, диктуемых верой. В Древнем Вавилоне, даже в периоды наиболее сильной и централизованной царской власти, новоиздаваемые законы не касались того, что было отрегулировано традицией или более давней практикой правоприменения. Первые писаные законы, касавшиеся регулирования судопроизводства, появлялись как раз в стремлении охранить традицию, древние порядки, остановить развитие в жизни нежелательных социальных явлений.

Наиболее полной была власть древневосточного правителя в делах управления. Монарх обладал законченными правами по организации публичных работ, ирригации, строительству, в том числе военных укреплений (хотя строительство крепостей, стен и т.п. всегда рассматривалось как специфические функции и право монарха, которое как бы требовало особого оправдания). Он определял долю продукта, подлежащую отчуждению для создания государственных и личных царских запасов, а также размеры повинностей, какие надлежало выполнять. Как высший военачальник, монарх устанавливал основы военной организации в стране, порядки воинской службы, назначал военных начальников. Он мог устанавливать разного рода пожалования и иммунитеты (привилегии) в пользу отдельных сановников, областных правителей, городов, мог жаловать земли из царских фондов, определять выдачи из царских запасов. Полномочия правителя включали и распоряжение жизнями, имуществом и рабочей силой всех подданных без исключения: «Вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмет, и приставит к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; И поставит их у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его; И дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы; И поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет и отдаст слугам своим; И от посевов ваших и из виноградных садов ваших возьмет десятую часть и отдаст евнухам своим и слугам своим; И рабов ваших, и рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет и употребит на свои дела; От мелкого скота вашего возьмет десятую часть, и сами вы будете ему рабами... »*.

*...И восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали». – 1 Царств, 8. 11-18.

Беспрекословные хозяйственно-распорядительные полномочия монарха были одной из наиболее характерных черт всей древневосточной монархии. Они были взаимосвязаны с той огромной ролью, какую вообще играло государственное хозяйство и его организация в жизни древневосточного общества, и с тем вторичным, подчиненным значением, какую имела частная собственность. Вместе с тем монарх, будучи собственником труда населения, произведенных продуктов, никогда не рассматривался как вообще верховный собственник территории, земель и т. п. (даже если имелось соответствующее представление о возможности такого единоличного обладания, а не об управлении по воле богов). Даже в Вавилоне, где значение государственно-распределительной системы было одним из наиболее сильных, цари скупали земли у частных владельцев на общих основаниях.

Управленческие полномочия древневосточного монарха не были законченными и в другом отношении. Практически во всех известных государствах рядом с монархом стоял главный управитель – подлинный глава государственной администрации. Формально он подчинялся власти верховного управления правителя, но самостоятельность его была столь велика, полномочия – столь реальны, а связь с разного рода догосударственными институтами (советами знати, старейшин и т. п.) столь непосредственной, что его вполне можно назвать соуправителем государства. Не случайно в большинстве эта должность вручалась или старшему родственнику правителя, или представителю жреческой верхушки, или наиболее видным из служилой знати. По-видимому, невозможно было для монарха произвольно сменить этого главного администратора. Нередки были случаи (особенно в Древнем Египте), когда бывший первый администратор принимал на себя власть и наследие престола. Только в организации армии монарх был действительно верховным и непосредственным, единственным начальником; армия и была опорой для его властной деятельности. Но лишь тогда это создавало основу для общегосударственного доминирования, когда само положение государства (как в Ассирийской державе) было в значительной степени порождением военной деятельности и военной политики.

Государственная власть древневосточного правителя не заключала в себе судебных прав – это было одной из важнейших особенностей этого типа государственности в целом. Монарх считался носителем высшей справедливости, творителем воли богов – и в качестве такового мог помиловать преступника, воздать «всякому жалобщику справедливость». К помощи монарха как выразителя права прибегали, когда наличное право не давало возможности решить дело – древнеиндийская традиция, например, прямо предписывала это; в этом смысле египтяне называли фараона «правогласным». Иногда эта роль монарха обретала особый смысл, и появлялась особая царская юстиция: таким был библейский царь Соломон. Но, как правило, монарх не был ни верховным судьей, ни главой судебной системы: она основывалась на собственной традиции и мало зависела от царской власти. Царь мог передать поступившую к нему жалобу на рассмотрение в обычный суд – но этим все и ограничивалось. Конечно, в чисто административном порядке, например как военачальник после боя, правитель мог подвергнуть любого наказанию, вплоть до самого тяжкого, по причинам, справедливость которых также определял он сам, – но это было вне обычной судебной деятельности.

Образ идеального правителя

Своеобразие положения и полномочий древневосточного монарха явственно выразилось в представлении об идеальном правителе. Монарх должен быть личностью особого рода со всем набором добродетелей, которые важны для стабильности правопорядка; качества, которые требуются от государя, в наибольшей степени связаны с его личным участием в управлении и в наименьшей – с его пониманием законов страны:

«...Идеал государя является следующим: он должен быть высокого рода, со счастливой судьбой, обладающим умом и положительными качествами, обращающим внимание на совет старых и опытных людей, справедливым, правдивым, не изменяющим своему слову, благодарным, щедрым, в высшей степени энергичным, не имеющим обыкновения медлить, господином своих вассалов, с сильной волей, не имеющим в своем окружении лиц негодных и охотно принимающим наставления. Он должен обладать любознательностью, способностью учиться, воспринимать, удерживать в памяти, познавать, размышлять по поводу познанного, отвергать негодное и проникать в истину... принимающим меры против бедствий или для охраны подданных, дальновидным, обращающим главное внимание на правильное применение людей... искусным при выборе мира, войны, послаблений, крутых мер, верности договорам или использовании слабых мест врагов...» («Артхашастра», 96).

Идеал древневосточного правления – это деятельность социально нейтральная, сдержанная в отношении к своим подданным. Среди которых, однако, следует выделять тех, кто прежде всего служит опорой правителя и, следовательно, монархии в целом. «Поступай по истине, утешь плачущего, не притесняй вдовы», – наставляет фараонов древнеегипетское Поучение. Даже судебная деятельность правителя должна быть возможно сдержаннее, в интересах собственной страны и ее правопорядка. «Остерегайся карать, неповинного не убивай; наказывай битьем и заточением». Подданные – это не враги власти и государства, поэтому их надо по возможности вернуть к подчинению; казнить следует открытых мятежников. Вместе с тем правителей неоднократно наставляют обогащать вельмож, продвигать воинов – ибо вся их власть всецело связана именно с этими слоями общества, на них опирается, ими поддерживается и охраняется от посягательств со стороны не только внешних врагов, но и тех, кто по своей политической роли противостоит власти правителя: жречества, областных правителей, полупокоренных племен вассалов.

Древневосточная монархия стала особым типом ранней госудаственности – первым из известных истории права. Формирование государства проходило ранее всего по пути выделения управленческих функций и полномочий власти, персонифицированной в правителе-монархе. Тем самым государство создавалось в обществе прежде всего как управление и во вторую очередь – суд; роль законов поначалу играли обычаи и традиции.

Омельченко О.А. Всеобщая история государства и права. 1999

be5.biz