Любовь в древней руси. «Любы творять елико хощеть»: любовь и сексуальность. Древняя Русь XI–XIII вв. В. Долгов
История современного города Афины.
Древние Афины
История современных Афин

"Свободная любовь": как это было в Древней Руси? Любовь в древней руси


Любовь у древних славян

Valgucream - лечение вальгусной деформации за 1 курс

Значение слова «любовь» у славян, праздник любви у славян, символ любви у славян

Значение слова «любовь» у славян заключало единение «Я» с окружающим миром. Также есть и другая расшифровка: слог «лю» означает «люди», «бо» — Бог, «въ» — ведать. То есть в совокупности получается, что люди ведают Бога.

Содержание статьи

Отличие славянского понятия «любовь» от других религий

Если в христианстве безбрачие, уход от плотских удовольствий считались нормальным и даже приветствовались, то в славянском понимании было совершенно иначе. Наши предки, напротив, осуждали подобный аскетизм. Для них основным предназначением человека, а в особенности женщины было оставление потомства. Причем потомство должно быть многочисленным.

В некоторых религиях (например, в исламе) было распространено замужество без согласия сторон. У славян же такого не было никогда. Женились только по любви, по обоюдному желанию.

Любовь у славян и ее роль в судьбе

Также любовь у древних славян никогда не делилась на духовную и телесную (плотскую). Она всегда рассматривала их совокупность. Но, в любом случае, физический контакт не считался грехом.

В знаменитой «Книге Велеса» повествуется о неких людях, которые перестали «плодиться». Из-за этого весь их род сошел на нет. И автор этих слов призывает не быть такими, как эти люди. Считалось, что попасть в рай не может человек, который не оставил после себя детей. Более того, его душа не сможет обрести новую оболочку. Любовь для славян была своеобразным проводником в ворота рая, или Ирия.

Значение слова «любовь» у славян, праздник любви у славян, символ любви у славян

Славяне были уверены, что любовь дается человеку только во благо, а не как испытание. Любовь – это дар, это награда. И не стоит отказываться от нее, отвергать. Но, к сожалению, не всем суждено испытать это прекрасное чувство. Но отверженная любовь намного хуже. У славян она считалась тяжким грехом. Когда человек умирает, его встречает Велес и спрашивает, любил ли он на земле.

Любовь появилась на земле благодаря богу Роду. И весь мир им создан для того, чтобы люди любили и были любимыми. Поэтому на земле и существуют два начала: женское и мужское. Только любовь может давать жизнь, а значит и продолжение рода.

Богиней любви у славян была Лада. Она представлялась в образе красивой, цветущей девушки. Лада была идеалом женщины в их понимании. И символ любви у славян – это крест Лады (Ладинец), а также Звезда Лады. Их могли носить в качестве оберега девушки. Также эти символы часто вышивали на одежде.

Праздник любви у древних славян

Таковым является день летнего солнцестояния, или день Ивана Купала. Его празднуют 24 июня. Если быть точнее, то основные мероприятия проводились ночью. Девушки плели венки и гадали на женихов. Хорошей приметой было в праздник любви у славян заключить союз, то есть жениться.

Любовь у древних славян

Главными стихиями праздника были Огонь и Вода. Причем первый – это олицетворение мужского начала, а вода – женского. При их слиянии появляется новая жизнь. Юноши и девушки в этот день веселились, играли, знакомились, гуляли. Купальская ночь была прекрасной для того, чтобы встретить свою настоящую любовь. Она была самой короткой в году, поэтому действовать нужно было быстро.

Почему выбран был именно этот день в качестве праздника любви? Ответ можно найти в легенде о Купале. Согласно ей, он и его возлюбленная Кострома были братом и сестрой. Им пришлось пережить много трудностей, они решили покончить с собой. Но в мире мертвых их души соединились воедино. Так Купала стал символом чистой и самоотверженной любви.

Девы древней Руси.Дар любви. Битва цивилизаций.

Источник

slavicnews.ru

«Свободная любовь»: как это было в Древней Руси?

К сексу и всему, что с ним тесно связано, в Древней Руси относились с большой долей фантазии. При этом никакой табуированности этой темы не было. До конца X века русичи были язычниками со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Половая жизнь ассоциировалась у них с праздником, радостью жизни и весельем. Половых запретов практически не существовало.

Блудницы и пляски у костра

Хранить девственность до свадьбы было не принято. Один мужчина мог иметь до четырех жен. Если женщине доставалось в супружестве мало ласки, она тут же находила себе утешение на стороне. Девушек нередко называли блудницами - от слова «блудить», что означало «искать», «находится в поисках». Однако никакого отрицательного оттенка это понятие в себе не несло. И девушки, и парни могли иметь любовную связь как с одним, так и с несколькими партнерами. На массовых гуляньях, посвященных богу Яриле, который ассоциировался у славян с плодородием, случались и ритуальные оргии.

Как славяне называли сам процесс и участвующие в нем части тела

Не было никаких табу и в отношении повседневной и любовной лексики. Русичи называли все своими именами, да еще и проявляли при этом большую выдумку. Помимо широко известных матерных слов и их производных славяне употребляли и более иносказательные выражения для названия мужских и женских половых органов и самого соития.

«Заниматься любовью» у славян звучало как «еться», «пежиться», «тетериться». В московских диалектах была версия «тараканиться». Иметь с кем-то половые отношения – «ярить» (от имени Ярило), «дрюкать», «еть».

Мужской половой орган назывался тоже по-разному: «елдак», «елдык», «елда», «конец», «хрен», «уд» (от слова «уд» произошло понятие «удовольствие»). Также в старинных славянских лечебниках (своеобразные методички для практикующих знахарей) мужской половой орган - это «лихарь», «фирс», «мехирь».

Головку полового органа русичи называли «плешью» или «плюшкой», пах – «стегном», мужские яички – «шулятами» или «ядрами». Семенная жидкость в тех же славянских лечебниках именовалась «плотом».Столь же колоритные названия существовали и для женских половых органов. Наружные половые органы женщины называли «луно» (или «луна»). Это слово можно встретить в древних славянских заговорах. Половые губы назывались «затворами», а влагалище – «мясными вратами».

О внутреннем устройстве женщин простые русичи не особо задумывались. Знахари же и повитухи были в курсе, что женщина вынашивает ребенка в некоем особом месте, которое они называли «матица», «золотник», «нутро» или «дна» (матка).

Общим для обоих полов было название еще одной части тела, которая привлекала немало внимания, - это «гузно» или «гузнышко» - то же, что и ягодицы. Как видно, помимо обсценной лексики у наших предков был целый пласт более скромных, но не менее колоритных выражений.

Читайте также:

исправить оишбку

cyrillitsa.ru

«Любы творять елико хощеть»: любовь и сексуальность. Древняя Русь XI–XIII вв. В. Долгов

Интернет-клуб "Просвещенная любовь"

образовательно-доверительный сайт



Фрагмент из книги «Потаенная жизнь Древней Руси. Быт, нравы, любовь» Вадим Долгов. Книга есть в нашей библиотеке «Любовь, семья, секс и около…».

Долго́в Вади́м Ви́кторович — российский историк, доктор исторических наук, профессор исторического факультета Удмуртского государственного университета (г. Ижевск)

На нашем сайте есть еще один фрагмент из этой книги -

«Добра жена – венец мужу своему и безпечалие»: отношения в семье. Древняя Русь XI–XIII вв. В. Долгов

Древняя Русь XI–XIII вв. Несмотря на то, что для человека сексуальная сфера является одной из важнейших (будет ли кто-нибудь спорить?), наука с удивительным постоянством игнорировала эту сторону социального бытия человека Древней Руси XI–XIII вв. В советское время появилась лишь одна книга, в которой автор касался очерченного круга вопросов: «Люди и нравы Древней Руси» замечательного ленинградского историка Б.А. Романова. Эта работа стоит совершенно особняком в отечественной историографии. Ничего подобного ни до, ни после в нашей науке не появлялось. Правда, вопросы сексуальной культуры освещались в ней лишь фрагментарно, основное внимание исследователь уделял социально политической проблематике (что, впрочем, не уберегло Б.А. Романова от вала ханжеской критики).

 Семья. Древняя Русь XI–XIII вв. Уникальное граффито, найденное летом 1981 г. на фрагменте древней штукатурки во время восстановления Золотоых ворот в Киеве (XI в.). Характерно, что автор находки, известный советский исследователь граффити С.А. Высоцкий, отказался публиковать это изображение. Оно было опубликовано только в 2005 г. (Писаренко Ю. Запретный рисунок из Золотых ворот Киева // Ruthenica, 2005. Т. 4. С. 22 31 )

На современном этапе вопросы, связанные с сексуальностью и половой моралью, плодотворно изучаются в русле гендерной проблематики. По сути дела, впервые появились работы, в которых интимная жизнь человека Древней Руси стала основным предметом рассмотрения. Среди отечественных ученых, работающих над изучением социокультурных аспектов пола в контексте древнерусской истории, следует назвать Н.Л. Пушкареву, статьи и книги которой (посвященные, впрочем, не только X–XIII вв., а более широкому периоду древнерусской истории) сегодня являются практически единственными работами профессионального историка русиста на эту весьма деликатную тему. Трудность изучения социокультурных особенностей сексуальных отношений в Древней Руси XI–XIII вв. во многом объясняется состоянием источников. Древнерусские авторы, будучи монахами, избегали касаться «недостойных» высокой книжности тем, обходя все, связанное с половой активностью персонажей, по возможности стороной и оставляя эту сферу жизни для «отражения» устному простонародному творчеству (точно как большинство советских и современных ученых, хотя историки вроде бы обета воздержания не дают).

Долгое время не знала древнерусская литература и любовной лирики – ее функцию в обществе также выполняли фольклорные произведения. Во многом именно поэтому в классификации культур по типу их половой морали, принятой в этнографической литературе, древнерусскую культуру традиционно относят к антисексуальным или репрессивным (строгим). Эта точка зрения имеет под собой определенные, вполне понятные основания. Действительно, всякое проявление сексуальности в древнерусской литературе изображается с позиций крайнего осуждения и носит характер недостойной, низменной страсти, греха. Древнерусские писатели избегали использовать для обозначения половых отношений слово «любовь».

В «Повести временных лет», кажется, один только раз (из 47) встречается выражение, в котором слово «любовь» употреблено в значении «sex»: «Инъ же законъ Гилиомь. Жены в них орют зиждют храми и мужьская дела творять, но любы творять елико хощеть, не въдержаеми от мужий своихъ весьма ли зрятъ». Следовательно, мы имеем дело с сознательным нежеланием смешивать любовь божественную/братскую и любовь половую, ибо второе значение («низкое») могло бросить тень на первое («высокое»). В литературном языке для указания на сексуальные отношения подыскивали другие слова: «похотьствовать», «залежать», вполне привычное нам «спать» и пр. Слова эти, как правило, носят негативный оттенок и подчеркивают греховность обозначаемого ими явления.

Отношение официальной культуры к вопросом пола кратко может быть выражено категорическим утверждением летописца, что «женьская прелесть» есть «зло». В религиозной литературе сексуальное влечение представляется как один из видов дьявольского искушения, с которым необходимо бороться любыми средствами.

Так, например, в «Киево Печерском патерике», сборнике жизнеописаний монахов Киево Печерского монастыря, рассказано, как некий брат монах был одолеваем сексуальными желаниями, несовместимыми с его монашеским обетом, то есть, как сказано, «боримъ бывъ на блуд». И чтобы избавиться от гнетущей страсти, обратился к блаженному Моисею Угрину за помощью. Моисей наложил на него обет – всю оставшуюся жизнь не говорить с женщинами ни одного слова, а чтобы дать брату силы исполнить порученное, он «удари его в лоно» своим посохом, с которым всегда ходил, «и абие омертвеша уды его, и оттоле не бысть пакости брату», – таков «счастливый» конец истории. Преподобный Моисей мыслился покровителем и помощником тех, кто хотел избавиться от сексуального влечения. При помощи его мощей избавился от похоти «многотерпеливый» Иоанн Затворник, который «весь животъ свой страсне брався с помыслы телесными». Кость Моисея помогла излечиться от страсти и другому монаху, томимому «от действа диаволя на вожделение плотское»: по совету Иоанна он приложил ее к своему телу, «и ту абие преста страсть и удове ему омертвеша». Почему именно Моисей был помощником в такого рода проблемах, своеобразным «сексопатологом наоборот», будет ясно из дальнейшего повествования.

В приведенных историях речь идет о монахах. Но «Киево Печерский патерик» был книгой для назидательного чтения не только в монашеской среде. Авторы его стремились установить ценностные ориентиры для всего общества. В «Патерике» выразились в наиболее чистом, законченном виде книжные идеальные представления древнерусского общественного сознания, согласно которым sex – зло и дьявольская страсть. Представления эти типичны для всей средневековой европейской культуры, основанной на христианской, библейской системе взглядов.

Однако уже по одному тому, что последовательное воплощение новозаветных принципов привело бы к прекращению рода человеческого, можно предполагать, что жизнь в значительной степени отличалась от провозглашаемого идеала. Следы иных, повседневных, стихийных представлений о сексуальности видны в памятниках, которые создавались в гуще реальной повседневной жизни. Это законодательство; литература, связанная с исповедальной практикой; бытовые зарисовки в житийной литературе. Немалую подмогу для изучения обыденных представлений о сексуальности может дать эпос. Конечно, они просматриваются гораздо хуже представлений идеологических, тех, которые сознательно утверждались и проповедовались, но, кажется, разглядеть их все же можно.

Вырисовывающаяся картина в корне отличается от той, которую мы видим, смотря на мир глазами героев «Патерика». Перед нами общество, которое, скорее, может быть отнесено к просексуальным. Историк начала XX в. Н.А. Рожков характеризовал сексуальную культуру Руси XI–XIII вв. как «чрезвычайную распущенность и извращенность половых отношений». Однако вряд ли допустимо описывать традиционную сексуальную свободу древнего славянства в подобных терминах. То, что ученому начала XX в. казалось «распущенностью и извращенностью», на самом деле освященный обычаем порядок, восходящий к глубокой древности.

Как будет еще сказано, традиции многоженства держались на Руси не одно столетие после крещения (см. далее очерк семейных отношений). Но само по себе многоженство не может считаться признаком сексуальной раскрепощенности (пример – исламские страны), важным является содержание полуофициальных наложниц с неопределенным статусом, отсутствие четкой регламентации их положения.

Весьма характерно наличие двойного стандарта, когда обладание более чем одной женой официально осуждается, но на практике является весьма распространенным явлением, что практически стирает разницу между второй, третьей и т. д. женой и любовницей. Древние традиции славянского язычества в изображении «Повести временных лет» предполагали настолько большую половую свободу, что летописец вынужден был сделать вывод, что у славянских племен (кроме, естественно, любимых им полян) брака не существовало. «Радимичи и Вятичи, и Северъ один обычай имяху: живяху в лесе, якоже всякий зверь, ядуще все нечисто, и срамословь в них предъ отци и пред снохами, и браци не бываху въ нихъ, и игрища межю селы. Схожахуся на игрища на плясанье и на вся бесовская игрища, и ту умыкаху жены собе, с неюже кто съвещашеся. Имяху же по две и по три жены».

Сохранность этих традиций языческой эпохи, упорно противостоящих требованиям церковной дисциплины, видна в «Вопрошании Кириковом» (XII в.) – сборнике инструкций для практикующих священников, за какой проступок прихожанина какое порицание необходимо наложить. Произведение выстроено в виде диалога священника Кирика, который задает вопросы, и архиепископа Новгородского Нифонта, который отвечает.

Так вот позиция вопрошаемого Нифонта по половым вопросам оказывается достаточно либеральной и «понимающей». Так, например, архиепископ склонен был снисходительно относиться к блуду «холостых отроков», обещавших священнику воздерживаться, но не сдержавших обещания. Он не рекомендует применять к ним меры жесткого дисциплинарного воздействия. В крайнем случае поп может «повелеть» таковому отроку ограничиться, по крайней мере, одной неофициальной партнершей. Ему можно дать причастие на Пасху, если чистота была сохранена хотя бы в Великий пост, но и «аще иногда съгрешали» – тоже не беда. Вопрос с причастием следует решать по обстановке. Если не с «мужескою женою», то грешник не безнадежен, не следует отталкивать его от церкви, он, может быть, «еще дерзнет на добро».

В обществе австралийских аборигенов йолингу (Северная Австралия), тип половой морали которых может быть отнесен к просексуальным, у детей имеется игра «ниги ниги», имитирующая половой акт. Взрослые относятся к ней спокойно и не видят ничего страшного. Не менее спокойно относится к подобным играм и Нифонт. «Оже лазят дети не смысляче?» – задает вопрос Кирик. «А в том мужьску полу нету беды до 10 лет», – отвечает архиепископ. Труднее, правда, с девицами, для них подобные игры могут иметь серьезные последствия: «…а девице, рече, могут борзо вредити». Но предпринять что нибудь Нифонт возможности не видит. Устав Ярослава предусматривает различные виды блудодейства, за которые предусматривается штраф в двенадцать гривен, то есть такой же, какой предусмотрен Русской Правдой за преступления, связанные с бесчестьем (повреждение усов, бороды; удар мечом, не вынутым из ножен, и пр.), но не более того.

Еще в меньшей степени духовенство старалось прибегать к ограничениям в тех случаях, когда известная свобода допускалась и теоретически – а именно в браке. Библейская трактовка брака неоднозначна. С одной стороны, муж и жена – «плоть едина» (М. 19, 5), с другой – «хорошо человеку оставаться так», то есть не в браке (1 Кор. 7, 26). Каждый вынужден выбирать позицию для себя сам. В «Вопрошании Кириковом» твердо проводится принцип «во своей жене нетуть греха». Кирик спрашивает: «Достоит ли дати тому причащение, аже в великий пост совокупляется с женою своею?» Нифонт отвечает, что не только «достоит», но, напротив, налагать ограничение на свободное общение мужа с женой даже в пост – грех. Правила для молодоженов еще свободней – это можно им даже после причастия. Против массового полового воздержания супругов даже в пост выступает другой новгородский архиепископ, Иоанн (в миру Илья).

Таким образом, представления о нормах сексуальной жизни в XI–XIII вв. представлены двумя противоречащими друг другу традициями: христианской, трактующей секс как грех по преимуществу, и местной славянской, допускающей известную половую свободу. Необходимость сосуществования в рамках одного общества приводила к практике взаимных уступок, конкретные формы которых диктовались самой жизнью. С одной стороны, в повседневный быт основной массы населения с течением времени все более глубоко входит церковный венчальный брак, исподволь прививается сознание недопустимости многоженства, «блуда»; с другой – церковь по мере возможности старается адаптировать строгие канонические правила к местной реальности, сделать следование православным нормам как можно менее обременительным для паствы.

Получившаяся «смесь» отразилась в общем строе нормативной сексуальной культуры, ядро которой составляют запреты. Перечень запретов показывает воздействие обеих культурных традиций – православной и родовой/языческой. Обильный материал для изучения культурных запретов дает Устав Ярослава. Наряду с нормами универсальной, присущей большинству обществ экзогамии [1] , в нем присутствуют нормы чисто церковного происхождения. К первым могут быть отнесены запреты на сексуальное общение с сестрой (ст. 15), свекра со снохой (ст. 22), с падчерицей (ст. 24), деверя с ятровью (ст. 25), с мачехой (ст. 26), отца с дочерью (ст. 28). Ко вторым: запрет на сексуальный контакт с монахиней (ст. 20), запрет на половое общение русской женщины с иудеем или мусульманином (ст. 19), запрет на «блуд» самим представителям духовенства, белого и черного (ст. 44, 45). Вторая статья Устава вступает в прямую конфронтацию с местными обычаями: «Аще кто оумчит девку или насилит…» Митрополичий суд выставлен в качестве заслона древней форме брака, описанной в ПВЛ. Церковное происхождение имеет, как было сказано, и запрещение многоженства. Трудно сказать, какова роль церкви в нормировании ситуации «аже моуж от жены блядет» (ст. 8). Скорее всего, несмотря на принятую у славян половую свободу, осуждение супружеской измены как инструмент поддержания внутриобщинного порядка существовало с древнейших времен и было закреплено церковным законодательством «по факту». Об этом косвенно свидетельствует использование при кодификации соответствующего термина, имеющего, безусловно, местное происхождение.

Известный фольклорист XIX в. А.Н. Афанасьев на основе анализа этнографических данных пришел к выводу, что сексуальное влечение, любовь воспринималось русским народом как некая внешняя природная или мистическая сила, охватывающая человека. «Весь внутренний мир его представлялся не свободным проявлением человеческой воли, а независимым от нее, привходящим извне действием благосклонных или враждебных богов. Всякое тревожное ощущение, всякая страсть принимались младенческим народом за нечто наносное, напущенное, какой взгляд и доныне удерживается в массе неразвитого простонародья: пьет ли кто запоем, пристрастился ли к игре, страдает ли душевной болезнью – все это неспроста, во всем этом видят очарование. Чувство любви есть также наносное; те же буйные ветры, которые пригоняют весною дождевые облака, раздувают пламя грозы и рассыпают по земле семена плодородия, – приносят и любовь на своих крыльях, навевают ее в тело белое, зажигают в ретивом сердце. Кто влюблен, тот очарован».

Представление о том, что традиционной культуре совершенно чужда любовь в современном смысле слова, не вполне верно. Верно лишь то, что одухотворенное сексуальное влечение осмыслялось в иных терминах. Для простонародной культуры XVIII–XIX вв., сохранившей традиционный древний взгляд на многие стороны жизни, ключевыми понятиями для описания любовной страсти были: «жалость к…», «тоска по…», «горение сердца» и пр. Считалось, что любовь, как сверхъестественная «одержимость», может быть вызвана магическими средствами – заговорами присушками. Интересный материал для понимания характерных черт полового влечения и чувственной любви в народной культуре дан в книге Е.Б. Смилянской, посвященной исследованию народной религиозности в России XVIII в. В протоколах допросов Московской синодальной конторы сохранился рассказ нижегородской крестьянки Авдотьи Борисовой о ее любви к сыну сельского писаря Степану Борисову: «Тому года с три незнамо с чего стало ей очень жаль тоя деревни крестьянина… Степана Борисова, и всегда б на него, Степана, она смотрела, а когда ево не видит, то бывала ей великая по нем тоска ».

Кроме того, впоследствии у названного Степана был обнаружен заговор, в котором колдовская формула была построена как призвание телесного и «сердечного» (душевного) огня: «И так бы горела кипела у рабы Авдотьи об рабе Степане тела бела и ретиво серьца, и ясны очи денна полденна, нощна и полнощна, утренней зари и вечерной» и т. д. Если сопоставить текст заговора с данными лингвистики, согласно которым древнеримский бог любви Купидон и славянский Купало восходят к одному древнему индоевропейскому корню «куп», обозначающему кипение/жар, то образная система приведенного фрагмента выглядит весьма архаично.

Книжная культура предлагала свой вариант олицетворенного соблазна, извне действующего на сознание человека. Подробный «портрет» его содержится в «Житии Андрея Юродивого», произведении, которое было переведено на русский язык с греческого не позднее начала XII в. Об огромной популярности «Жития» свидетельствует большое количество древнерусских списков. Таким образом, начитанный человек мог увидеть «блудного демона» глазами Андрея. Демон этот явился юродивому посреди блудниц, безуспешно пытавшихся его соблазнить. Был он видом похож на эфиопа – черен и губаст. На голове у него вместо волос был конский навоз, смешанный с пеплом. Глаза у него были как лисьи, ветхое тряпье покрывало его плечи. «Смрад же исхожаше из него изъгнила гноя». Демон этот, видя, что святой гнушается блуда, произносит речь следующего содержания: «Мене, рече, человеци имеют, якоже сладок медъ на сердци своемь, а сей, иже ся ругаеть ходя всему миру, брезгая мною, плюеть на мя!» Таким образом, в контексте христианского мировоззрения половое влечение выступает уже не в виде безличной природной силы, необоримой в своем величии, а в виде омерзительного, но при этом несколько комичного беса, смрадная и, в общем то, слабая сущность которого, сокрытая от обыкновенного человека, легко открывается праведнику, для которого противостояние злонамеренному влиянию не составляет особого труда.

Слившись воедино, славянские языческие и византийские христианские представления вошли в русскую культуру. Отношение к половой любви как к посторонней силе, с которой можно бороться как с явлением внешнего порядка, проявляют монахи из разобранных выше рассказов «Киево Печерского патерика». Оно проявляется в самом построении фраз: «томим на блудъ», «страсне брався с помыслы телесными», «некий бо брат боримъ бывъ на блуд». В качестве руководителя этой силы выступает дьявол: «…некто от братии… томим бе от действия дьяволя на вожделение плотское». А в качестве орудия в руках Сатаны выступает женщина.

Часто из этой широко распространенной в европейском Средневековье схемы выпадает дьявол, и вместилищем таинственной, а иногда и враждебной силы полового влечения выступает женщина сама по себе. Так, например, причину того, что Владимир «бе несыт блуда», летописец склонен искать не в нем самом и не в «человеческой природе», как объяснил бы любвеобильность князя современный человек, а в «злых женах», филиппиками в адрес которых он разражается после подсчета княжеских жен и наложниц. «Бе же Владимир побеженъ похотью женьскою», – сказано в летописи. «Побежден» – говорится как о какой нибудь внешней силе. Показательна сама форма, в которой ПВЛ провозглашает греховность «блуда», незаконных с православной точки зрения половых связей: «Зло… есть женьская прелесть». Основания для такого взгляда находились в Библии – именно Ева «сагитировала» Адама на грехопадение. Поэтому и в дальнейшем женщина гораздо быстрее находила общий язык с дьяволом, используя эту связь для занятий волхованием. Мысль эта подчеркивается в ПВЛ: «Паче же женами бесовския волъшвенья бывають, искони бо бесъ жену прельсти, си же мужа. Тако в си роди много волхвують жены чародеиством и отравою и инеми бесовскыми козньми».

Негативный образ женщины обольстительницы стал достаточно популярен в древнерусской литературе. Он вошел в качестве одной из составляющих в сложный портрет «злой жены» в «Слове» Даниила Заточника: «По сему, братиа, рассмотрите злу жену: и (она) рече мужу своему: «Господине мой и свете очию моею! Азъ на тя не могу зрети. Егда глаголеши ко мне, тогда взираю и обумираю, и въздеръжат ми вся уды тела моего, и поничю на землю», – обольстительница так обмирает, аж на землю валится, неслабо!

Причиной популярности образа в данном случае (как и во многих других) стало, по видимому, то, что привнесенная система христианского мировоззрения нашла опору в местном общественном сознании. Христианская идеологема оказалась созвучна языческим представлениям, о которых писал А.П. Щапов: «Первобытные предки наши сначала невольно ужасались, страшились таинственной, магически чарующей красоты девичьей и ее непреодолимой, томительно притягательной половой силы, предполагая в них какую то невидимую силу демоническую, магически обворожительную, волшебно чародейную. И вот из этого то страха или трепетного обаяния и очарования, вероятно, и произошло первобытное преклонение «богине деве» и богине любви и брака – «Ладе».

Страх преклонение с введением православия сменился страхом неприязнью. Однако представление о связи магической силы сексуальности с женским началом закрепилось как в сфере высокой культуры (идеологии), так и в обыденной картине мира (ментальности). Очевидно, поэтому образ знатной полячки, пытавшейся опутать своей прелестью преподобного Моисея Угрина в «Киево Печерском патерике», и образ былинной колдуньи Маринки так схожи. Вообще в древнерусской литературе практически не встречаются сюжеты, посвященные теме половой любви и страсти. Слово о Моисее Угрине являет собой редкое исключение, выводя перед читателем персонажей, озвучивающих, пусть несколько односторонне, безмолвствующий в культуре Древней Руси комплекс эмоций, связанных с сексуальностью.

Оставляя под натиском Ярослава Киев, Болеслав Польский, уходя домой, прихватил с собой обеих сестер князя и многих бояр. Среди окружения Предславы был преподобный Моисей, которого вели закованным по рукам и ногам, «бе бо крепок телом и красен лицем». Увидев его среди пленных, «жена некаа от великихъ, красна сущи и юна, имуще богатество многое и власть велию», поразилась его красоте. «Уязвися сердци въжделением», и она решила его выкупить. Моисею было обещано, что станет он «великим» во всей Польской земле. «И обладати имаши мною и всею областию моею». Однако, несмотря на привлекательность предлагаемых условий, будущий святой не согласился. «Разумев же блаженный въжделение еа скверное», он ответил ей, опираясь на библейские примеры, что покорение женщине чревато для мужчины погибелью, что он до сего дня не познал женщины и впредь не собирается. Она продолжала уговаривать, говоря: «Азъ тя искуплю, и славна сътворю тя, и господина всему дому моему устрою, и мужа тя имети себе хощу, токмо ты волю мою сътвори: въжделение души моея утеши и подай же ми твоея доброты насладитися. Доволна бо есмь твоея похоти, не могу бо търпети красоты твоея, без ума погубляемы, да и сердечный пламень престанеть, пожигаа мя. Азъ же отраду прииму помыслу моему и почию от страсти, и ты убо насладися моея доброты, и господинъ всему стяжанию моему будеши, и наследник моея власти, и старейшина боляром».

Моисей, однако, оставался непреклонен. Тогда женщина решила выкупить преподобного без его согласия, рассчитывая на то, что, оказавшись в ее власти, он не станет сопротивляться. Заполучив Моисея к себе, она пыталась воздействовать на него и добром, и пытками, но не преуспела. Она пробовала даже насильно класть его с собою в постель, «лобызающе и обоимающе», но он не поддался, лишь заявил: «Всуе труд твой, не мни бо мя яко безумна, или не могуща сего дела сътворити, но страха ради Божия тебе гнушаюся яко нечистой». С рациональной точки зрения, брак с хозяйкой не сулил Моисею ничего худого – это специально подчеркнуто в тексте «Слова», но для него сохранение «чистоты» было делом принципа. Отчаявшись, в ярости знатная полячка повелела «ему тайные уды урезати и глаголющи: «Не пощажу сего доброты, да не насытятся инии сего красоты».

В конце концов случилось так, что страстную мучительницу Моисея убили, он оправился от ран и вернулся на Русь в Печерский монастырь, «нося на собе мученическыа раны и венец исъповеданиа, яко победитель и храборъ (рыцарь) Христов».

Былинная ведьма Маринка тоже пытается залучить к себе Добрыню различными нечестными (на сей раз колдовскими) способами: вырезает из земли его следы и жжет их в печи на огне, в результате чего богатырь теряет аппетит и сон и сам приходит к Маринке, которая превращает его в гнедого тура. Только хитрость и помощь матушки помогают ему вернуть человеческий облик и наказать колдунью.

И в том и в другом случае влюбленные женщины не вызывают ни малейшего сочувствия со стороны рассказчика – желания их нечисты и действия враждебны. Мужчина если и делает ответные шаги, то неволей. А если он достаточно стоек, как преподобный Моисей, то держится до победного конца, не дает «победить» себя «похотью женскою». Образ Маринки роднит с образом мучительницы Моисея еще и то, что обе они – представительницы некого «чужого» мира. В «Патерике» в роли похотливой фурии выступает полячка, а былинная Маринка часто отождествлялась с мифологической Мореной – воплощением смерти и потустороннего царства. По видимому, в данном случае мы имеем дело с пережитками страха перед женщиной, характерными для многих первобытных обществ, в которых, по словам этнолога и сексолога И.С. Кона, дело обстоит следующим образом: «Поскольку жена происходит из чужого рода или общины, ей приписывается в лучшем случае сомнительная верность, а то и прямая враждебность. Женщины описываются как чуждые, опасные существа, нередко даже как колдуньи. Например, папуасы энга на Новой Гвинее прямо говорят, что они «женятся на своих врагах»; жена из чужого рода всегда остается чужим человеком, носителем угрозы».

Таким образом, отношение к женщине в ее сексуальной ипостаси в древнерусской ментальности характеризуется представлением о ее особой иррациональной, с точки зрения средневекового сознания, притягательности и пугающей власти в половой сфере. Она мыслится вместилищем таинственной, часто враждебной силы полового влечения. На мужчину возлагается обязанность, обусловленная его ведущим положением в обществе, вводить эту слепую силу женского естества в рамки. В противном случае все может сложиться как у летописных гилийцев. Об этом таинственном народе со ссылкой на византийского хрониста Георгия Амартола рассказывается в начальной части ПВЛ: «Жены в них орют зиждют храми и мужьская дела творять, но любы творять елико хощеть, не въдержаеми от мужий своихъ весьма ли зрятъ». То есть, взяв на себя исполнение мужских обязанностей, они лишили мужей права на контроль и в полной мере отдаются велениям своей женской натуры (в понимании летописца): «любы творят елико хощеть».

С описанным комплексом представлений тесно связан двойной стандарт, существовавший в древнерусской половой морали, то есть различные нормы сексуального поведения для мужчин и женщин. Ввиду того, что женщины мыслились более подверженными сластолюбию, нормы их поведения были строже. Устав Ярослава предусматривает в случае измены мужа судебное наказание (какое не сказано, но, принимая во внимание общий дух Устава, можно предполагать, что вряд ли очень суровое), а измена жены, или только подозрение в измене, влекла за собой развод. Статья 5 Устава предписывает: «Аще же девка блядет или дитяти добудет оу отца, оу матери или вдовою, обличивше, пояти ю в дом церковный».

Интересен в связи с этим анализ инвективной лексики, языка ругательств. Несмотря на то что, как явствует из источников, изменять супругу («блясти») могли как мужчины, так и женщины, ругательство «блядь» употреблялось только по отношению к женщинам (ст. 30 УЯ). По сути оно означало «неверная супруга, изменница, похотливая гулящая женщина». Обвинение в перечисленных грехах, очевидно, было необидным для мужчины. Нормы мужского поведения дозволяли большую свободу (см. выше о либеральном отношении архиепископа Нифонта к блуду «холостых отроков») и основывались на представлении о неответственности мужчины за подверженность сексуальному влечению (ведь источник его – женщина, он ни при чем). Более того, овладение женщиной, если оно не принесло неприятностей для овладевающего, – победа над олицетворенными ею враждебными силами. В этом видна двойственность восприятия сексуальности: половое влечение – внешняя сила, исходящая от женщины, отдавшись которой мужчина как бы терпит поражение, он «побежден похотью женскою»; в то же время половой акт, удовлетворение желания – победа, освобождение.

Имплицитная семантика полового акта как победы видна в летописном рассказе о «приключениях» Владимира I. Завоевывая право на киевский престол, князь одновременно «осваивает» сферу брачных контактов Ярополка. Начиная в 980 г. свой поход, он прежде всего сватается к полоцкой княжне Рогнеде, уже сосватанной за старшего брата. Высокомерный отказ княжны не останавливает его. Владимир пришел с военной силой, убил отца невесты, двух братьев, а саму ее «поя жене». А закончив поход, утвердившись на киевском престоле, «Володимеръ залеже жену братьню Грекиню».

Весьма красноречивые подробности этой «женитьбы», отсутствующие в ПВЛ, содержатся в Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку, в записи, помещенной под 1128 г., в связи с сообщением о смерти полоцкого князя Бориса. Жестокая расправа с непокорной княжной в изображении летописи выглядит не просто как изнасилование, а как определенный символический акт, призванный утвердить Владимира в статусе победителя: «…и приступивъше к городу, и взяша городъ, и самого князя Рогволда яша, и жену его и дщери его. И Добрына поноси ему и дщери его, нарек ея робичица. И повеле Володимеру быти с нею пред отцомь ея и матерью , потом отца ея уби, а саму поя жене, и нарекоша имя Горислава».

Владимир не просто взял в жены Рогнеду против ее воли, а устроил под руководством Добрыни целое действо, ритуал, в котором символическая составляющая особенно значима и бросается в глаза: там были и наречение новых «низких» имен (если принять во внимание, насколько серьезно и трепетно относился человек родовой эпохи к имени, можно представить, насколько это было унизительно), и демонстративное овладение дочерью на глазах отца и матери, и, наконец, убийство. И этот пассаж в древнерусской литературе не единственный. Даже описание крещения Руси в летописи построено в виде рассказа о сопряженном с трудностями, но в конце концов удачном сватовстве киевского князя к сестре византийских императоров.

Таким образом, половая мораль снисходительней относилась к добрачным и внебрачным контактам мужчин и весьма строго к внебрачным и особенно добрачным контактам женщин.

О перверсных формах сексуальности у нас информации нет. О существовании гомосексуализма, конечно, знали, т. к. о нем говорится в Библии в связи с историей об истреблении Содома и Гоморры (Быт. 19, 5), население которых намеревалось изнасиловать ангелов, пришедших в дом Лота под видом путников. Знакома с ним была и скандинавская культурная традиция. В языке норвежских саг одно из самых бранных слов, «argr», означало «мужчину, который допустил, чтобы его сексуально использовали как женщину». Однако отсутствие внимания к нему в литературе, посвященной покаянной дисциплине, заставляет думать, что вряд ли гомосексуализм был распространен сколько нибудь широко. Впрочем, может оказаться, что под влиянием скандинавских представлений явление это считалось столь низменным, что даже просто говорить о нем вслух или тем более писать считалось недопустимым. Тем не менее древнерусский материал не дает оснований говорить о распространенности гомосексуализма. Устав Ярослава упоминает о скотоложстве: «Аще кто с животиною блуд створит…», но отсутствие иных упоминаний заставляет думать, что данная норма была механически перенесена в русский законодательный сборник из византийского номоканона.

По мнению Н.М. Гальковского, «противоестественные пороки» начинают развиваться на Руси лишь с XV–XVI в., о чем есть много информации в письменных источниках. Причину распространения содомии Н.М. Гальковский почему то видит во влиянии татар. Непонятно, что заставило ученого сделать такой вывод, тезис этот никак не аргументируется. Вряд ли с ним можно согласиться.

Источник распространения содомского греха был, скорее всего, иным, и указание на него находим мы на страницах этой же работы. По мнению самого же Гальковского, пороку этому были подвержено прежде всего духовенство («Уставы преп. Ефросина и преп. Иосифа Волоцкого запрещают допускать в монастырь подростков мужеского пола»), аристократия и жители крупных городов, «этому ужасному пороку был подвержен даже глава русской церкви, митрополит Зосима… – бояре, воеводы и близкие царскому двору люди», – пишет Н.М. Гальковский. То есть культурная элита, люди, в первую очередь впитывавшие плоды умирающей византийской цивилизации. А о том, что у жителей Восточной Римской (как, впрочем, и Западной) империи однополые сексуальные отношения были широко распространены и даже очень популярны, было хорошо известно уже в древнерусские времена из многочисленных пассажей в учительной литературе греческого происхождения.

Следует также заметить, что распространение данного явления совпало по времени с завершением полной интроекции Русью византийского наследия: окончательной христианизацией, восприятием символики и идейного наследия, временем осознания Русью себя Третьим Римом. Греховный обычай мог быть воспринят на Руси в комплекте с ценными культурными приобретениями как поведенческий стереотип. Распространенность его в наиболее образованных кругах русского общества говорит как раз за это. В целом можно с достаточной степенью уверенности говорить о том, что сексуальная культура Древней Руси, по крайней мере в своей простонародной составляющей, должна быть отнесена к просексуальным. В границах домонгольского периода старания церковных иерархов привести древнюю славянскую половую свободу в тесные рамки православной морали не увенчались успехом. Во всяком случае, до полного претворения в жизнь норм переводных византийских номоканонов было еще далеко. Пережитки догосударственной эпохи еще долго напоминали о себе сохранением обычая многоженства, либеральным отношением общества (в том числе и, по необходимости, духовенства) к добрачным и внебрачным сексуальным контактам.

Кроме того, нельзя не заметить что общий строй половой морали на Руси был «мужским», то есть существовал двойной стандарт, в соответствии с которым мужчине в сексуальной сфере дозволялось гораздо больше, чем женщине, и отклонения от принятых (впрочем, как было уже сказано, довольно либеральных) норм имело для мужчины гораздо менее тяжелые последствия. Идейное оформление причин существования двойного стандарта было предельно простым: считалось, что женщина, вместилище таинственной силы полового влечения, гораздо более подвержена сластолюбию, и в силу этого нормы поведения для нее должны быть строже. Мужчина обязан вводить поведение женщины в рамки.

В реальности, конечно же, все было несколько сложнее. Действовал целый комплекс причин: во первых, даже с элементарно физиологической точки зрения несоблюдение моральных норм для женщины в условиях отсутствия даже самых простых средств контрацепции может иметь гораздо более серьезные, «зримые» последствия. Во вторых, следует обратить внимание на то, что в раннесредневековом мире наиболее распространенным средством решения всяческих проблем была физическая сила, а наиболее востребованными качествами (не только в межчеловеческих отношениях, но и в других сферах, таких как охота, путешествия, освоение новых территорий и даже просто земледелие) – агрессивность, напористость, мускульная сила. Это создало условия для иерархизации, при которой мужчина, обладатель всех вышеназванных качеств, получал главенствующее положение в обществе, а женщина, дополняя мужчину, вынуждена была все же подчиняться, т. к. в силу опять таки естественных причин она в подавляющем большинстве уступает мужчине по своим физическим кондициям. В этой подчиненности, однако, не было ничего унизительного. Как было показано Н.Л. Пушкаревой, женщина в обществе Древней Руси занимала достаточно высокое положение. Ее правовой и имущественный статус не был принижен, а по ряду пунктов оказывался равным с мужским. Это была лишь форма иерархической организации общества.

Статьи, относящиеся к этой же теме:

История культуры любовного чувства. Е.Пушкарев

Путеводитель по сайту и основным вехам в познании любви. Е.Пушкарев

Суть любви. Е. Пушкарев.

Что такое любовь. Е. Пушкарев

Мужчина и женщина: совместимость, любовь. Е. Пушкарев

Мужчина и женщина: отношения. Е. Пушкарев

Мужчина и женщина: лидерство в любви и браке. Е Пушкарев

Психология любви. Е.Пушкарев

Тест на любовь: «шкала любви» З.Рубина.

Эрос и культура: Философия любви и европейское искусство. В.П.Шестаков

Философия любви и философия сексуальности: в истории развития человеческой культуры и современном психоанализе. В.П.Петров.

Святое писание о любви и браке. И. Мейендорф

Зигмунд Фрейд о любви.

В нашей библиотеке «Любовь, семья, секс и около…» есть книги посвященные «любви в истории»:

Диана Аккерман «Любовь в истории»

Жан Жакоб Башофеп «История сексуальных ритуалов»

Юрий Белановский, Александр Боженов «Двое во едину плоть: Любовь, секс и религия»

Иоганн Блох «История проституции»

Вадим Долгов «Потаенная жизнь Древней Руси. Быт, нравы, любовь»

Олег Ивик «История сексуальных запретов и предписаний»

Барбара Картленд «Таинство любви сквозь призму истории»

Василий Колташов «Сексуальная революция»

Жан де Лабрюйер «Характеры, или нравы нынешнего века»

Ганс Лихт «Сексуальная жизнь в Древней Греции»

Бронислав Малиновский «Секс и вытеснение в обществе дикарей»

Анна Сардарян «100 великих историй любви»

Александр Спиркин «Краткая история любви»

Александр Сосновский «Лики любви. Очерки истории половой морали»

Мишель Фуко «История сексуальности: Забота о себе»

«Сильвестр: Домострой»

www.lyubi.ru

Любовь в древней Руси. Великие тайны великих людей

Любовь в древней Руси

Принято считать, что дохристианская Русь – это темная эпоха, в которую жили невежественные племена, единственной заботой которых была постоянная борьба за пищу и территорию. Однако это не так, и последние открытия дают ученым возможность по-новому взглянуть на историю древних славян. На самом деле культура наших предков была пронизана невероятной романтикой и красотой. Тайные ночные обряды, магические ритуалы и заговоры – все это было неотъемлемой частью эротических традиций славян. Они не стыдились своих тел, считая их совершенным творением богов. Обнаженные юноши и девушки устраивали по ночам удивительные по красоте танцы в честь богини весны и плодородия. А после этого познавали друг друга чувственной и нежной любовью.

Александр Белов, исследователь славянской традиции: «Мы оголяем какие-то части тела, и мы не видим в этом позора и стыда, но вот в отношениях, во взаимодействии друг с другом все совершенно по-другому. Я не могу взять девушку за руку, если это не моя девушка и не моя невеста, не моя жена, – не могу. А вот на этих праздниках, на этих игрищах можно было, потому что они совершенно другие, потому что им покровительствовали боги, и они собирали людей для того, чтобы посмотреть эти пары».

С крещением Руси чувственные традиции древних славян были нарочно стерты из всех древних источников. Ведь эротические обычаи наших предков касались не только супружеского ложа. Союз мужчины и женщины был для славян не просто возможностью продолжить свой род. В любовном соитии они искали путь к космическим силам природы, которая была наполнена абсолютной гармонией. Но откуда нашим предкам было доступно высшее наслаждение? Кто даровал им искусство любви? Ответ на этот вопрос кроется в древних сказаниях и летописях. Славяне верили, что боги, подобно людям, создают пары, ревнуют, ссорятся и предаются любовным наслаждениям. И именно от небесных жителей людям достался великий дар любить!

Велеслав, руководитель русско-славянской общины «Родолюбие»: «Раскрывая свою душу через обращение к богам, которые связаны, так или иначе, с определенными качествами нашей души, мы обретаем, выстраиваем или достраиваем внутреннюю целостность. То есть языческое божество – это прежде всего божество, которое проявлено не только во внешней природе, но и в природе нашего сознания, тела и ума».

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

document.wikireading.ru

ЛЮБОВЬ в древней Руси

Состояние любви – это радость, полёт мысли и высота чувств. Сколько страниц поэзии, прозы, драматургии посвящены этому чувству. Она рождает гениев и пробуждает таланты. В состоянии любви человек подобен богу и способен совершать невероятное. Любящее сердце может противостоять целой армии темных сил. Не зря Н.К. Рерих говорил: «Около одного любящего спасутся тысячи». А если бы все люди смогли испытывать это состояние одновременно, силам сатаны нечего было бы делать на Земле! И когда люди смогут достичь высших состояний любви, при которых любящие всей Земли находятся в телепатической связи, Рай снова вернётся на Землю.

Высшая форма любви характерна для тех, кто стремится к богам, поэтому тёмные силы именно её постарались выкорчевать, подменив ложными ценностями: стремлением к деньгам, удовольствиям, к вещам. Если человек стремится к богу, он становится похожим на бога, а если он стремится к вещам, деньгам, он обретает свойства вещей и денег, которые специально служат для того, чтобы ими манипулировали и таким образом, человек сам становится объектом для манипуляций.

Современная форма любви была придумана в средние века провинциальными рыцарями и воспета писателями-романтиками. В своей основе она несет трагедию, поскольку является запретной: «она замужем, а он влюблен в нее». Их отношения, не вписываются ни в какие нормы морали. В действительности это не столько любовь, сколько вожделение и такие отношения в русском языке выражаются словами «желать», «быть желанной», но не любимой. И это состояние далеко отстоит от просветления. Произошла подмена любви – вожделением. За проявление любви стали принимать ревность, ссоры, разлуки – то, что вызывает у человека страдания и он начинает получать удовольствие от этих негативных переживаний. Этот своеобразный мазохизм люди принимают за любовь. Хотя многие уже понимают, что они обмануты, но вынуждены довольствоваться заменителем любви. И даже для людей, способных на высокий порыв и тонкие движения души – все кончается трагедией, потому что они находятся в общем поле обмана. Почти невозможно найти хотя бы одну любящую пару, у которой состояние любви длилось бы до гробовой доски. Насаждаемая сказка о «вечной любви до гроба» (имеющей современную форму) постоянно опровергается теми же писателями, которые её воспевают. Многие люди посвятили свою жизнь её безуспешному поиску. Спросите: хоть кто-то из них нашёл её? И большинство ответит, что нет, потому что это блеф. Другие скажут, что они находили, но она ушла. А третьи, хотя и не нашли, но надеются ещё найти. Наши предки были намного мудрее, и их Любовь резко отличалась оттого, что открыли средневековые рыцари и чему продолжаем поклоняться мы. Эта та Любовь, которая старика превращала в юношу, а юношу в мудреца. Кто её достигает, становится способным совершать то, что могли совершать такие люди, как Сергий Радонежский или Нил Сорский. Вы встречали такую Любовь? Скорее всего, нет. О ней можно прочитать лишь в сказках и легендах, когда люди действительно знали, как достигать этого состояния.

Сейчас некоторые учения пытаются воссоздать древнюю форму любви через молитву, аскезу, специальные психотехники, но утрачено главное – культура поведения, которая приводила к такому состоянию. Современный человек при ослабевании своего чувства начинает предъявлять претензии к объекту своей любви, думая, что состояние влюблённости прошло из-за того, что произошли изменения в любимом человеке. Но в действительности изменился не объект любви, а сам человек, который выбрал неверный ориентир. В древности этого состояния достигали через боготворение, когда мужчина боготворил женщину, а она в свою очередь боготворила его. А это значит совершали все те же действия, которые творили богам: слагали хвалы и славы, творили требы и устраивали праздники – Дни рождения и Именины. Женская половина семьи – боготворила мужскую, мужская – женскую. В результате этого люди становились богами, т.е. обретали вездесущность, могущество и бессмертие. Кто-то может возразить, что сейчас некоторым начальникам поют дифирамбы, но они не стали от  этого даже волшебниками. Действительно, чтобы славы не стали простыми дифирамбами, они должны произноситься в соответствующее рождению время и с соответствующими эмоциями. В противном случае, славы остаются бесполезными или развивают у человека важность и превращают его в обезьяну. Всё должно делаться в соответствии с древней системой боготворения.

Сила любви у наших предков намного превосходила силу любви людей ХХ века. С потерей своей половины наши предки утрачивали смысл своей жизни и часто после этого гибли вслед за своей половиной.

Столь высокая степень любви у древних русичей была связана с состоянием просветления, озарения, высокого полета мыслей и чувств. Именно благодаря просветлению происходило расширение сознания, вспоминание прошлых жизней и выход на новые ступени эволюции.

Любовь – это эмоциональное состояние, заставляет людей совершать невероятное, толкает на подвиг, открытия, преобразования. Именно любовь приводит человека к богу и превращает его в бога. Вот почему было придумано супружество, назначение которого не только родить детей, а, прежде всего, превратить друг друга в богов. И достигалось это даже не столько за счёт пения друг другу дифирамбов, а за счёт божественных отношений друг к другу, которые формировались морально-нравственными канонами православной религии1. Соблюдения моральных канонов: терпимости, уважения, преемственности, открытости, соизмеримости и соответствия – и использование нравственных канонов наращивания личных качеств силы: смелости, скромности, ответственности, безупречности и честности – превращали человека сначала в ангела, а затем в бога (богатыря).

Самый простой способ достижения резонанса и накопления личной силы – это попеременное приготовление пищи супругами. Чем больше любви и желания сделать приятное своему супругу, человек вкладывал при варке пищи, тем больше тонких энергий передавалась другому супругу. Огромная победа «сс» была в том, что им удалось разделить семейную жизнь на чисто женскую и чисто мужскую работу. Но приготовление пищи, изготовление утвари, ткачество, шитьё одежды и обуви – это обоюдная деятельность, которую должен был уметь делать каждый человек, независимо от его пола. Потому что именно эти дела позволяли людям обмениваться энергией и накапливать тонкие энергии до высокого уровня, который превращал их в богов.

Мы знаем, что вибрации, передаваемые другому человеку, никуда не деваются. Если передаются разрушительные вибрации, например ругань, или разрушительная музыка, типа тяжёлого рока, то они постепенно накапливаются в организме и приводят человека к болезням, а затем к смерти. Как определил Пётр Гаряев, в условиях ругани у человека и животных разрушаются молекулы ДНК, что естественно ведёт к старению. Поэтому в отношениях супругов всегда важно качество накапливаемых вибраций, т.е. только положительные эмоции и только положительные слова, которые формируют негэнтропийное (жизнеутверждающее и жизнесозидающее) поле. В результате ежедневных сложений вибраций происходило увеличение амплитуды вибраций (резонанс) и достигался высокий потенциал негэнтропийного поля, при котором осуществлялись метаморфозы с организмом, открывались всевозможные формы видения, сверхспособности и сверхвозможности, что и превращало в итоге человека в бога. Не случайно, как уже говорилось, вечная «молодость» (моля + дасть) нашими предками удерживалась с помощь слов.

Каждый супруг может определить, достиг он состояния гармонии или нет. Если он и она способны видеть мир и события глазами друг друга, то они стали одним человеком, и можно считать, что достигли гармонии и у них есть хорошие шансы сделать друг друга богами.

Для достижения состояния любви были соответствующие действия по вызыванию эмоций в соответствующих чарах. С помощью своей мысли человек может сформировать у тонких тел необходимые качества. Формирование тонких тел интенсивно идёт в момент испытания человеком эмоции. Эмоция – это частота, которая рисует божественные узоры в тонких телах человека, благодаря чему в них формируются божественные качества. Главное для человека была не нирвана и не самадхи, главное для него было достигнуть соответствующей эмоции и за счёт резонанса притянуть к себе божественные силы Земли и Космоса.

Человек должен был очень внимательно следить за своим состоянием, поскольку от эмоционального состояния, в котором он постоянно находится, зависит его дальнейшая эволюция и совершенствование. Нечего думать о своей эволюции в состоянии обрыдлости, раздражённости или скуки.

выдержки из книги

«Как родить Бога» В.А.Шемшук

radugamirov.ru

Значение слова «любовь» у славян, праздник любви у славян, символ любви у славян

Значение слова «любовь» у славян, праздник любви у славян, символ любви у славян

Значение слова «любовь» у славян заключало единение «Я» с окружающим миром. Также есть и другая расшифровка: слог «лю» означает «люди», «бо» - Бог, «въ» - ведать. То есть в совокупности получается, что люди ведают Бога.

Отличие славянского понятия «любовь» от других религий

Если в христианстве безбрачие, уход от плотских удовольствий считались нормальным и даже приветствовались, то в славянском понимании было совершенно иначе. Наши предки, напротив, осуждали подобный аскетизм. Для них основным предназначением человека, а в особенности женщины было оставление потомства. Причем потомство должно быть многочисленным.

В некоторых религиях (например, в исламе) было распространено замужество без согласия сторон. У славян же такого не было никогда. Женились только по любви, по обоюдному желанию.

Любовь у славян и ее роль в судьбе

Также любовь у древних славян никогда не делилась на духовную и телесную (плотскую). Она всегда рассматривала их совокупность. Но, в любом случае, физический контакт не считался грехом.

В знаменитой «Книге Велеса» повествуется о неких людях, которые перестали «плодиться». Из-за этого весь их род сошел на нет. И автор этих слов призывает не быть такими, как эти люди. Считалось, что попасть в рай не может человек, который не оставил после себя детей. Более того, его душа не сможет обрести новую оболочку. Любовь для славян была своеобразным проводником в ворота рая, или Ирия.

Значение слова «любовь» у славян, праздник любви у славян, символ любви у славян

Славяне были уверены, что любовь дается человеку только во благо, а не как испытание. Любовь – это дар, это награда. И не стоит отказываться от нее, отвергать. Но, к сожалению, не всем суждено испытать это прекрасное чувство. Но отверженная любовь намного хуже. У славян она считалась тяжким грехом. Когда человек умирает, его встречает Велес и спрашивает, любил ли он на земле.

Любовь появилась на земле благодаря богу Роду. И весь мир им создан для того, чтобы люди любили и были любимыми. Поэтому на земле и существуют два начала: женское и мужское. Только любовь может давать жизнь, а значит и продолжение рода.

Богиней любви у славян была Лада. Она представлялась в образе красивой, цветущей девушки. Лада была идеалом женщины в их понимании. И символ любви у славян – это крест Лады (Ладинец), а также Звезда Лады. Их могли носить в качестве оберега девушки. Также эти символы часто вышивали на одежде.

Праздник любви у древних славян

Таковым является день летнего солнцестояния, или день Ивана Купала. Его празднуют 24 июня. Если быть точнее, то основные мероприятия проводились ночью. Девушки плели венки и гадали на женихов. Хорошей приметой было в праздник любви у славян заключить союз, то есть жениться.

Любовь у древних славян

Главными стихиями праздника были Огонь и Вода. Причем первый – это олицетворение мужского начала, а вода – женского. При их слиянии появляется новая жизнь. Юноши и девушки в этот день веселились, играли, знакомились, гуляли. Купальская ночь была прекрасной для того, чтобы встретить свою настоящую любовь. Она была самой короткой в году, поэтому действовать нужно было быстро.

Почему выбран был именно этот день в качестве праздника любви? Ответ можно найти в легенде о Купале. Согласно ей, он и его возлюбленная Кострома были братом и сестрой. Им пришлось пережить много трудностей, они решили покончить с собой. Но в мире мертвых их души соединились воедино. Так Купала стал символом чистой и самоотверженной любви.

Девы древней Руси.Дар любви. Битва цивилизаций.

Поделитесь с друзьями

slavculture.ru

Была ли свободная любовь в Древней Руси?

Блудницы и пляски у костра

Хранить девственность до свадьбы было не принято. Один мужчина мог иметь до четырех жен. Если женщине доставалось в супружестве мало ласки, она тут же находила себе утешение на стороне. Девушек нередко называли блудницами - от слова «блудить», что означало «искать», «находится в поисках». Однако никакого отрицательного оттенка это понятие в себе не несло. И девушки, и парни могли иметь любовную связь как с одним, так и с несколькими партнерами. На массовых гуляньях, посвященных богу Яриле, который ассоциировался у славян с плодородием, случались и ритуальные оргии.

Как славяне называли сам процесс и участвующие в нем части тела

Не было никаких табу и в отношении повседневной и любовной лексики. Русичи называли все своими именами, да еще и проявляли при этом большую выдумку. Помимо широко известных матерных слов и их производных славяне употребляли и более иносказательные выражения для названия мужских и женских половых органов и самого соития.

«Заниматься любовью» у славян звучало как «еться», «пежиться», «тетериться». В московских диалектах была версия «тараканиться». Иметь с кем-то половые отношения – «ярить» (от имени Ярило), «дрюкать», «еть».

Мужской половой орган назывался тоже по-разному: «елдак», «елдык», «елда», «конец», «хрен», «уд» (от слова «уд» произошло понятие «удовольствие»). Также в старинных славянских лечебниках (своеобразные методички для практикующих знахарей) мужской половой орган - это «лихарь», «фирс», «мехирь».

Головку полового органа русичи называли «плешью» или «плюшкой», пах – «стегном», мужские яички – «шулятами» или «ядрами». Семенная жидкость в тех же славянских лечебниках именовалась «плотом». Столь же колоритные названия существовали и для женских половых органов. Наружные половые органы женщины называли «луно» (или «луна»). Это слово можно встретить в древних славянских заговорах. Половые губы назывались «затворами», а влагалище – «мясными вратами».

О внутреннем устройстве женщин простые русичи не особо задумывались. Знахари же и повитухи были в курсе, что женщина вынашивает ребенка в некоем особом месте, которое они называли «матица», «золотник», «нутро» или «дна» (матка). Общим для обоих полов было название еще одной части тела, которая привлекала немало внимания, - это «гузно» или «гузнышко» - то же, что и ягодицы. Как видно, помимо обсценной лексики у наших предков был целый пласт более скромных, но не менее колоритных выражений.

Источник

zanimatsyaseksom.mirtesen.ru